Успокоившись и осознав, наконец, что дочка рядом со мной и ей ничего не угрожает, она не убежала из торгового центра, а находилась в нем, могу сконцентрироваться на том, что происходит вокруг. Тут и полиция, и случайные прохожие и та приятная молодая женщина, что нашла мою девочку.
— Спасибо, — благодарю ее на английском. — Спасибо.
Женщина лишь улыбается и пожимает плечами, говорит, что услышала о пропаже, а потом увидела девочку в магазине игрушек. Она стояла рядом с большим слоном и плакала. Я набираю в легкие побольше воздуха и нахожу в себе силы устоять на месте и не упасть от бессилия.
Когда все заканчивается, мы с Ксюшей едем на такси в отель. Тут совсем недалеко, но я все равно прижимаю дочку ближе к себе и ни на мгновение не отпускаю ее руку. Несмотря на то, что не виновата в случившемся, все равно чувствую себя так, будто могла это предотвратить. Настоять на том, что я должна пойти с ними, что мне нужно быть рядом, что одни они не пойдут. Я могла сделать это, но уступила, потому что не хотела спорить, потому что не должна, но чувствую чертову вину за то, что тогда поступила с ним так. Я сделала все, что было в моих силах, лишь бы он жил полноценной жизнью и не сидел в тюрьме из-за меня, но до сих пор вижу боль и ненависть в его взгляде, когда он смотрит на меня.
— Мам, папа не виноват, — аккуратно замечает дочь, когда мы заходим в номер, и я позволяю себе сесть в кресло, вытянув ноги. — Я сама ушла. Он попросил меня быть рядом, но я не послушалась.
Я знаю, что так и было, потому что Ксюша никогда мне не врет, но не могу позволить себе просто так простить Руслана и просто забыть о случившемся. Вряд ли в ближайшее время у него будет возможность остаться с дочкой наедине, хотя какая-то часть меня все равно противиться этому решению. С одной стороны, это неверно, он должен учиться нести ответственность за Ксюшу, но с другой… я не могу рисковать тем единственным, что дорого мне больше жизни.
— Ты меня больше не отпустишь с папой, да?
— Солнышко, ты потерялась, — пытаюсь объяснить ей. — Я переживала, да и папа тоже искал тебя. Он недосмотрел за тобой, понимаешь?
— Его отвлекла Оля, — дочка пожимает плечами. — Он говорил с ней утром и она звонила ему, когда он попросил меня побыть рядом и никуда не уходить. Я не послушалась, поэтому я виновата, но я больше никогда не стану так делать. Обещаю.
— Ты не виновата, солнышко, папе не стоило отпускать тебя.
Знаю, что фактически делаю Руслана виноватым, но не могу позволить своей пятилетней дочери считать себя главной бедой и боготворить отца, которому важна лишь какая-то Оля.
— Он не отпускал меня, он ответил на звонок.
— Папа познакомил тебя с Олей?
— Да! — энергично кивает головой. — Она его подруга и он уверен, что мы подружимся, но она мне не понравилась.
— И почему же?
— Потому что я ей тоже не понравилась, — со вздохом произносит.
Я делаю глубокий вдох и плавно выдыхаю, прошу дочку переодеться и говорю, что ей нужно принять душ, а сама начинаю ходить из стороны в сторону по номеру. Поверить не могу, что оказалась права и Руслан потерял дочь из-за женщины. Я злюсь, думая об этом. Хочу высказаться ему, надавить на это и уколоть, но понимаю, что это неправильно. У него есть личная жизнь, и я понимаю это, но все равно злюсь. За то, что он выбрал приоритет, и им оказалась не Ксюша, за то, что уже познакомил дочь со своей подругой. Интересно, как тогда он планировал жить всем вместе? Или он предложил бы ей тоже переехать к нему? Я — законная мать его ребенка, а она — любимая женщина?
— Мам, я сама приму душ, можно? Ты только воду включи, — отвлекает Ксюша.
— Да, хорошо, — киваю и иду включать небольшой напор.
Закрыв за дочкой душевую кабинку, выхожу в номер и слышу стук в дверь. Иду открывать и замираю на пороге, потому что там стоит Руслан. Все с тем же большим белым медведем в одной руке и коробкой конфет в другой. Я тут же складываю руки на груди и нетерпеливо жду, что он скажет.
— Я виноват, — признает он. — И я обещаю, что такого больше не повторится.
— Конечно, не повторится, ведь ты больше не заберешь дочь гулять без меня.
Я жду от него возмущений, жду, что он скажет про ущемления, напомнит, что может заявить о правах через суд, но Руслан молчит. Смотрит на меня тяжелым взглядом и кивает:
— Я и не планировал.
Когда он вот так виновато смотрит, я просто не могу на него злиться, поэтому все слова вылетают из головы. Я забыла, какие аргументы собиралась привести ему, что хотела сказать, чтобы он понял, потому что он и так осознает случившееся.
— Я могу… зайти? Обещаю, Ксюша останется с тобой, я просто хочу… извиниться.
Конечно, я отхожу в сторону, пропускаю его в номер и прошу подождать, потому что дочка в душе. Иду за ней, помогаю малышке вытереться и одеться и сообщаю, что в комнате ее ждет сюрприз. Взвизгнув, она несется туда и с громким криком “Папа” запрыгивает к нему на руки.
