Как же душно в этой снятой специально для наших встреч квартире! Оттянул ворот свитера. Душит, млять, душит… От своего скотства душит. Без нее душит. Нужно впустить сюда свежего воздуха, может, тогда станет чуть легче дышать, может, тогда удастся вытеснить из своих ноздрей ее запах… запах недостижимо прекрасной женщины. Отговорки. Желание еще раз посмотреть на генеральскую дочку стало непереносимым. Распахнул на всю створку окно, глаза сразу выхватили в повседневной картинке городского двора ее грациозную фигуру в серебристой норковой шубке. Царевна-лебедь, да и только! Что же я делаю?! Ведь она сейчас уйдет, навсегда исчезнет из моей жизни! Подошла к машине, выскочивший Стас услужливо распахнул перед царицей автомобильную дверь. Ирина замерла на минуточку, провела тыльной стороной ладоней по щекам. Какой характерный жест — так обычно делают люди, пытаясь стереть набежавшие слезы. Почему она плачет? Кто посмел довести мою нехорошую до слез?!

— Ир-а-а!!! — вдруг заорал какой-то сумасшедший на весь двор, так что воробьи из висевшей на небольшом деревце кормушки разлетелись в разные стороны. Удивительно, я…

Генеральская дочка оглянулась. Смотрим друг на друга: секунду, вторую, третью. Сердце застучало в груди, голове, ушах, во всем теле, даже пятках, я стал одним огромным неровно бьющимся сердцем. Сорвался с места. Нужно ее остановить, нужно ее вернуть, сказать что-то важное… то, что давно жжет мою грудь, попросить прощения. Развернулся от окна, бегом к двери, перескакивая через две ступени, мигом преодолел лестничный пролет, рывком открыл дверь в подъезд и со всего наскока врезался в мягкую нежную серебристую норковую шубку.

— Ирочка, — блаженно хрипели мои губы, — моя нехорошая, точнее хорошая, прости, не могу тебя отпустить!

Руки на тонкой талии хищно сжались, подтащил ее ближе к себе, вдавил ее такую хрупкую дивно пахнущую в свое тело.

— Валера, — шептала в ответ Ирина, — я не знала, что папа поступит так жестоко… Мне очень жаль, что из-за меня ты испытал весь тот ужас, оторванные руки и ноги…

— Ира, я идиот… Когда тебя увидел, меня просто током прошибло! Не смог удержаться. Все перемешалось внутри — желание, месть, злость, восхищение тобой. Наверное, надо было как-то по-другому. Но по-другому ты могла меня послать, а так у тебя не было выбора… И я, наверное, скотина, ты права на все сто, потому что меня дико заводило тебя ломать… до определенного момента… А потом сам себе противен стал.

Она тихонько всхлипывала в моих объятьях, но, самое главное, не пыталась вырваться, и этот факт чуточку обнадеживал. Неужели генеральская дочка тоже ко мне что-то чувствует?!

— Я не знаю, почему тебя не узнала! Как я могла не узнать?! Просто это было так давно, мне не очень запомнилась внешность, а вот ощущения, ощущения от наших поцелуев в той подсобке до сих пор в памяти. Я пыталась искать повторение, но не случилось… подобного волшебства больше ни с кем не чувствовала. А Сережа так красиво ухаживал, и его одобрил папа…

Снова сжал ее в своих объятьях. Какая она маленькая, хрупкая и женственная… Ирина всхлипывала, точеные плечики вздрагивали, а слезы оставляли трогательные черные полоски на красивом женском лице.

— Это злило, невероятно злило, — признался я. — Мне пришлось пройти через такой ад ради пары поцелуев с генеральской дочкой, а ты даже не узнала случайно приговоренного на смерть лейтенанта. Стас каждый день присылал мне твои фото. Я смотрел, смотрел на тебя… И чем больше смотрел, тем больше хотел. Это стало навязчивой идеей, моей одержимостью. Во мне скопилось так много желания и других чувств, что я просто не мог быть нежным. Прости, Ира, прости! За мое скотство прости!!

Обхватил своими широкими ладонями ее щеки, коснулся губами пухлых губ и стал покрывать красивое плачущее лицо легкими быстрыми поцелуями. Плевать, что мы во дворе ничем не примечательной пятиэтажки, плевать, что всего в нескольких метрах от нас стоит мой племянник Стас, конечно, отводил глаза, но любопытство было сильнее, поэтому он то и дело удивленно поглядывал на лобызания своего типа сурового дядьки.

— А сейчас, Валера, почему ты сейчас был таким холодным?! Почему сказал, что надоела?! — продолжала всхлипывать царевна-лебедь в моих руках.

— Люблю, — захрипел я, — каждую черточку, каждую клеточку, каждую волосинку… Все в тебе люблю! Но разве подобный мне скот достоин такой богини?.. Я решил, что будет правильнее тебя отпустить. А с извинениями у меня туго, слишком гордыни много, перед твоим отцом тогда тоже не извинился.

— Ты не совсем безнадежен, — смеялась сквозь слезы греческая богиня, — сейчас ведь извиняешься.

Снова принялся ее целовать.

— Валера, а я ведь тоже на тебя смотрела… Как девчонка, поглядывала украдкой, никак не могла понять, кого ты мне напоминаешь. Но ты был холодным, как ледяная глыбина, словно тебе даже находиться со мной в одной комнате неприятно, будто я какое-то мерзкое, ужасно противное существо. Жаба.

