— Если я сказал, раздевайся, нужно быстро всё с себя скидывать, а не показывать свой норов. Попробуешь укусить — кости переломаю.

Солоноватые капли покатились по щекам… Конечно, Довженко не остановили мои слезы, он попросту не обратил на них внимание. Ну, хоть рвать одежду перестал. Неторопливо, словно наслаждаясь моментом и моей доступностью, избавился от моего бюстгальтера и стащил вниз трусики. Вверх мужские руки поднялись, жадно скользя по моему телу, обхватили груди, зажав соски между большими и указательными пальцами. Очень чувственно… Вовремя прикусила губы, успев сдержать рвущийся из губ всхлип кайфующей жертвы. Я полностью обнаженная перед ним, но совсем не пытаюсь прикрыться. Мне все равно, абсолютно все равно. Пусть смотрит! Раз уж насилия избежать не получится, физически мне никак не справиться с этим боровом, значит, надо минимизировать его последствия, притворяясь безвольной куклой или бесчувственным бревном. Может, у хищника пропадет интерес к полумертвой жертве?

Послышался звук расстегиваемой молнии, ремень упал на пол, звонко бухнувшись о ламинат металлической бляшкой. Как давно не белили потолок в этой квартире… Все-таки вздрогнула, когда мужские руки коснулись моих ног, раздвигая. Невольно глянула на Довженко. Первое, что бросилось в глаза, это шрамы, несколько больших белесых шрамов у него на теле. Когда-то давно ему, видимо, здорово досталось… А тело у Валеры красивое, даже более чем. Широкие плечи, мускулы, мощные руки, плоский живот, ни жиринки. Нет! Потолок… давно не беленный потолок с трещинкой, идущей от трубы отопления.

Хмыкнул. Скотина!

— Ахм! — не смогла сдержать вскрик, когда его голова оказалась между моих ног, когда губы впились в мою… влажную плоть и принялись опытно вылизывать. Язык настойчиво затеребил клитор.

Нет, нет, мне не нравится! Не может это нравиться! И я не должна быть влажной, хотя, судя по плавному скольжению губ Довженко, с меня порядочно натекло смазки. Попыталась сжать ноги. Абсолютно безрезультатно, даже пошевелиться не смогла, зафиксировал намертво своими ручищами. Лишь на миг оторвал голову, опалив серой сталью своих глаз. И снова язык раздвинул пропитанные любовным соком губки, задевая клитор, и стал чертить на нем какие-то замысловатые фигуры. Нет! Потолок! Потолок… какой же тут необыкновенный, черт возьми, пожалуй, даже красивый потолок! Это не трещинка от трубы отопления, а прорывающийся через белое полотнище росток прекрасного цветка… Еще одна судорожная попытка сдвинуть ноги ни к чему не привела. Знающие губы, язык всё так же умело терзали мою плоть. Просто невыносимо… невыносимо… Прекрасно!..

— О-о-о! — эротично завывал кто-то в комнате. Конечно, не я!

Я бесстрастна!!

— О-о-о! — любовалась потолком.

Мужская голова продолжала и продолжала меня мучить, бить наслаждением в самом эпицентре моей женственности. Никогда ничего подобного ни с кем не испытывала! Хотя у меня было всего ничего любовников. Более того, я всегда считала себя равнодушной к оральным ласкам, а Сереже они нравились только в свою сторону. Он постоянно раньше настаивал на минете, а вот ответные движения считал ниже своего достоинства.

О, боже… оказывается, в опытных губах это очень чувственное удовольствие… Губы прикусила так, что даже почувствовала вкус крови. Внизу живота стремительно нарастала волна, теплая горячая волна, которая грозила смыть до основания последние шаткие оковы моего самообладания. Пальцы судорожно сжали похрустывающие бумажки. Деньги. Ха-а-а. Как смешно!

— О-о-о.

Никаких оков, никакого самообладания! Завыла, забилась, задергалась… Оргазм! Черт, я испытала с этим ублюдком оргазм! Да еще какой! Но даже сейчас Валера не отпустил, продолжая бить током поцелуев по моему ставшему сейчас сверхчувствительным телу, продлевая волны наслаждения, делая удовольствие мучительно прекрасным. В его руках я безвольная кукла, получившая свою дозу кайфа.

Обмякла на диване. Довженко стремительно переместился. Большое сильное тело легло на меня сверху, руки раздвинули все еще подрагивающие после оргазма ноги. Отталкивать, корчить из себя недотрогу сил не осталось. Да и он бы не позволил. Мужские глаза близко-близко, серые, с жёлтыми крапинками, обрамленные густыми черными ресницами — красивые. Сейчас они совсем не такие, как в первый наш секс или в начале сегодняшней встречи, вместо равнодушия и злости мне теперь виделось любование или даже больше… Нежность — от насильника и шантажиста?! Забавно. На этот раз Валера входит в меня медленно и осторожно, все так же пристально всматриваясь в мое лицо. Зря. Я кукла, ничего не чувствующая кукла в руках солдафона. Потолок… какой ужасный здесь потолок! Его уже давно следовало бы побелить. Резкий глубокий удар. Придушила в зародыше свой вскрик. А Довженко опять протаранил меня глубоким, чуть ли не до матки достающим толчком. Я долго не смогу быть равнодушной. И, видимо, боясь показать свою шлюшную натуру, зачем-то попыталась оттолкнуть Валеру. Он перехватил мои руки, поднял вверх и, удерживая их над головой, снова двинулся глубоко внутрь лона. Его массивное тело давит, лишая воздуха и сил сопротивляться, а может, все дело в этих бьющих в средоточие моей женственности толчках. Желая вдохнуть хоть маленький глоточек кислорода, запрокинула голову, в шею тут же впились Валерины губы. О, что это за пытка — ритмичные, простреливающие всю тебя удары в глубину и поцелуи в беззащитную шею! Наши пальцы переплелись, до боли друг друга сжимая. Мощное тело без устали вминало, вбивало мои бедра в диванную обивку. На покрытую испариной кожу прилипли купюры. Какая ирония судьбы — меня трахают на моих же деньгах. Только мне не до смеха, совсем не до смеха. Всё тело застыло в ожидании разрядки, дышать я уже давно позабыла как… На белой поверхности потолка стали расцветать райские цветы… Толчки такие интенсивные, что я, кажется, сейчас взлечу к этому потолку!

