— Прекрати провоцировать парня. И верни ему карты, не то я разукрашу твою физиономию.

— Ты не рискнешь, — заявил Платт. — Не станешь напрашиваться на неприятности накануне выпускных экзаменов. — Он перевел взгляд на Джаррета. — Так вот что я тебе скажу, Мордашка… Если хочешь получить свои карты обратно, сыграй со мной в пикет. У тебя ведь есть деньги, чтобы поставить на кон?

— Брат не разрешает ему играть на деньги, — сказал Мастерс.

— Ах, как это мило, не правда ли? — ухмыльнулся Платт. — Мордашка делает лишь то, что говорит ему старший братец.

— Послушай, Платт…

— У меня есть деньги, — вмешался в разговор Джаррет. Он научился играть в карты, когда еще сидел у отца на коленях, и хорошо поднаторел в этом деле. — Я тебя обыграю, — добавил он, выпятив грудь.

Взглянув на него с удивлением, Платт уселся на пол и рассортировал карты, отобрав тридцать две для игры в пикет.

— Ты уверен, что тебе следует играть? — спросил Мастерс у мальчика, когда тот уселся на пол напротив своего заклятого врага.

— Абсолютно уверен, — ответил Джаррет.

Час спустя он отыграл свою колоду. Два часа спустя выиграл у Платта пятнадцать шиллингов. А к утру, к огромному разочарованию дружков Платта, он выиграл у него пять фунтов.

После этого уже никто не называл его Мордашкой.


Глава 1


Лондон

Март 1825 года


За девятнадцать лет, прошедших с той судьбоносной ночи, Джаррет стал на целый фут выше, научился драться — и продолжал играть на деньги. Теперь он этим жил.

Правда, сегодня карты должны были его просто развлечь. Сидя за столом в кабинете лондонского дома бабули, он разложил очередные семь рядов.

— Как можно играть в карты в такое время? — сказала его сестра Селия, сидевшая на диване.

— Я не играю, а раскладываю пасьянс, — ответил Джаррет.

— Дорогая, ты же знаешь нашего Джаррета, — вмещался их брат Гейб. — Ему нет покоя без карточной колоды в руках.

— Лучше сказать, ему нет покоя, если он не выигрывает, — заметила Минерва, другая сестра.

— Значит, в данный момент ему точно нет покоя, — подытожил Гейб. — В последнее время он постоянно проигрывает.

Джаррет невольно поморщился. В последнее время он действительно проигрывал, и это стало серьезной проблемой, ибо только выигрыши позволяли ему жить на широкую ногу. Гейб же явно насмехался над ним, напоминая об этом.

— Нельзя все время выигрывать, если не жульничаешь, — заметила Минерва.

— Я никогда не жульничаю! — решительно заявил Джаррет, и это была чистейшая правда — просто он обладал почти сверхъестественной способностью отслеживать путь каждой карты.

— Не жульничаешь? — переспросил Гейб с язвительной усмешкой. — Наверное, этого не происходит только в тех случаях, когда ты проигрываешь.

— Хватит препираться! — воскликнула Селия, и ее карие глаза наполнились слезами. Она бросила взгляд на дверь и тихо добавила: — Как вы можете ссориться, когда бабуля, возможно, умирает?

— Бабуля вовсе не умирает, — возразила Минерва, известная своей практичностью. Она была на четыре года младше Джаррета и не обладала склонностью к драматизму — разве что в готических романах, которые писала. К тому же Минерва, знавшая бабушку гораздо лучше, чем их младшая сестра Селия, была абсолютно уверена: бабуля просто не могла умереть, а ее «болезнь» являлась очередной уловкой, к которой она прибегла, чтобы заставить их ходить по струнке.

Бабуля уже объявила им ультиматум: все они должны были вступить в брак, — мол, иначе лишит наследства. Конечно, Джаррет мог бы наплевать на эту ее угрозу, но он не имел права лишать своих братьев и сестер средств к существованию.

Оливер сначала пытался спорить с бабушкой, а потом вдруг удивил всех, позволив одной американке сковать его по рукам и ногам. Но бабулю это не удовлетворило, она желала урвать по куску мяса от каждого, и до истечения срока ее ультиматума оставалось менее десяти месяцев.

Именно попытки бабушки женить его на первой же женщине, не испугавшейся репутаций семейства Шарп, и стали для Джаррета в последнее время помехой в карточной игре. Он безрассудно стремился выиграть предельно крупную сумму — чтобы обеспечить своим братьям и сестрам безбедное существование и чтобы они могли послать бабулю ко всем чертям вместе с ее проклятым наследством.

Но безрассудство за карточным столом вело к катастрофе. Для успеха ему требовалась холодная голова, а безрассудство неизменно толкало на необдуманный риск, и в результате он раз за разом проигрывал, причем в последнее время такое случалось все чаще.

Но на что же рассчитывала бабуля, заставляя их вступить в брак? Ведь этим своим требованием она могла лишь породить такие же несчастные семьи, какой была семья их родителей…

Однако Оливер не был несчастным.

