— Мне это не нравится, — тихо, но твердо сказал мой осторожный мальчик. — Как-то все это странновато выглядит, ага.

— Нет, вы посмотрите! — Нэнси подняла коробочку с сигарильями повыше, чтобы мы все могли рассмотреть надпись на ней. «Smoking kills», — было написано на золотистом фоне огромными буквами. — Это название у них такое, да? — Нэнси хлопнула ресницами и перевернула коробку. — А тут еще прекраснее, смотрите: «Smoking can cause a slow and painful death». Вот тебе твоя борьба с курением, Иван. Умилительная рекламка. Но пахнут приятно.

Она открыла коробочку и понюхала изящные коричневые сигарильи. Иван тут же выудил одну и щелкнул зажигалкой. Ароматный дым поплыл над столиком, смешиваясь с легким флером женских духов, дорогого одеколона и дразнящим запахом горячих блюд, разносимых официантами.

— Тошка, не тупи, — сказал Иван и выдохнул сизое облачко. — Вечер только начинается!

Глава 3

До конца вечера было еще далеко, когда Нэнси, подавшись вперед над своей тарелкой, сделала мне страшные глаза:

— Верочка! Ты только посмотри, кто пришел!..

Я проследила за ее взглядом и обнаружила в проходе между столиками воплощение наших девичьих мечтаний — давешнего блондина. Правда, теперь он был в смокинге, сидящем на нем идеально, как на манекене, но это был он, вне всякого сомнения. Выгоревшие золотые прядки поблескивали в свете ламп, синие глаза сияли на фоне загара, идеальные зубы сверкали — портрет киногероя в расцвете славы. Этот оживший символ о чем-то болтал с дамой за соседним столиком, пленительно улыбался и притягивал к себе взгляды всех окружающих почище любого магнита. Справедливости ради надо заметить, что наш Иван почти ничем не уступал ему во внешности, тем более, что тип у них был, в принципе, одинаковый — рост, фигура, только у Ивана волосы были чуть темнее и немного другого оттенка.


Тем временем пианист, вернувшийся в зал после небольшого перерыва, сел к роялю и заиграл нечто страстное и томное, как расплавленный тростниковый сахар с корицей и перцем. Блондин изящно склонился, приглашая даму за соседним столиком танцевать. Несколько пар тут же последовало их примеру. А танцпол в «Одиллии» был хорош — в сверкающем дубовом паркете отражались фигуры танцующих и огни хрустальной люстры. Похоже, нравы участников этой вечеринки были достаточно свободными, потому что дамы, не чинясь, сами выбирали себе кавалеров — мы с Нэнси в этом убедились, когда две роскошных девицы в умопомрачительных вечерних туалетах одна за другой продефилировали к нашему столику и увели у нас из-под носа Тошку с Иваном. Нэнси захлебнулась от возмущения, а я отставила тарелку — все равно уже наелась, — и, попивая из своего бокала ледяное белое вино, с ревнивым интересом наблюдала, как мой бессовестный мальчик скользит по натертому паркету. До этого мне ни разу не представилось возможности посмотреть, как он танцует, я не знала даже, умеет ли он танцевать вообще. Оказалось — умеет. Его движения завораживали, он походил одновременно на птицу и змею, ловящую птицу. Впрочем, долго наблюдать мне не пришлось: ровно через две минуты передо мной возник некто вполне симпатичный, гладко выбритый и хорошо пахнущий, и я тоже оказалась посреди танцпола, мгновенно отделенная от Нэнси, которую увел какой-то лощеный пожилой казанова. Машинально двигаясь под музыку, я снова подумала о том, что наша компания явно выглядит неуместной среди этих людей, похоже, хорошо знакомых друг с другом. Но долго задумываться мне не пришлось: вечеринка становилась все более оживленной, танцы продолжались, мой нестриженный, плохо одетый мальчик пользовался бешеным успехом у холеных сучек в бриллиантах — возможно, благодаря своей экзотической внешности. В этом зале он был единственный, в чьем лице откровенно присутствовала Азия с ее миндалевидными глазами и высокими скулами, с ее самурайской невозмутимостью и гладкой медовой кожей. Я не успевала следить за сменой его партнерш, и не могла понять, получает ли он удовольствие от всего этого — дамы не давали ему вернуться к столику, перехватывая друг у друга еще до окончания танца. Да и нас с Нэнси то и дело приглашали какие-то подчернуто вежливые улыбчивые типы, так что посидеть и отдохнуть было совершенно невозможно.

— Вера, — задыхаясь, окликнула меня Нэнси, когда мы случайно оказались рядом, — я больше не могу!.. Пойдем освежимся, они тут все какие-то, блин, заводные! Может, мы попали на вечеринку этих… лауреатов международных конкурсов бального танца?..

Мы дружно извинились перед нашими партнерами и упорхнули в прохладную мраморную пещеру дамской комнаты.

— С ума сойти, — Нэнси уселась на край умывальника и скинула босоножки. — Что это за дела, подруга, как ты думаешь?

— Понятия не имею, — я устало прислонилась к холодной стене, борясь с желанием разуться и постоять босиком на мраморной плитке. Ноги у меня гудели. Нэнси открыла кран, смочила вспотевший лоб, похлопала влажной ладонью по шее, задрала топик и освежила свою восхитительную грудь и не менее достойный животик.

