Нирай Доун - Шарада

Вообще-то знаю.

Я поеду к Шайен. Она нужна мне.

Не проезжаю я и квартала, как в зеркале заднего вида замечаю красно-синие мигаю-щие огни. И могу лишь думать о травке, лежащей у меня в багажнике.

Через несколько часов, когда Кольт уходит, у меня звонит телефон. Я нащупываю его, думая, что это либо он, либо тетя Лили (которая до сих пор названивает мне), но вижу но-мер, который не узнаю. Я почти кладу телефон обратно, но что-то заставляет меня ответить:

— Алло?

— Шайен?

Я тут же узнаю голос. Я выпрыгиваю из кровати.

— Бев. Что случилось? Вы в порядке? Что-то с Кольтом?

Она смеется, и это похоже на более болезненную женскую версию Кольта. Мне стано-вится грустно и радостно одновременно.

— Нет, нет. Ничего не случилось. Если не считать того, что я умираю.

У меня замирает сердце. Слова полностью пропадают. Как на это ответить?

— Хотя и не сегодня. Сегодня я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение.

Мое дыхание снова восстанавливается.

— Конечно. Что угодно.

Внутри меня разрастается счастье. Для меня честь, что она обратилась ко мне, и я да-же не знаю, чего она хочет. Эта женщина встречалась со мной только раз, но когда Кольта, очевидно, нет рядом, она обращается ко мне.

— Я хочу сделать татуировку.

Я запинаюсь. Я совсем этого не ожидала.

— Э-э… правда?

И снова смех, и может это звучит нелепо, но я уже скучаю по Бев. Не могу себя пред-ставить на месте Кольта, знающего, что он потеряет ее. С моей мамой все было по-другому, и все равно я не могу с этим справиться. Мы не были близки, и она забывала обо мне боль-ше, чем думала, но твои родители — это всегда твои родители. У Кольта мама — любящая потрясающая женщина, и он видит, как она умирает.

— Знаю, что это звучит глупо… особенно, учитывая все неприятности, которые я на-влекла на Кольтона. Наша самая большая ссора произошла, когда он в семнадцать лет при-шел домой с первой татуировкой.

Я сажусь на кровать, надеясь, что она расскажет эту историю.

— Он думает, что такой большой и сильный, но знал, что я разозлюсь. Вот для чего он сделал ее на спине. Попытался ее спрятать. Он может думать, что хорош во многих вещах, но что — то спрятать от меня к ним не относится. Я знаю своего сына и в ту минуту, когда он пришел домой, поняла, что он что-то сделал, что мне не понравится.

— И что было дальше? — спросила я.

— Ну, сначала я не знала, что это, но могла сказать, что он нервничает. Он не очень хороший лгун, хоть и думает так. Весь вечер я наблюдала за ним и заметила, что он вздрог-нул, когда откинулся на спинку дивана. Не говори ему, что я тебе рассказала, но и с болью он не очень хорошо справляется.

Я смеюсь, представляя молодого Кольта, пытающегося спрятать татуировку от Бев.

— Как вы узнали?

— Подошла прямо к нему, заставила его встать и поднять футболку, конечно.

От этого я смеюсь еще сильнее. Вскоре Бев присоединяется ко мне, но потом начинает кашлять. Я слышу, что ей не хватает воздуха.

— С вами все в порядке?

Она вздыхает.

— В порядке, насколько я могу быть. Шайен… Я хочу ее сделать. Я чувствую, что мне нужно ее сделать, и не хочу ждать.

Меня поражают две вещи. Во-первых, если она не хочет ждать, то не уверена, что у нее много времени. От этой мысли у меня в груди становится пусто, а глаза начинает щи-пать от слез.

А во-вторых, Кольт не одобряет. Вот почему она обратилась ко мне. Другой причины не может быть.

— Бев…

— Пожалуйста. Ты знаешь, каково это быть взрослой женщиной, которой приходится умолять о помощи в таком вопросе? Я хочу этого. Мне нужна эта татуировка, а Кольт упрям. Я думаю… — ее голос надламывается, и мне кажется, что она может заплакать.

— Думаю, он почему-то считает, что я поправлюсь. Что я больше не буду больна и по-жалею об этом. Я знаю, что не поправлюсь, Шайен, и я хочу это сделать.

Теперь я тоже плачу. Как Кольт справится с этой потерей? У него никого больше не останется.

У него буду я.

Но не знаю, хочет ли он этого.

— Но вы не можете выходить. Я не могу рисковать тем, чтобы вывести вас из дома.

Молчание на другом конце провода говорит о том, что она считает это безнадежным делом.

— Так и Мэгги говорит. Но какая разница? Я все равно умираю.

Эти слова — ответ, который мне нужен. Они подтверждают единственное решение, которое я могу принять прямо сейчас. Знание о том, что ее сиделка не против, помогает.

— Я все устрою, хорошо? Не беспокойтесь. Я сделаю это для вас.