Я так и стою, замерев, около двери ванной. Ксюша, оказывается, успела так сильно привязаться к Руслану, довериться, полюбить. Я сглатываю, понимая, что должна буду смириться с этим, если не хочу потерять дочь и настроить ее против себя. Она слишком сильно мечтала об отце, чтобы теперь остаться без него, потому что мама параноик. В конце концов, такое могло случиться с каждым, со мной, например. Сотни родителей теряют своих детей не потому, что недостаточно хорошо смотрят за ними, а из-за слишком непоседливых малышей.
— Ты на меня не обижаешься? — виновато спрашивает Ксюша.
— За что? — удивляется Руслан.
— За то, что я ушла. Я ведь не послушала тебя и потерялась.
— Малыш, ты не виновата, — Руслан садится в кресло и увлекает дочку за собой, размещая на коленях.
Медведь оказывается на кровати, туда же летят и конфеты. В этой идиллии отец/дочь начинаю чувствовать себя третьей лишней, но уйти не могу, потому что меня парализует от слов Руслана.
— Виноват папа, солнышко, — спокойно и уверенно произносит он. — Я хотел провести день только с тобой, но должен был предложить и маме пойти с нами, тогда она бы присмотрела за тобой, пока я разговаривал по телефону. Ты еще слишком маленькая, чтобы самостоятельно находиться в таком большом центре, к тому же там было много людей. Не удивительно, что ты потерялась.
— Мне не нравится твоя подруга, — упрекает малышка. — Она забирает тебя у меня и у мамы.
Глава 22
Руслан
Необходимость взросления накрывает меня так, что я едва поспеваю. Еще пару дней назад единственной ответственностью, что я на себя взял, была Оля. И хоть ей уже двадцать, оставить ее одну в квартире оказалось достаточно сложно. Для меня она есть и будет шестнадцатилетней девчушкой, что присылала мне смешные смайлики и веселила, хотя самой было не лучше.
Я узнал о ее проблемах в семье полгода назад, когда она заплаканная приехала по указанному адресу. Она была обута в потрепанные кроссовки, выгоревшую от времени куртку и тонкие джинсы в мороз. Она не спешила делиться проблемами и лишь просила несколько дней, чтобы оправиться. Оля обещала найти работу, но я даже слушать об этом не хотел. Ей нужно было учиться и жить, а не работать уборщицей или горничной и все деньги отдавать на съем крошечной комнатушки в какой-то общаге с клопами.
Я буквально уговорил ее остаться и пойти на учебу.
Думал, ее родители как-то опомнятся, позвонят, засуетятся в поисках дочери, но ничего. Ни одного звонка или смс. Как будто и не было у них дочери. Я справлялся своими силами. На тот момент я зарабатывал достаточно, чтобы потянуть обучение Оли. Я покупал ей шмотки, водил по магазинам, когда она утверждала, что ей ничего не нужно. Упрямая и гордая, она не плакала по ночам и умоляла невидимую опасность ее не трогать.
Наверное, поэтому я думал, что уже ответственный взрослый мужик, который уж точно способен справиться с маленькой пятилетней девочкой. Но вот она смотрит на меня пронзительным пристальным взглядом и говорит, что моя подруга Оля отбирает меня у нее. И у мамы, конечно же.
Я как-то забыл, что к этой непослушной, дерзкой и взрослой не по годам малышке прилагается еще и ее мать. И вот что отвечать — не имею ни малейшего понятия, потому что в сложившейся ситуации Ксюша абсолютно права. Не то, чтобы у Оли была возможность забрать меня у дочери, но она звонила, а я не мог не ответить, потому что с ней могло случиться что угодно.
— Оля никогда не отберет меня у тебя, — произношу с улыбкой, потому что уверен в этом на все сто. Я прочно прикипел к девочке и ни за что не променяю ее ни на кого в своей жизни.
Вот она — женщина, способная вить из меня веревки.
— А у мамы?
Позади слышится шум. Активизируется Аня, которая к этому моменту почему-то вела себя, как парализованная и стояла где-то позади. Я уверен, что она всё слышала и только теперь пытается сгладить неловкий момент. Отвечать после того, как она отвлекает Ксюшу и что-то быстро тараторит, конечно же, нет необходимости, но я почему-то не ухожу. Сижу в кресле, широко расставив ноги и наблюдая за тем, как она разговаривает с дочкой, как просит ее посидеть спокойно, чтобы она могла заплести волосы в косу.
Красивый прямой профиль, пухлые очерченные губы, ровный нос и высокие скулы. Аня ни на грамм не поправилась после последней нашей встречи шесть лет назад. Маленькая, хрупкая, почти невесомая. Она искренне улыбается дочке и аккуратно заплетает той волосы, а я просто смотрю за нее и не могу отвести глаз. Обхожу взглядом хрупкие тонкие кисти, худые руки и плечи, а еще торчащие, прямо как прежде, ключицы.
Будто почувствовав мой взгляд, она поднимает голову и поворачивается ко мне. Натыкается на внимание и, заливаясь краской, возвращается к плетению волос, позволяя мне бесстыже ее изучать и дальше. Я чуть подтягиваюсь на кресле и сажусь так, чтобы было удобнее, потому что вдруг понимаю, что испытываю едва ли контролируемое желание, которое трудновато скрывать, учитывая то, во что я одет.
Отличная книга