Ольга Дашкевич - Шаман

Звук, похожий на раскат грома, кажется, доносится снаружи. Гроза?..

Я понимаю голову, но ничего не вижу, кроме слабого круга рассеянного света под самым потолком. Там, наверное, что-то вроде чердака. Но мне от этого ни жарко, ни холодно.

Я снова утыкаюсь головой в колени. Лучше б я умерла прямо сейчас. Лучше б я умерла тогда возле Тошки. Мне не достать амулета. Кузнец его не отдаст. Все пропало, я чувствую, что все пропало.

— Хватит рассиживаться, — Рози смотрит на меня грустно и укоризненно. — Такая большая, а плачешь. Лезь туда.

Она поднимает голову и глазами указывает мне на цепь, на которой висит моя клетка. Конец цепи теряется где-то в расплывчатом круге тусклого света под потолком.

— Я не могу, — говорю я растерянно. — Я и между прутьями не пролезу.

Ребенок деловито засовывает куклу за вырез платья, подходит к стенке клетки и ловко, точно обезьянка, начинает карабкаться вверх по прутьям. Через минуту она высовывает голову между прутьями, подтягивается, упирается и оказывается на крыше моей тюрьмы.

— Лезь, — маленькая ножка топает по крыше, клетка раскачивается. — Если голову просунешь, то и все тело пройдет. Решетка широкая.

— Нет, — я бросаю взгляд вниз и мотаю головой.

— Считаю до пяти, — холодно говорит Рози. — Раз… два…

— Хорошо, хорошо!

Я вскакиваю. Лезть наверх по решетке не так уж и трудно, особенно, если не смотреть вниз. Но, добравшись до верха, я застреваю. Мне нужно высунуть голову и плечи. Голова проходит. Плечи — нет.

— Я не пролезу, — говорю я беспомощно.

— Пролезешь. Сначала одно плечо. Потом подтянись повыше — и другое.

— Я упаду!

— Не упадешь — голова застрянет, — безжалостно заявляет ребенок. — Скорее лезь. У тебя времени почти не осталось.

Я пытаюсь ухватиться высунутой наружу правой рукой за верхние прутья. Нога скользит, я на несколько мгновений повисаю на руке, потом ловлю ногой опору и замираю, как муха в паутине.

Мне ни за что не выбраться из клетки. Даже если я просуну оба плеча, я не смогу протащить в дыру между прутьями бедра. Я же не ребенок. Мне не восемь лет. Не могу я. Не могу…

Рози опускается на колени и хватает меня за руку цепкими пальчиками.

— Закрой глаза! Закрой глаза и смотри!

Я покорно зажмуриваюсь и вижу нашу спальню. Тошка… он лежит на кровати, неподвижный и непохожий на себя: лицо осунулось, глаза запали, губы пересохли. Он дышит еле-еле, грудь поднимается почти незаметно.

— Нравится? — спрашивает Рози. — Открывай глаза и лезь. Не успеешь! Уйдет. Он уже далеко ушел.

Она выдергивает свою ручку из моих сведенных судорогой страха пальцев, и я больше не вижу Тошку. Клетка раскачивается под моей тяжестью, кренится и провисает на один бок. Рози стоит на крыше, держась за цепь.

Я рывком выталкиваю себя из клетки по пояс, переворачиваюсь лицом вверх, хватаюсь за верхние прутья, извиваюсь, как червяк, разворачивая бедра по диагонали квадратного отверстия между решетками…

И у меня получается! Теперь я вишу, точно обезьяна на ветке, снаружи, клетка совсем накренилась, я не понимаю, как Рози удерживается наверху… Я начинаю карабкаться к ней, хотя мне очень страшно отцеплять пальцы от прутьев. Все мышцы моего не слишком тренированного тела звенят от напряжения — мне кажется, я даже слышу этот звон. Или это звенит у меня в ушах. Неважно. Важно, что я добираюсь до Рози и могу встать на четвереньки наверху, выравнивая центр тяжести колеблющейся опоры, а потом схватиться за цепь и подняться на трясущихся ногах.

— Отдохни две минуты и лезь туда, — Рози кивает на потолок. — Сейчас за тобой придут. Надо торопиться.

Я смотрю вверх, закусив губы, и сглатываю бессильные слезы. Мне очень страшно. Я безумно боюсь высоты. У меня руки дрожат от усталости, я упаду… Но Тошка уходит все дальше, а я не могу его отпустить.

Я обхватываю цепь ладонями и ступнями и вспоминаю уроки физкультуры в школе. Несмотря на страх высоты, я хорошо взбиралась по канату. Спускалась, правда, зажмурившись и обдирая руки и ноги. Но тут мне, я надеюсь, спускаться не придется.

— Лезь скорее, они идут! — кричит Рози.

И я лезу.

Я не смотрю ни вверх, ни вниз, только перед собой, но чувствую, что слабый круг света все ближе. Я почти у цели, осталось совсем немного — только вцепиться руками в крюк, удерживающий последнее, широкое и толстое звено, и перебросить ноги туда, в отверстие в потолке… но пальцы у меня ослабли, я не могу обхватить кольцо, оно слишком толстое, пот и слезы смешиваются на моем лице.

— Попроси Боженьку, — шепчет Рози мне в ухо. Как она оказалась рядом?.. — Попроси, Боженька добрый, он поможет.