Что ж, Оливеру действительно повезло. Он нашел женщину, прекрасно мирившуюся с его сумасбродством и дурной репутацией. Но шансы на то, что подобное могло случиться и с другими членами их семейства, были очень малы, скорее даже ничтожны. Ее величество Фортуна в жизни была не менее капризна, чем в картах.

Джаррет нахмурился и, поднявшись из-за стола, начал прохаживаться по комнате. В отличие от кабинета в Холстед-Холле бабушкин кабинет был довольно просторным и светлым, к тому же он был обставлен по последней моде, а на столе розового дерева красовалась модель пивоварни Пламтри.

О, черт бы побрал эту проклятую пивоварню! Бабуля управляла ею так долго, что теперь считала возможным распоряжаться и их жизнями. Она всегда и во всем держала бразды правления в собственных руках. Но достаточно было лишь взглянуть на солидную кипу бумаг, громоздившуюся у нее на столе, и сразу становилось ясно: теперь, в семьдесят один год, управление пивоварней сделалось для нее тяжкой обузой. Но все же упрямая женщина отказывалась нанимать управляющего, как бы Оливер ни настаивал.

— Джаррет, ты написал письмо Оливеру? — поинтересовалась Минерва.

— Да, написал, пока ты ходила в аптеку. Слуга уже отнес его на почту.

Хотя Оливер с молодой женой уже отбыл в Америку, где ему предстояло познакомиться с ее родственниками, Джаррет и Минерва хотели, чтобы он знал о болезни бабули, на случай если недуг, все же окажется серьезным.

— Надеюсь, они с Марией хорошо проводят время в Массачусетсе, — сказала Минерва. — В тот день, в библиотеке, мне показалось, что он очень подавлен.

— Ты бы чувствовала себя так же, если бы считала, что стала причиной смерти своих родителей, — заметил Гейб.

Оливер тогда удивил их, признавшись, что в день трагедии они с матушкой повздорили, в результате чего она в ярости отправилась на розыски отца.

— Думаешь, Оливер прав? — спросила Селия. — Думаешь, он и впрямь виноват в том, что мама выстрелила в отца?

Селии было всего четыре года, когда все это случилось, и она почти ничего не помнила о том времени. В отличие от Джаррета.

— Нет, я так не думаю. — Он покачал головой.

— Почему же не думаешь? — спросила Минерва. — Может, ты запомнил… что-то особенное?

Джаррет медлил с ответом. И действительно, что он мог им сказать? Конечно, он кое-что помнил, однако…

Нет, он не должен был высказывать беспочвенные обвинения, кого бы они ни касались.

— Так что же ты молчишь? — допытывалась Минерва.

— Например, я очень хорошо помню, как отец на пикнике пробормотал: «Черт побери, куда она направляется?» Взглянув на поле, я увидел мать верхом на лошади, и она скакала в сторону охотничьего домика. С тех пор это воспоминание не давало мне покоя.

— Но если бы мать отправилась на поиски отца, как думал Оливер, то она нашла бы его на пикнике, — заметил Гейб. — Для этого не нужно было никуда ехать.

— Да, конечно, — согласился Джаррет.

— И это значит, что бабулина версия произошедшего верна, — подхватила Минерва. — Мать поскакала в охотничий домик, потому что была расстроена и хотела побыть одна. Там она уснула, а потом… Появление отца ее испугало, она спросонок, не разобравшись, выстрелила в него.

— Когда же она увидела, что застрелила отца… застрелилась и сама, не так ли? — пробормотала Селия. — Но я в это не верю. Подобная версия кажется мне совершенно бессмысленной.

Гейб бросил на нее снисходительный взгляд.

— Ты сомневаешься, что женщина может быть столь безрассудной?

— Во всяком случае, я бы так никогда не поступила, — ответила Селия.

— Потому что ты обожаешь стрельбу и относишься к оружию с уважением, — сказала Минерва. — А мама была совсем другая.

— Да, конечно, — кивнула Селия. — Но тогда выходит, что в тот день она взяла пистолет без всякой задней мысли и впервые в жизни произвела выстрел? Это выглядит совершенно неправдоподобно. И как она его зарядила? — Все с удивлением уставились на младшую сестру, а та продолжала, — Ведь никому из вас это не приходило в голову, верно?

— Ну… Возможно, она знала, как это делается, — предположил Гейб. — Ведь бабуля умеет стрелять… Так что очень может быть, что она и мать этому научила. Просто мама никогда при нас не стреляла…

Селия какое-то время полчала. Потом, нахмурившись, заговорила:

— Но с другой стороны, если бы мать вдруг решила убить отца, то ей могли помочь зарядить пистолет. Например, грум. В этом случае она могла бы спрятаться где-нибудь, а затем последовать за отцом в охотничий домик. В этом была бы хоть какая-то логика.

— Но она ведь не последовала за отцом в охотничий домик, а, напротив, первая отправилась туда. Интересно, что ты упомянула про грумов. Они должны были оседлать ее лошадь и, следовательно, могли знать, куда и когда она направилась. Возможно, она даже сообщила о цели своей поездки. И если бы мы могли поговорить с ними…