— Нет же, глупенькая, ты все неправильно поняла! — продолжал хрипеть я, втягивая ноздрями божественный запах любимой женщины, чувствуя, как постоянный болезненный спазм в груди немного отпускает. — Все совсем не так было. Я боялся не удержаться, старался быть подальше от соблазна, постоянно боролся с желанием тобой обладать. Но потом, когда увидел тебя с тем придурком… Ты… такая красивая, такая для меня недоступная, трахаешься с каким-то мускулистым хлыщом, изменяя мужу. Все кровожадное во мне снова взыграло.

— Валера, это было случайно, — стала оправдываться Ирина. — Я так устала от измен мужа… Для Сережи я давно что-то вроде красивой дорогой мебели. А еще, наверное, мне хотелось мести, хотелось снова почувствовать себя желанной…

Накрыл своими губами дрожащие губки моей нехорошей. Удивительно, но Ирина, обхватив мою шею руками, прижавшись плотнее к телу, отвечала на мои торопливые, жадные, совсем не нежные поцелуи. Голова кружилась, между нами опять была магия и стихийное бедствие одновременно. Никогда раньше не думал, что самый счастливый момент моей жизни будет около подъезда обычной неприметной пятиэтажки… Изнутри снова поднималась страсть, черти ведь никуда не делись. Хотелось забросить ее на плечо, как самый лучший приз в моей жизни, отнести в кровать, чтобы там, без всяких тормозов, снова любить эту прекрасную женщину.

— Ира, — оторвался от сладких губ, — пойдем в квартиру, там и поговорим, а то Стас не знает, куда глаза свои девать.

Ирина оглянулась на моего здоровенного плечистого племянника, так мило смутилась, даже щечки покраснели. В своих признаниях мы совсем забыли, что находимся среди двора, где нас кто угодно мог лицезреть.

Потащил ее обратно в подъезд, затем в квартиру, дверь была распахнута. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь! Впрочем, брать тут особо нечего было, я сюда только чтобы потрахаться приезжал.

Когда оказались в квартире, да за закрытыми дверьми… сил больше сдерживаться не было, такое сумасшествие она во мне вызывала. Как и в наш первый раз, посадил ее попой на комод в коридоре. Ирина даже шубку ту же надела, нежно-серебристого цвета, мягкую, безумно приятную на ощупь. Царевна-лебедь, запустив пальцы в мои волосы, сама притянула меня к себе.

— Ира, — шипел я простуженным волком ей на ухо, — прости, не смогу быть нежным. Меня всего трясет, умру, если не возьму тебя прямо сейчас, прямо на этом чертовом комоде!

Вместо ответа царевна лебедь нетерпеливо всосалась в мои губы, словно давая мне полный карт-бланш на страсть. Торопливо принялся расстегивать ее шубку. Ненавижу крючки… но рвать одежду нельзя. Я же не зверь, в самом деле. Зверюка еще тот, но теперь меня полностью укротили, сделав ручным сторожевым песиком, который разорвет любого ради ее ласковой улыбки. Черти пожирали генеральскую дочку губами, сдавливали пальцами точеное тело древнегреческой богини. Горящая ответным нетерпением Ирина пришла мне на помощь, расстегнула пару верхних крючочков, сняла с шеи еще один чудесный шелковый шарфик. Подобный лежит в качестве трофея у меня дома: серый, голубой и бежевый цвета в нем причудливо переплетаются. Стащил серебристую норку с ее плеч и отбросил в сторону. Туника, ремень, легинсы, сапоги… Когда же закончится эта долбаная зима?! Чуть не заревел от досады. Рвать нельзя! Нельзя, я сказал! Самый быстрый способ добраться до женской плоти — крутануть ее в руках, спустить штанишки и взять сзади. Нет, хочу глаза в глаза, хочу брать царевну-лебедь не только своим членом, но и губами, руками, всей кожей…

Резко упал вниз к ее ногам.

— Валера, что ты делаешь? — выдохнула удивленная Ирина.

Взял ее ножку в изящном сапоге на высоком, но довольно устойчивом каблуке в свои лапищи.

— Пытаюсь цивилизованно раздеть тебя. Хотя, видит бог, это совсем не просто.

Из женских губ вырвался низкий грудной наисексуальнейший смешок. Люблю — каждую черточку, каждую клеточку, каждую волосинку!

Спустил змейку, поцеловал ногу через мягкую ткань штанишек. Снял и откинул первый сапог в сторону.

— Валера, а я ведь все знаю…

Невольно замер, даже напрягся. Какое провокационное заявление… И очень интересно, что за ним последует. Не отпущу, не отдам, МОЯ царевна!

Неспешно расстегнул молнию второго сапога.

— Что знаешь, милая?!

На этот раз я обошелся без поцелуев, сразу стащил сапог вниз и отбросил его в сторону.

— Все о тебе. Я наняла частного детектива.

Резко выпрямился, потянул ее на себя, вынуждая подняться с комода, провел руками по женским бедрам, приподнимая края туники и добираясь до верха ее легинсов. Она так мило, чертовски эротично, выдыхала от моих то нежных, то дерзких, провокационно-быстрых движений… Мы близко-близко, но целовать не стал, зашептал в пухлые чуть приоткрытые в ожидании сексуальной атаки, губы.

— И что интересного рассказал тебе детектив?