Нирай Доун - Шарада

Я не в состоянии оторвать глаз от открывшейся передо мной картины, пытаясь осоз-нать, что мой парень только что мне сказал.

— И почему это нахождение голым в постели с другой девушкой является не тем, чем кажется?

Мой голос звучит абсолютно ровно, хотя в животе все бушует. Он падает к моим но-гам, и я чувствую, что в любую секунду меня вывернет.

Пожалуйста, пусть меня не вырвет перед ним.

Я смотрю на него, лежащего в постели рядом с какой-то рыжей, и все, что может сде-лать Грегори, — это смотреть на меня в ответ. Этому парню я по глупости начала доверять после долгого времени, проведенного вместе, вопреки своим убеждениям. Хотя я всегда знала, что нельзя сильно от кого-то зависеть.

Вот — вот меня накроет паника. Как горящий край бумаги, с которого огонь хочет пе-рекинуться на меня. Сердце колотится быстрее. В груди больно. Перед глазами все плывет.

Нет. У меня сейчас не может быть панической атаки. Вот уже несколько лет у меня ни одной не было, и я не позволю этому ублюдку превзойти меня. Но все же мое тело отка-зывается повиноваться. Мои ладони сжимаются в кулаки и разжимаются. Будто в каждой клеточке моего тела разливается поток энергии, доводя меня до изнеможения.

Со всем тем, что происходит внутри меня, я борюсь, пытаясь подавить.

¬— Шайен, малышка… Прости, — говорит Грегори.

Я качаю головой из стороны в сторону, отступаю назад, еще больше разозленная и ошеломленная, чем была. Он выскакивает из постели. Голый.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю. Последний год был таким трудным… — Он тянет-ся за трусами и натягивает их, не переставая говорить и двигаться в мою сторону. — Когда ты все еще училась в средней школе, а я — здесь. Я так по тебе скучал, но это было в послед-ний раз. Я сказал ей, что это в последний раз. — Он бросает взгляд на рыжую, будто хочет, чтобы она подтвердила этот факт, но та только сердито смотрит на него и начинает натяги-вать одежду. Грегори снова поворачивается ко мне. — Я все испортил, но ты же знаешь, что ты — единственная, кого я люблю.

На меня снова накатывает тошнота. Вранье.

— Ты настолько скучал по мне, что трахал какую-то другую девку?

Рыжая фыркает, но мы оба игнорируем ее.

— Я же парень, Шай… — он качает головой, будто я веду себя неразумно, придавая большое значение столь маленькой ошибке.

— Ты — парень? Это самая ужасная отмазка, которую я когда-либо слышала. Все лето дома мы были вместе и здесь в колледже уже две недели, а ты все еще трахаешь ее? Все пре-дельно ясно! И да… Спасибо, что не заставляешь меня спрашивать, сколько все это продол-жается. Более умный мужчина, должно быть, дождался бы, пока я не подумала, что это в первый раз.

Глаза Грегори расширяются, когда он осознает свою ошибку. Никогда не признавайся в большем, чем должен. Со своими родителями-адвокатами ему следовало бы об этом знать. Осел.

У меня жжет глаза, но я ни за что не доставлю ему удовольствие своими слезами. Уже очень давно я перестала доставлять людям удовольствие, показывая, какое влияние они на меня оказывают.

Рыжая встает, бросает на меня взгляд и, проходя мимо Грегори, задевает его плечом.

— Я сваливаю.

— Постой, — говорю я, узнав ее. — Разве не ей ты представлял меня на вечере зна-комств два дня назад?

У рыжей еще хватает наглости покраснеть прежде, чем вылететь из комнаты. Она оп-ределенно не имеет права бросать на меня злобные взгляды, учитывая тот факт, что она знала, что у Грегори есть девушка. Была. Слово оставляет неприятный привкус во рту. Предполагалось, что он надежный. Наши семьи дружат. Он так хорошо ко мне относился, когда мы были вместе. Что во мне не так, что заставляет людей думать, будто они могут об-мануть меня и бросить? Почему меня так легко предать?

Волна головокружения накрывает меня, когда я думаю о своей маме. Я пытаюсь вы-бросить эти мысли из головы. Я так усердно пыталась не быть той девочкой, которую не могла любить собственная мать настолько сильно, чтобы остаться рядом с нею. Моя жизнь должна быть не такой. Больше не такой. За последние десять лет все было идеально. Теперь я — другой человек, и все наладится. Легкая, простая, идеальная жизнь, чтобы компенсиро-вать то, чего у меня не было раньше.

Я — Шайен Маршалл. Капитан танцевальной команды. В средней школе была при-знана самой популярной девушкой. У меня есть друзья. Уйма.

Но это было тогда… в средней школе. А теперь я здесь с Грегори на его территории, где у меня еще нет друзей. Каждого, кого я знаю здесь, я знаю через него. Я закрываю глаза и вытягиваю руку, чтобы опереться о стену, будто на меня обрушилась вся реальность моей новой жизни. Я застряла здесь. Одна.

Нет, нет, нет. Я не могу заплакать. Не могу потерять контроль. Я сдержусь.

Мышцы в моих пальцах напрягаются, пытаясь снова сжаться.

— Шай… ну же, детка. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Мы принадлежим друг другу.

