— Люблю тебя, — зачем-то сказал муж, и, боюсь, Довженко услышал его признания, ведь он совсем рядом, жарко дышит в незанятое телефоном ухо.

— И я тебя, — привычно неискренне ответили мои губы, а мужские пальцы на клиторе сжались, доставляя боль.

Черт! Можно подумать, Валера меня ревнует…

— Спокойной ночи, — повторила спокойно я и отключила звонок.

Тут же меня, опять прогнув в пояснице, толкнули на большущую кровать. Упершись руками, попыталась подняться, но Валера не позволил, коршуном навалился сверху, резко вошел в меня (ему было легко, ведь любовная смазка чуть ли не по бедрам текла) и задвигался сразу на реактивной скорости. Мир снова начал подпрыгивать и двоиться в глазах, а на кремово-золотистом покрывале огромной кровати стали пробиваться ненавистные прекрасные райские цветы.

— Да… О, да! — застонала я не в силах больше сдержать в себе рвущийся на свободу оргазм.

***

После секса, когда я, откатившись, легонько и чуточку лениво поглаживал ее идеальное тело, Ирина попыталась намекнуть, что мне пора убираться восвояси, типа, я устала и хочу отдохнуть. Пропустил ее слова мимо ушей… Потом потащил мыться в душ, где долго намыливал мочалкой попавшее в мои лапы идеальное тело древнегреческой богини, везде-везде, даже прошелся мочалкой по складочкам между ног. В свои тридцать четыре года Ирина была восхитительно прекрасной: молочно-белая кожа, крепкая, несмотря на рождение ребенка, грудь с задорно торчащими розовыми сосочками, красивая линия между талией и бедрами, длинные ноги и изящные ступни. И мне — циничной скотине — даже захотелось пасть перед ней на колени, молиться и просить прощения за свою грубость. Только вот, как выразилась генеральская дочка, я шакал, мерзавец. Теперь поздно быть хорошим, поэтому на колени я решил поставить ее. Богине, конечно, не понравился такой расклад, личико свое прекрасное брезгливо скривила, будто слова «минет» и «блевотина» синонимы.

— Не сопротивляйся мне, — нагло шептал я, надавливая своими ладонями на женские плечи. — Ты ведь знала, что ехала сюда скрасить мой отпуск. Так чего теперь выкаблучиваешься? Я хочу тебя по-разному.

Серые глаза метали молнии, но моя безмерная наглость, да тяжесть моих ладоней были сильнее ее слабых попыток сопротивления. Генеральская дочка опустилась передо мной на колени, почти по своей воле, ну подумаешь, немного по ушам проехал и на плечики надавил.

Ирина неплохо сосала. Видимо, неоднократно радовала минетами своего мужа, черт бы его побрал, или просто природная способность. Было приятно, только, пожалуй, слишком нежно для того, чтобы кончить. Телу хотелось неистовства, долбиться до упора, на максимальной скорости. Но опускать такой горловой долбежкой царевну-лебедь не позволяли остатки совести, она ведь не одна из шлюх Нинели. Поэтому я снова поднял ее со дна шикарной ванны, поцеловал в сахарные уста, развернул спиной к себе, изогнул и второй раз за сегодня поимел сзади на бешеной скорости, словно хотел добыть огонь от наших трений. Ирина перестала бунтовать, стонала и завывала, как полагается, очень чувственно.

Пришлось заново отмывать ее от моего надругательства. Словно маленькую девочку, вытер, подхватил на руки и понес к себе в постель. Точнее, формально постель была ее, но пусть принцесса-лебедь не надеется — до утра меня отсюда не вытуришь.

— Можно я надену пижаму? — попросила Ирина, когда я, засунув ее под одеяло и притянув к себе, приказал: «Спи».

— Нельзя, — раздраженно рявкнул я.

Нельзя разрушать мои мечты! Я так долго мечтал, что она, вся голенькая и доступная, будет со мной рядом, да всю ночь.

Генеральская дочка замолчала, затихла, но, блин, я всей кожей чувствовал ее недовольство, хотя Ирина ничего не говорила.

— Что, совсем не можешь спать без пижамы? — недовольно заворчал я.

— Не могу, — тихонько призналась царевна, — я тогда замерзаю, даже если температура плюс тридцать градусов. Мне некомфортно, я просыпаюсь с таким чувством, будто потеряла свою любимую игрушку.

Захотелось стать ее игрушкой, и чтобы она меня больше никогда не теряла. Она тебя не вспомнила, когда вы встретились, и до сих пор не поняла, кто ты такой. Но даже эти мысли не испортили моего благодушного настроения. Находиться рядом с Ириной Горяиновой было чертовски приятно. Пусть лучше генеральская дочка побудет моей игрушкой.

— Какие мы нежные! — смеялся я, целуя ее хрупкое плечико. — Беги за пижамой, моя нехорошая!

Я ее вслух так назвал?! Теленок! Ирина никак не отреагировала на проявление ласки с моей стороны. Зачем королевнам холопья нежность? Бежать она тоже не стала, грациозно встала и неторопливо, позволяя оценить красоту своих линий, направилась к шкафу. Пижама была трикотажной, сделана в мужском стиле. Длинную рубашку, застегивающуюся спереди на пуговицы, украшали накладные карманы и отложной воротничок. Штаны широкие полосатые. Все бы ничего, но на кармашках пижамы были запечатлены забавные медвежата. Подобное одеяние совершенно не вязалось с моими представлениями об этой женщине. Ей нужны меха, шелка и кружева. Впрочем, в пижаме Ирина мне тоже нравилась, сейчас она была по-детски милой и по-уютному домашней. Затащил ее в кровать, снова тихонько приказав: «Спи!»