— Господи, помоги мне!.. — мой голос похож на слабый хрип, кто его услышит в этой оскверненной церкви?

Но Он слышит, наверное, потому что моя рука сама нащупывает выемку и вцепляется намертво, тело взвивается пружиной, мышцы, кажется, трещат, но ноги уже коснулись опоры… Золотая медаль на Олимпийских играх в соревнованиях чокнутых гимнастов мне была бы обеспечена. Я стою на чердаке.

Пыль, голубиный помет, толстые балки. Где-то здесь должна быть лестница, ведущая вниз. Мне надо спешить. Я знаю, где амулет, — когда нас вели, подталкивая в спины, через Паучью комнату, я видела уродливую инсталляцию там, где раньше был алтарь: стена, затянутая искусственной паутиной, несколько черепов со вставленными в глазницы фонарями, еще какие-то глиняные фигурки, и посреди этого безобразия огромный паук, висящий вниз головой. И Тошкин амулет на шнурке, намотанном на мерзкую мохнатую лапу.

Рози исчезла, я совершенно одна.

Я слышу голоса внизу. Ага, Кузнец со своими подручными увидели пустую клетку. Возгласы, эхом отдающиеся под крышей, полны удивления и негодования. Я усмехаюсь искусанными губами. Сейчас они гадают, как мне удалось удрать из запертой клетки, подвешенной под потолком. Если бы сдвинуть вон тот рычаг, можно было бы уронить железную махину им на головы. Но я должна торопиться. Они скоро догадаются, и кто-то из них обязательно бросится на чердак.

На цыпочках я перебегаю подальше от отверстия в потолке, прыгая по толстым балкам. Голубь вспархивает из-под ног. Как громко!.. Они услышат. Где же лестница?.. А, вот он, люк в полу, даже не прикрытый никакой дверцей. Крутые ступеньки ведут вниз. Теперь главное — не ошибиться и не выбежать на галерею. Галерея мне не нужна, мне нужно вниз, а потом в Паучью башню… стоп. Чтобы туда попасть, мне придется пройти через зал с клеткой. Я замираю, слушая неприлично громкий стук собственного сердца. Голосов отсюда не слышно, я не знаю, что делают мои враги. Они все еще в зале? Или ушли?..

Я беспомощно оглядываюсь по сторонам, и вдруг замечаю, что над ступеньками клубится туман. Над головой опять погромыхивает — видимо, гроза нависает над Манхэттеном, пока еще не в силах разразиться во всю свою мощь.

Плотный туман струится, течет — я вижу, куда он течет. На галерею. Дверь, ведущая туда, приоткрыта. Я стою на крохотной лестничной площадке и все еще раздумываю. Мне не пройти через главный зал, меня увидят и схватят. Но галерея… она, кажется, соединяет главное здание с обеими башнями. «Just go», — говорит кто-то у меня в голове.

«Господи, помоги», — шепчу я обреченно и проскальзываю в дверь вслед за клочьями тумана. Он продолжает стелиться впереди, когда я, пригнувшись, пробираюсь вдоль резного деревянного ограждения. Снизу слышны голоса: акустика в бывшей церкви отличная, даже плотные драпировки не смогли ее убить.

— Что за хрень ты мне втираешь, Гриня? — раздраженный голос Кузнеца как будто прямо над ухом, я невольно вздрагиваю и еще ниже сгибаюсь у перил. — То, что тот узкоглазый не прост, я знаю получше твоего, да. Но девчонка — это девчонка. Она ничего не может. Как она смылась из клетки? Улетела, что ли?..

— Может, и улетела, — упрямо бурчит Гриня. — После того, как я промазал по гаденышу, я уже ничему не удивлюсь.

— Да вылезла она, чего вы, — незнакомый голос принадлежит, видимо, кому-то из Грининых бойцов. — Вылезла и ушла через чердак.

— Не езди мне по ушам, — Кузнец явно обозлен и раздосадован. — Она что — цирковая артистка? Резиновая женщина? Через эту решетку даже ребенку не пролезть. Нашли тоже Гудини, мудрецы.

— И все-таки я бы проверил…

— Вот и проверь! — резко бросает Кузнец. — Пошли, Гриня. Там у Ритки новая тема…

Если они пойдут наверх, мы столкнемся нос к носу. Мне надо успеть перейти в башню и спуститься в Паучью комнату. Я торопливо иду вдоль галереи. Вот, кажется, дверь… За моей спиной на центральной лестнице, ведущей в главный зал, уже слышны шаги. Прошмыгнув в дверь, я поспешно и тихо закрываю ее за собой.

— Ну, ты даешь, киска.

Резиновый Шайтан. Он стоит передо мной в полумраке коридора, почти сливаясь с темнотой — только белки глаз, зубы и майка светлеют.

— Как ты умудрилась выбраться? Кузнец от злости слюнями захлебнется.

Он не делает попытки меня схватить, и я произношу сквозь зубы:

— Буду очень рада.

— Я тоже, — неожиданно соглашается Резиновый Шайтан. — Пошли, я тебя выведу. Только больше сюда не суйся.

Я прислушиваюсь к тяжелым шагам на галерее.

— Мне нужно забрать одну вещь.

Резиновый Шайтан качает головой.