— Если я еще полчаса потанцую, я упаду, — призналась она.

— Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? — я через силу оторвалась от стены и тоже склонилась над умывальником. — Мне и получаса не протянуть. Как парни выдерживают такой темп, не понимаю…

— Ну, Иван хитрый, он просто топчется и потихоньку тискает этих дур, — Нэнси придирчиво изучала в зеркале свои губы. — Танцевать-то практически не умеет, хотя музыку чувствует. Я за ним понаблюдала — он даже не вспотел. А вот Тошечка твой отрывается на полную катушку. Я даже не знала, что он такой… — Нэнси задумалась, подбирая слово, чтобы ненароком не признать за Тошкой хоть какое-то достоинство.

— Классный танцор, — подсказала я и горделиво улыбнулась. — Вообще-то, я тоже не знала. Но мне приятно.

— Приятно? Я бы его убила на твоем месте.

Нэнси поправила мизинцем идеальные брови.

— Ну, ты же Ивана не убиваешь, правда? За то, что он, как ты изящно выразилась, потихоньку тискает этих дур.

Нэнси фыркнула.

— Иван развлекается, его все это забавляет. А Тошка танцует страстно… ты присмотрись! Такое впечатление, что он или успел выкурить косячок, или его действительно так сильно заводит женское общество.

Я призадумалась. Заводит ли Тошку женское общество, я не знала. Выкурить косячок он бы не успел, да и не было у него никаких косячков… Но тут мне в голову пришла еще одна мысль, и я немедленно ее озвучила:

— Слушай-ка… А с какой это стати мы-то с тобой ни разу не отказались от приглашения, а?.. Я устала, ты устала… устала ведь? А каждый раз улыбаемся и, как миленькие, идем плясать. Это что — гипноз какой-то?

Нэнси уставилась на меня.

— А и правда, мать, — протянула она и сдвинула брови. — Что нам мешает отказаться? Типа, сенкью, айм ту тайред?.. А? Вер?

Я пожала плечами. Меня хлебом не корми — дай порассуждать о психологии, я вечно читаю всякую околопсихологическую чушь для продвинутых домохозяек, поэтому ответ у меня уже был:

— Наверное, мы чувствуем себя среди этих людей какими-то парвенюшками с улицы, и поэтому подсознательно считаем, что должны исполнять их невинные прихоти?

Нэнси тряхнула головой.

— Ну уж нет! Пусть они задавятся со своими брюликами и исподним за двадцать тысяч! Лично я теперь исподнего не ношу вообще, — в доказательство своих слов она высоко задрала юбку, демонстрируя безупречно выбритый гладкий лобок с несколькими кокетливо-невинными черными завитками в самом низу, — и не считаю себя хуже них на том основании, что…

— Браво, — ленивый голос от входа в дамскую комнату заставил меня вздрогнуть, а Нэнси — резко обернуться.

Давешний блондин стоял в дверях и совершенно бесстыдно улыбался ослепительной улыбкой кинозвезды. В пальцах у него дымилась длинная сигара, каким-то непостижимым образом добавлявшая ему сексуальности и шарма. Возможно, он ожидал смущения, растерянности, гнева, однако не на ту напал. Смутить Нэнси было решительно невозможно.

— Ты извращенец? — спросила она, и не подумав опустить подол. — Какого черта ты вперся в женский даббл?

— Случайно, — блондин пожал плечами. — Простите, леди. Задумался. Но, пользуясь случаем, хочу пригласить вас на танец. Надеюсь, вы мне не откажете на том основании, что на мне трусы от Келвина Кляйна? Это вполне демократичная фирма.

Нэнси на мгновение задумалась и неохотно одернула юбку.

— Мне плевать, какие на тебе трусы, — сообщила она хмуро. — Важно то, что находится под ними. Ты не гей? Потому что с геями я не танцую принципиально.

— Нет, я не гей, — парень продолжал ослепительно улыбаться, и я должна была признать, что его улыбка может свести с ума кого угодно. — Если ваши спутники не будет возражать, я мог бы даже доказать это… но пока я прошу только потанцевать со мной.

— Ладно, — снизошла Нэнси. — Так и быть. Вера, пойдем.


Мы вернулись в зал, причем блондин пропустил вперед нас обеих и держался на безупречно-вежливой дистанции в один шаг, пока мы шли к нашему столику. Он отодвинул для меня стул, подождал, пока я усядусь, и только после этого предложил Нэнси руку и повел ее на середину зала. Я успела услышать, как Нэнси спросила:

— Скажи хотя бы, как тебя зовут.

Ответа я не расслышала, поискала глазами Тошку — он увлеченно танцевал с изящной дамой неопределенного возраста в умопомрачительном алом платье, — и только взяла свой бокал, как у столика возник Иван. Его глаза блестели, волосы слегка растрепались, по лицу блуждала дурацкая улыбка.

— Классно тут, да? — он рухнул на стул, вытянув длинные ноги, и залпом осушил бокал, стоявший возле его прибора. — Анюта пляшет? — он обвел глазами зал. — А ты чего сидишь? Устала?..