— У-у-у, у-у-у!!!

Тело прострелила острая вспышка удовольствия, такая яркая, что кажется — меня парализовало, я ослепла, оглохла, стала одновременно невесомой, как перышко, и грузной, как мешок с песком. Довженко подхватил оргазм, сотрясающий моё тело, захрипел в ухо, сдавил мои тонкие пальчики так, что хрустнули кости. Внутрь потекла сперма, опаляя жарким потоком пылающее от оргазма женское естество.

На несколько секунд Валера застыл, а потом откатился в сторону… Дышим тяжело, хрипло. Вместе. А мне вдруг захотелось ласки… Настоящей мужской ласки, чтобы этот большой, опасный, сильный мужчина, обнял, погладил плечи, поцеловал нежно и сказал: «Спасибо, моя хорошая, это было великолепно». Господи, я ненормальная, прирожденная жертва. В моей жизни было так мало мужской нежности, что я готова ее искать в первом встречном.

— Можешь идти, — раздался глухой, равнодушный голос. Довженко лежал на спине с закрытыми глазами и даже не смотрел в мою сторону.

Захотелось смеяться, смеяться над собой и своими непонятно откуда взявшимися желаниями. Дура, захотела нежности от шакала!

Встала с постели, подняла валяющийся около дивана бюстгальтер. Куда же трусики подевались?!

— Надеюсь, ты защищена от нежелательной беременности, — все так же не открывая глаз спросил Довженко.

А во мне вдруг проснулась стерва.

— Сережа хочет второго ребенка, — с какой-то долей непонятного злорадства сказала я и внимательно посмотрела на бесстыдно развалившегося на диване обнаженного мужчину.

Почему даже начальник службы безопасности не заботится о своей половой защищенности?

Мужские веки открылись, опалили меня взглядом серых глаз, в которых плескалось какое-то непонятное чувство… Недовольство? Нет, не пойму.

Неспешно натянула на себя нашедшиеся на полу трусики.

— Не переживай, в тайне от него я принимаю противозачаточные таблетки…

Мужские глаза стали пустыми и холодными, будто я разочаровала его своим ответом.

— Стерва… — безлико прошептал Довженко.

Видимо, он думает обо мне очень плохо… На что безусловно есть весомые причины, в его глазах я изменяю и обманываю мужа. Пусть, мне все равно, лучше казаться стервозиной, чем выдать свою натуру жертвы.

Медленно стала собирать остальную разбросанную по комнате одежду. Оторвала приставшие к коже купюры довольно высокого достоинства и небрежно бросила их на пол, пусть Довженко поползает слизняком, их подбирая. Хорошо на брюках молния цела, а то неизвестно, как бы домой пошла. Блузка не подлежала восстановлению, оставлю шакалу в качестве трофея. Шубка? Кажется, я ее в коридоре оставила. Сумочка. Едва не забыла. А ведь это самое важное!

— Не надевай больше трусиков, когда идешь ко мне, — раздался спокойный голос.

Довженко, все также вытянувшись во весь рост, лежал на спине, совершенно не стыдясь своего обнажения.

— Валера, это была наша последняя встреча, больше платить я не намерена. — Постаралась говорить твердо. — Можешь рассказывать все Сергею. Если я буду постоянно снимать со своего счета такие большие суммы денег, он все равно узнает. Поэтому на всякий случай мой тебе совет — подыскивай себе новое место работы.

— Я позвоню с дальнейшими инструкциями, — совершенно невозмутимо продолжил Валера, снова опалая жидкой сталью своих глаз. Такое ощущение, что он меня совершенно не слышит.

Злость волной прокатилась по телу. Муж не воспринимает мои слова серьезно, и Довженко тоже предпочитает пропускать их мимо ушей. Почему для всех я — не умеющая думать красивая картинка?! Ничего, шакалы, мы ещё посмотрим, кто кого… Сумка с камерой стояла удачно, видео должно получиться отличное. И на нем видно, что я сопротивлялась, а он рвал на мне одежду. Надеюсь, мои оргазменные завывания можно будет истолковать как крики возмущения и боли. А после отчета частного детектива я придумаю, как лучше использовать запись наших любовных развлечений. Любовных? Ха. Если Валера выдаст меня мужу, я покажу ему эту запись… Помирать так с музыкой, потопив не только себя, но и человека, который возомнил себя великим дирижёром человеческих судеб.