Нирай Доун - Шарада

Теперь мое заболевание — это вина. Потому что я не вижу смысла. Потому что мне всегда было наплевать на учебу в колледже. Я знаю, кто я и чего могу достигнуть, и никакой дурацкий диплом не изменит этого. Или ее? Она всегда хотела этого для меня. Ее мать во время беременности употребляла крэк, но, родившись, она все равно выжила. Кочуя из од-ной приемной семьи в другую, она выжила. Она всегда знала, кто была ее мать: бросившая среднюю школу, сбежавшая из дома наркоманка. Моя мама же не употребляла наркотики, но она рано забеременела мною, как и ее мать. Бросила среднюю школу. Ничего не напоми-нает?

Большая часть моих дерьмовых денег поступает от того, что стало причиной всех ее проблем. От наркотиков.

Она пережила все. Не позволив этому сломить себя. Работала, не покладая рук. При-няла моего придурка-отца, когда он вернулся в нашу жизнь, и пыталась быть мне матерью и отцом, когда он ушел.

Все, чего она хотела для меня, — окончание средней школы. Чтобы я пошел в кол-ледж, будто это дерьмо собачье что-то изменит.

— Да в этом нет ничего такого, мам.

Я сжимаю ее руку, поэтому она не видит, что я злюсь, но делаю это осторожно, чтобы не сделать ей больно.

— Нет, есть.

Она заболела, когда я учился в выпускном классе средней школы, и все произошло так быстро. Я пообещал ей, что если она поправится, то я сделаю все, что она захочет. Что я поступлю в колледж. Мы одновременно подали заявления на стипендию и финансовую по-мощь, и ей действительно становилось лучше. Мы думали, что у нее появилось больше шан-сов, но к тому времени я был в растерянности. Ведь я дал ей обещание и знал, что оно зна-чит для нее гораздо больше, чем ее собственная жизнь.

Спустя три года, я все еще в колледже, но на этот раз она действительно умирает. Все, что она хочет знать, закончу ли я учебу — будто листок бумаги сможет окупить все старания.

— Во сколько Мэгги приходит домой? — можно спокойно сменить тему. Мэгги — бывшая мамина сиделка, с которой они стали подругами. Сейчас они — соседки по комнате, а та ухаживает за мамой. Из хосписа приходят, чтобы проведать ее, и то, что Мэгги все вре-мя здесь, очень помогает. Мы изо всех сил стараемся застраховать свои жизни, но когда ты умираешь, все становится другим. Дерьмово, что все к этому и приходит.

— Около часа. Хотя я действительно устала, — зевает она. Такое происходит часто. Она выглядит нормальной, но ее тело едва ли долгое время может оставаться без сна.

— Я уложу тебя в постель.

— Не надо, все хорошо. Я хочу поговорить с тобой.

— Мне не трудно. Тем более, мне на работу пора. Я просто хотел зайти проведать тебя.

На так называемую работу. Фаст-фуд не приносит тех денег и не дает возможности свободного времени, которые нужны мне, чтобы быть рядом с ней. Хоспис может беспоко-иться о том, что она умирает, но это далеко не все, о чем нужно заботиться.

— Ну, если ты уверен, — она снова зевает. Я встаю, чтобы отвезти ее в другую комнату, но она останавливает меня. — Я хочу пройтись. Ты мне поможешь?

Я зажмуриваю глаза, меня пронзает боль. Какого черта это происходит? Ей же всего тридцать восемь лет. Ей не должна требоваться моя помощь, чтобы дойти до спальни.

— Конечно.

Она опирается на меня, когда я помогаю ей подняться с кресла. Ее рука слабо обхва-тывает меня, поэтому я крепко держу ее, чтобы убедиться, что она не упадет. На тридцать секунд ходьбы уходит четыре минуты, но скоро мы добираемся до спальни. Больничной койки в ее комнате. Я помогаю ей сесть, но когда пытаюсь снять с нее халат, она останавли-вает меня.

— Мне нравится его носить. Так я чувствую себя ближе к тебе.

Я прикусываю язык. Черт, это так трудно.

— Так говорят все женщины, — я подмигиваю ей прежде, чем убедиться, что она как следует улеглась. Укрыв ее одеялом, я еще раз целую ее в лоб.

— Я позвоню тебе попозже, хорошо?

Она не отвечает, и я знаю, что это потому, что она обессилена. Мои руки зудят от же-лания ударить что-нибудь. Сделать что-нибудь, что заставило бы боль внутри меня исчез-нуть.

Когда я подхожу к двери спальни, то слышу ее скрипучий голос:

— Кольтон?

Оборачиваясь, я смотрю на нее.

— Ты можешь все в этом мире. Я всегда это знала. Не забывай об этом.

Внутри меня все рушится. Я определенно не тот, за кого она меня принимает, и не уверен, хочу ли им быть. К счастью, мне не нужно отвечать, потому что она тут же засыпает.

В следующем доме, куда я захожу, в воздухе витает совсем другой запах: алкоголя, травки и, Бог знает, чего еще. Музыка грохочет так сильно, что стены вибрируют.

— Как дела, чувак? — Адриан кивает головой в мою сторону. Он стоит, прислонив-шись к стене, с девушкой, которая целует его в шею.