Я вешаю трубку, напуганная до смерти, что из-за помощи Бев я могу потерять Кольта. Это не мое дело. Она не моя мать, но она обратилась ко мне как к другу. Я знаю, каково это нуждаться в ком-то, когда рядом никого нет. Я не позволю Бев почувствовать то же самое.

Привести к Бев тату-мастера будет стоить мне немало денег. Я даже не могу сказать, какого рода она хочет татуировку, но нахожу девушку, которая согласна прийти.

Из-за рака она потеряла бабушку.

— Я тоже потеряла свою маму, — говорю я ей. Это такое безумие. Я впервые говорю такие слова. Вообще говорю их, за исключением того первого раза, когда я рассказала Коль-ту. Они ранят — колют и пронзают все внутри, но не так сильно, как я думала. Медленно все приходит в норму. Ну, не совсем в норму, но какая-то часть меня. Настоящая.

Тэмми грустно улыбается мне, когда собирает свое оборудование для тату.

Она следует за мной к дому Бев. По дороге я пытаюсь дозвониться Кольту. Снова нет ответа. Я уже третий раз пытаюсь. Он разозлится, но мне хочется, по крайней мере, сказать ему, что я собираюсь сделать.

— Большое тебе спасибо, — говорю я Тэмми, когда веду ее к зданию.

— Не за что, — отвечает мне женщина с пирсингом и татуировками.

Я стучу, и дверь открывает Мэгги. Некоторое время она потрясенно смотрит на нас двоих.

— Бев позвонила мне и попросила приехать.

— Кольтон знает? — спрашивает она.

— Нет. Но она этого хочет. Он поймет. — Я вру. Или нет. Не знаю. Я думаю, что он поймет. Это всего лишь татуировка, но если то, что сказала Бев, верно, тогда я понимаю, что это значит для него. Если у нее не будет шанса пожалеть об этом, то это действительно оз-начает, что она умирает.

О, Боже.

Внезапно у меня кружится голова. Грудь сжимается. Правильно ли я поступаю?

Я борюсь с паникой, которая вот-вот меня охватит.

— Можем мы войти?

Мэгги кивает и отходит в сторону. Мы обходим женщину и заходим в коридор.

— Она в спальне.

— Она спит? — спрашиваю я.

— Нет. И теперь я понимаю, почему. — Мэгги улыбается, и я чувствую себя немного лучше.

— Все нормально?

Что, если я чем-то делаю ей больно?

Как будто зная, к чему ведут мои мысли, Мэгги берет меня за руку.

— Ей не будет больно. Многие люди под конец совершают такие поступки. Это способ почтить свою жизнь, и, похоже, так она пытается удержать его с собой.

Его.

Должно быть, это относится к Кольту.

Дурацкие слезы готовы снова навернуться. Не знаю, какого черта я так много плачу.

Сделала бы моя мама себе татуировку ради меня, зная, что умирает?

Это эгоистично думать о таком прямо сейчас?

Мэгги проводит нас в комнату Бев. Та сидит на кровати в шапочке на лысой голове. При виде нее у меня сжимается сердце. Она так больна, что удивительно, как вообще может сидеть.

— Привет. — Я подхожу к ней и обнимаю. Не знаю, правильно ли я поступаю, но ни-чего другого не могу представить. — Это Тэмми. Она введет вам чернила. — Я подмигиваю, стараясь говорить весело.

Похоже, Тэмми нервничает, когда жмет Бев руку.

— Приятно с вами познакомиться. Вы уже знаете, что хотите?

Бев кивает. Слезы снова наворачиваются, когда она говорит Тэмми, какую татуировку хочет. Тату-мастер улыбается и начинает подготавливать инструменты. Я наблюдаю за тем, как она открывает все новые упаковки — даже новые бумажные полотенца и тряпочки. Она ставит чернила и очиститель, объясняя, что принесла всего несколько цветов.

— Все нормально. — говорит ей Бев. — Мне нужен только черный.

Я держу левую руку Бев, пока Тэмми наносит татуировку на ее правое запястье. Она вообще не вздрагивает, сидит, решительный взгляд прикован к Тэмми, пока та работает. Я не могу перестать смотреть на Бев. Могу поклясться, она была красавицей. Уверена, у нее были такие же светлые волосы, как у Кольта. У него ее улыбка. Ямочки, которые я так люб-лю, хотя у нее, наверно, они глубже. Потому что она такая худенькая или так было всегда, я не знаю.

Я вижу, как она лопается от гордости, пока Тэмми работает. Вижу, как она счастлива. Как горда тем, что делает это ради своего мальчика.

Ради Кольта.

Думаю, она самая невероятная мама во всем мире. Эта женщина прошла через мно-гое, но все равно сидит здесь. А моей мамы, которая не прошла и половины, нет.

Обе ушли или умирают слишком рано, но у одной из них не о чем сожалеть, и вне-запно я злюсь. Злюсь из-за своей матери и чувствую такое уважение к матери Кольта.

Забавно… Я не сержусь на нее. Ради нее. Потому что она упустила момент увидеть ме-ня такой, какой видит Кольта Бев. Потому что ее не стало, когда у нее было еще столько много лет, чтобы что-то изменить. Что, если она изменилась?