Она недовольно фыркнула, но на этот раз послушалась и, хотя повернулась ко мне спиной, позволила себя обнять за талию и прислонить к своему телу. Снежная королева решила не сопротивляться. Прекрасно, чудесно, я на вершине мира… Привычное удушение, которое я ощущал рядом с ней, уступило место удовлетворенному спокойствию, и я, наконец, заснул.

Глава 10

— Ты совсем не умеешь кататься на лыжах…

— Совсем не умею, — хмуро ответил Довженко и даже как будто засмущался, а, скорее, разозлился на себя за свое смущение. — Ах, простите! Я был скромным военным, а потом ментом, как-то средства мне не позволяли ездить по швейцарским курортам.

— Удивительно, с твоими моральными устоями мог бы озолотиться на взятках.

Полные мужские губы скривила недобрая ухмылка, глаза хищно сощурились.

— Не знал, что ты бываешь язвой.

— А кто совсем недавно утверждал, что все обо мне знает?

Я определенно нарывалась, но Довженко почему-то начал улыбаться.

— Видимо, я немножко зазнался.

— Множечко, — вредничала я.

— Скажем так, я знаю о тебе все, что мне нужно.

Все, чтобы сделать меня шелковой и заставить выполнять его нижепоясные требования. Кукловод несчастный!

— Но если вернуться к теме горных лыж, проблема даже не в деньгах была. Для отдыха за границей служащим системы МВД, а тем более военным, необходимо предоставить кучу справок и с десяток прошений отправить, и не факт, что отпустят, поэтому приходилось любить отечественные курорты.

Значит, я не ошиблась, когда впервые увидела Довженко. У него определенно есть военная выправка.

— Подожди, ты был военным? — уцепилась за эту мысль, чтобы попытаться понять-разгадать неясные мысли, теснившиеся в голове.

— Н-да, — Валера вдруг почему-то переменился в лице. Серые глаза, потемневшие, словно свинцовое небо перед грозой, того и гляди начнут молнии метать.

— И почему потом решил перевестись в структуры МВД? — не унималось во мне любопытство.

— Были причины, — односложно ответил Валера, показывая, что больше не намерен разговаривать на эту тему. На лице застывшая маска, в глазах темная пропасть, которая ужасно страшила и пугала.

И чего его так разобрало от совершенно невинных вопросов? Видимо, этот мужчина прячет в душе что-то действительно страшное. В каком аду он побывал?!

— После этих причин у тебя шрамы по всему телу? — высказала я догадку.

Попала. Словно болезненная судорога прошла по красивому мужскому лицу.

— Замолкни, — сказал Довженко, а голос такой, что по коже побежали холодные мурашки.

Он не хочет впускать меня в свои переживания. Не очень-то и хотелось! Что мне до терзаний шакала? Судя по мрачному лицу и искореженному телу, там сплошная темень… Просто любопытство взыграло.

— Знаешь, а я из семьи военных.

Зачем сказала, непонятно.

— Знаю, — ответил Валера, а мрак его глаз пытливо вперился в мое лицо.

Почему он так смотрит?! Что-то шевельнулось в душе… Или в памяти? Черт возьми, где я его видела?! Судя по открывшейся информации, он вполне может быть одним из подчиненных моего отца?! Генеральскую дочку многие знали.

— Не понимаю, если ты не умеешь кататься на лыжах, зачем потащил меня в «Роза Хутор»? — решила сменить я тему.

— Хочу научиться, что ж непонятного. Да и красиво тут.

С последним утверждением трудно поспорить. Снежные вершины гор переливались на солнце и казались огромными празднично одетыми великанами. На деревьях блестели белые иголки инея, превращающего любой скучный пейзаж в сказочную страну Снежной королевы. А небо синее-синее, яркое-яркое!

— Тогда почему не взял инструктора? Валер, что за упрямство? Он объяснит тебе основы куда лучше, чем я.

— За время службы, да и потом, я устал от инструкторов-мужчин, мне хочется женского общества.

— Тебе мало спальни?

— Мало, — нахально ответил Довженко, с усмешкой рассматривая мое лицо, а в глазах — сталеплавильная жара. — Так что давай, показывай, как там развлекаются богатеи в швейцарских Альпах.

Пришлось показывать, хотя я не бог весть какая лыжница. Это Сереже нравятся горные лыжи, а еще теннис и некоторые другие виды спорта, увлечение которыми подчеркивает его статус богатого и успешного человека. Я же слишком осторожна, точнее, попросту труслива, чтобы любить большие высоты и скорости.

Учиться у Довженко получалось так себе, а может, это я никудышный инструктор. Подозреваю, на малюсенькой горочке, где катается только малышня, неуклюжие дядя и тетя смотрелись довольно комично. Но судя по довольному лицу моего второго любовника, он совсем не ощущал неловкости, более того, ему нравилось наше времяпрепровождение, во всяком случае, темень в глазах Валеры сменилась серыми смешливыми лучиками. И самое странное, если быть предельно честной, мне тоже нравилось… Он, конечно, шакал, но сейчас с ним было как минимум смешно. Ведь несмотря на все его старания и мои бестолковые объяснения справляться с лыжами и палками у Валеры не получалось. Он постоянно падал, а потом смеялся над собой, так что казалось, от его богатырского хохота сойдет снежная лавина.