— Развлекаешься? — я улыбаюсь ему, зная, что он не собирается особо долго нахо-диться в гостиной c этой цыпочкой. Они скоро найдут комнату, чулан, машину или что-нибудь еще. Я, конечно, его не виню.

— Ты же знаешь, — отвечает Адриан, и я прохожу дальше.

Выйдя из дома, все, чего мне хотелось, так это остаться одному, но, оказавшись в на-шем переполненном маленьком дурацком домике, понял, что это именно то, что мне нуж-но. Отвлечение. Вероятно, того же рода, что использует Адриан.

Я прямиком направляюсь к своему тайнику, устроенному в моем шкафу, достаю бу-тылку текилы и забираю ее с собой. Как только я возвращаюсь в комнату, на диване появля-ется свободное место, которое я тут же занимаю, приложив бутылку к губам и в то же время отпивая из нее.

Меньше, чем через две минуты я чувствую, как кто-то садится рядом со мной.

— Привет, Кольт.

Все еще откинувшись на спинку дивана, я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Деену. Я знал, что это она. Ее черные волосы откинуты назад. На ней все виды макияжа, но мне наплевать на все это. Она именно то, чего я хочу прямо сейчас.

— А ты че тут делаешь? — спрашиваю я.

— Ищу тебя.

Она закусывает нижнюю губу, и я знаю, что это игра. Я тоже не против. А другим об-разом я ее не заполучу.

— Тогда почему ты все еще там?

Я не двигаюсь. И не должен.

Деену не нужно просить дважды. Она забирается ко мне на колени и накрывает мои губы своими. К черту текилу. К черту все. Я хватаю ее, отвечая на поцелуй, и борюсь с тем, чтобы обо всем забыть.

Ничего не выходит, но я умудряюсь притвориться.

Не могу поверить, насколько это противно — идти по кампусу в одиночестве. Чувст-вую себя неудачницей, будто это всем известно, хотя, возможно, и нет. Пока что. Колледж не очень большой, поэтому скоро эта новость обязательно разлетится.

У меня жужжит телефон. Увидев, что это Грегори уже в десятимиллионный раз зво-нит, я нажимаю «отбой». Он действительно думает, что я буду с ним разговаривать? Что спустя день я готова услышать очередные его извинения? Очевидно, он совсем меня не зна-ет. Но давала ли я когда-нибудь ему возможность действительно узнать меня?

Внезапно у меня возникает непреодолимое желание кофеина. Ничто не упрощает жизнь больше, чем холодный обезжиренный карамельный макиато. Я достаю телефон, что-бы позвонить кому-нибудь, и понимаю, что мне не с кем выпить кофе. Не с кем. У меня да-же не было возможности узнать многих девчонок здесь. Со всеми, кого я знаю, познакомил меня Грегори: девочки из женской общины его сестры и девушки членов его братства. Не могу поверить, что я была настолько глупа, чтобы позволить произойти этому со мной.

Мое сердце начинает биться сильнее. Я дышу глубоко, стараясь успокоить его.

Добраться до кофейни и очереди не занимает много времени. Я сижу в углу, пытаясь разобраться с бардаком в своей жизни. У меня в голове крутятся слова Грегори: «Ни один парень не пойдет за тобой. Потому что они знают, что ты — моя».

Терпеть не могу признавать, что он прав. Нужно, чтобы он ошибся.

И как, черт возьми, я сделаю это одна? Фу! Я не хочу свиданий. От одной мысли об улыбках, периоде узнавания друг друга меня начинает тошнить. А встречаться здесь, в кол-ледже, будет непросто, учитывая то, что, кажется, все дружат с Грегори или, по крайней ме-ре, знают его.

Грегори.

В это мгновение боль пронзает мое сердце. Я не хочу даже допускать мыслей о нем. Они ненастоящие. Я даже не знаю, любила ли я Грегори. Да, мы говорили это друг другу, но действительно любила ли я его? В принципе, любовь чертовски меня пугает. Я не позволяю себе влюбляться…

— Ты не можешь пойти за мамочкой…

Я зажмуриваю глаза, будто таким образом утихнет мамин голос у меня в голове.

Возможно, я не любила Грегори, но думала, что мы всегда будем вместе. Думала, что мы будем счастливы вместе. Теперь я знаю, что не только у меня есть секреты. По крайней мере, мои не заключаются в том, чтобы встречаться с кем-то еще.

И почему каждая мысль в моей голове должна вести к Грегори? Я — девятнадцати-летняя девушка, которая учится в колледже. Я должна веселиться. Наслаждаться своей не-зависимостью и… одиночеством.

Я выпрямляюсь. Возможно, внутри я чувствую себя дерьмово, но не намерена пока-зывать этого.

Я осматриваюсь. Ни один из парней, входящих в кафе, не подходит Шайен. И вообще, зачем я смотрю на них? Потому что так кажется, будто кто-то положил на меня глаз. Или, может, я просто хочу показать ему, что на меня будут смотреть.

Открывается дверь. Боже мой. Я вжимаюсь в свое кресло. Что ты делаешь, Шайен? Выпрямись, будь гордой. Ты лучше этого.