Он делает шаг навстречу мне, и на секунду, всего лишь секунду, я думаю, чтобы про-тянуть ему руку. Это Грегори. Я потеряла с ним девственность. Я планировала выйти за него замуж, потому что мы подходим друг другу. Он не оставил бы меня. Я усердно трудилась над тем, чтобы стать девушкой, от которой не уходят. Я… о Боже. Я верила ему. Как я вооб-ще позволила себе довериться кому-то?

Он трахал других девчонок! Я не могла закрыть на это глаза.

Я еле сдерживаю слезы, готовые вылиться из-под моих век.

— Нет, Грегори. Мы не принадлежим друг другу.

Он стоит между мной и кроватью, его трусы перекошены, а точнее… скажем, спуще-ны?

— Что ты говоришь, Шай? Ты хочешь порвать со мной? — он издает разочарованный смешок. — Дерьмовая идея. Ты даже никого здесь не знаешь, и ни один парень не пойдет за тобой. Потому что они знают, что ты — моя.

От его эго меня тошнит. Я не буду такой девчонкой. Не буду одна, не буду нуждаться в нем, как он считает.

— Я не твоя.

— Шай… — он пытается говорить нежно. — Я лишь говорю, что именно так они всегда видят тебя.

— Не все, — говорю я, стараясь ухмыльнуться. Стараясь показать, что он мне не ну-жен.

Его лицо становится жестче, а глаза сужаются.

— Кто? Кто-то запал на тебя?

На самом деле, я общаюсь только с Грегори и членами его братства. Все это ложь, но злобный взгляд на его лице подливает масла в огонь.

— Не твое дело, — говорю, скрестив руки на груди. — Все, что тебе нужно знать, так это то, что пока мы были вместе, я никогда не изменяла. Но больше мы не вместе.

Пусть он пострадает от этой мысли, как я страдала при виде его и рыжей, обнажен-ных и в постели. Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Шайен! — кричит он мне в след, но я продолжаю идти, хлопнув дверью его кварти-ры.

Я отъезжаю не далеко прежде, чем съехать с дороги. В безопасности своей машины я позволяю себе пять минут расслабиться. Пять минут на громкие рыдания, сотрясающие все мое тело.

Как я позволила ему взять власть над собой? Всю власть? Грегори должен был стать для меня нормальным человеком. Постоянным. Он не должен был оставлять меня. Ну вот, еще больше слез. Моя голова падает вперед на руль. Внутри меня вылезает вся боль, вязкая старая грязь, о которой я не позволяла себе долгое время думать.

— Малышка, мамочка скоро вернется, хорошо? Ты останешься в этой комнате, пока я не вернусь.

Мама целует меня в лоб и выходит из комнаты. Громко. Так громко от музыки и сту-ка, что я зажимаю уши руками. Она сказала, что не оставит меня. Никогда больше не оста-вит одну.

В углу я сворачиваюсь клубочком, колени прижаты к груди, ладони все еще сжимают уши, глаза крепко зажмурены. Она скоро вернется. Она обещала. Дверь распахивается, и я не знаю, как узнала об этом, но все же. Я выдыхаю, зная, что это, должно быть, она. Мои глаза резко распахиваются. Но заходит большой парень с бородой и женщина. Они целуют-ся, и это мерзко. Их руки блуждают повсюду друг на друге. Что они делают?

— Винс. Тут ребенок в углу.

На секунду я задумываюсь, помогут ли они мне, найдут ли мою маму, но потом они оба начинают смеяться. Из глаз у меня по щекам катятся жгучие слезы.

— Убирайся отсюда, ребенок! Тебе не захочется это видеть, — кричит страшный муж-чина. Он прав. Я просто хочу к маме. Я хочу домой.

Я вскакиваю на ноги и выбегаю из комнаты. Повсюду люди. Так много людей, что я с трудом пробираюсь сквозь них. Они толкают меня и наступают на ноги, а музыка звучит так громко, что у меня колотится сердце.

Я продолжаю искать по всему дому. Искать людей. Маму. В доме воняет, но я не знаю, что это за запах. Кто-то проливает на меня напиток, и я плачу сильнее. Этот запах я знаю. Это пиво. Мамин бывший дружок любил его.

Никто не предлагает мне помощь.

Я не могу найти маму.

Она оставила меня одну.

Еще один голос. Другой мужчина…

— Я помогу найти тебе маму…

Выпрямившись, я вздрагиваю и вытираю слезы. Я больше не ребенок. Я не хочу вспоминать те события. Я пытаюсь сосредоточиться на настоящем.

Должно быть, я не впустила Грегори в свое сердце, как все нормальные девушки, но я доверяла ему больше, чем должна была. И в этот момент я клянусь себе, что больше нико-гда не совершу такой ошибки. Люди делают больно, если позволяешь им. Мне больше не будет больно.

Бросив взгляд в зеркало, я вижу, что выгляжу неплохо. В темно-карих глазах лишь легкий розоватый оттенок. Никаких красных прыщей на чистой коже. Открыв сумочку, я достаю подводку для глаз и снова наношу ее. Следом за ней — тушь. Я даже добавляю не-много блеска на губы. Все еще глядя в зеркало, я повторяю: