Проклятие! Он потянулся за бутылкой с виски и разом проглотил добрую порцию. Стук в висках на этот раз был встречен им почти с благодарностью, ибо эта боль стала постоянным компаньоном его болезненных мыслей.

Что могло подвигнуть женщину лечь в постель со своим насильником? Он видел тревогу и страх в ее глазах. Сыграть так здорово она бы не смогла. Никто не смог бы. Но какие судороги сознания могли заставить ее сдаться на милость… нет… завлечь своего насильника к себе в постель?

Он выпрямился столь стремительно, что мозг, казалось, вот-вот выплеснется из черепа. От невыносимой боли он застонал и выругался. Но озарившая его догадка была сродни и даже сильнее вспышки боли. Быть может, Джапоника Эббот осмелилась дразнить льва в его пещере лишь потому, что хищник не знал своей власти. Каким, должно быть, жалким предстал перед ней этот лев, мнящий себя шакалом! Какую достойную сожаления картину представлял для нее тот, кто некогда внушал почти благоговейный страх! Он слышал от британских офицеров рассказ об иностранном шпионе такой хитрости и ловкости, что кое-кто не верил, что он человек. Они даже не подозревали, что говорят об этой легендарной личности с самим Хинд-Дивом. Даже Винслоу и Хемпхилл ничего не знали о нем, пока Хинд-Дива не объявили мертвым. Пока он не стал калекой и британское правительство потеряло к нему интерес ввиду его полной непригодности для шпионской работы.

Девлин резко взмахнул правой рукой. Он словно хотел убить с ее помощью ту муку, что поднималась в душе. Бесполезный! Жалкий! Вот каким он теперь стал. Настолько безвредный, что даже нежного воспитания леди, которую он когда-то обесчестил, так мало его боялась, что решила воспользоваться его состоянием, дабы отомстить пусть в самой нежной форме.

— Я изгнал ее демона! — От этой мысли Девлин захохотал горьким, желчным смехом сожаления.

О женщины! Он относился к ней с высокомерным презрением даже здесь, в Англии, вначале приняв за гувернантку, затем, отчитав ее за то, что она не умеет преподнести себя как женщина. Можно ли представить себе нечто более пошлое, чем эта слепая демонстрация глупого высокомерия? Разве лишь то, что он не мог ее вспомнить. Да, он мог понять, откуда в ней возникло желание отомстить. Он тоже хотел отомстить. Себе самому.

Он был готов вызвать на дуэль ее соблазнителя! Хинд-Дива!

Как она все умно обставила! Какой, должно быть, сладкой была ее победа! Но при этом ему даже не в чем было ее винить. Она была достойным противником.

Девлин сделал глоток. Он хотел напиться до бесчувствия, утопить в вине стыд и чувство униженности. Вопреки всему тому, что он знал. Да, он не мог не согласиться с тем, что ее способ мести оказался более изощренным и действенным, чем любой другой. Он был даже более действенный, чем она могла бы подумать. Ибо прошлой ночью Джапоника Эббот завоевала его сердце.

— Мне еще раз разжечь камин, миледи? Джапоника покачала головой:

— Нет, Бершем. Можете идти спать. Я скоро. Дворецкий осторожно улыбнулся хозяйке. Часы на каминной полке пробили час ночи.

— Непредвиденная задержка, вне сомнений.

— Вне сомнений, — эхом откликнулась она. — Спокойной ночи, Бершем.

— Спокойной ночи, миледи.

Джапоника встала и зашагала по комнате. Она найдет другой повод надеть наряд, который ей продала мадам Соти, хотя он был предназначен другой покупательнице. Она еще успеет побывать в опере. Будут другие вечера за тихим ужином со свечами, серебром и кружевной скатертью, как тот, что сейчас остывал на столе. В Лондоне полно ароматических свечей, как те, которые медленно оплывали и недовольно зашипели, когда она собралась их притушить.

Джапоника смотрела на прилипший к пальцам воск. Вне сомнений, найдется вполне внятное объяснение отсутствию Девлина. Какая-то мелочь, досадное недоразумение. И конечно, он не пришел не потому, что прошлой ночью она выставила себя полной дурой. И не потому, что в полном свете дня он, не зная, как выразить свои сожаления, решил просто молча исчезнуть, предоставив ей переживать унижение самостоятельно.

Могло ли случиться, что она допустила роковую ошибку, решив, что они перемахнули через невероятной высоты барьер, бросившись друг к другу в объятия?

Будет ли так, что Джейми приедет в Лондон и не увидит своего отца, не познает отцовской ласки?

— Он все помнил! — в ужасе прошептала Джапоника.

Глава 20

— Она хочет, чтобы мы прибыли в Лондон! — Лицо Гиацинты сияло довольной улыбкой, что бывало с ней крайне редко. — Мы должны сопровождать ее с визитом к леди Узли и затем к леди Хеппл.

Девушка отложила письмо с задумчивым видом.

— Отец знал леди Хеппл. Он часто говорил о ее садах. Папа считал, что ее розы одни из самых лучших в мире. Если я не ошибаюсь, он привез ей новые образцы из одного из путешествий. Встретиться с ней было бы замечательно. А уж пройтись по ее саду просто великолепно!

— Я не поеду, — заявила Л орел, скрестив на груди руки и недовольно глядя на сестру. — Это просто еще одна из ее уловок. Почти две недели прошло — и ни одного слова? А теперь мы ей понадобились. Это трюк, с помощью которого она хочет заставить нас поверить в то, что желает нам добра. А на самом деле мы просто нужны ей для поддержки, чтобы укрепить свое положение в обществе.

Гиацинта неприязненно посмотрела на свою неуживчивую сестру:

— Не вижу вреда в том, что нас представят двум уважаемым леди в Лондоне. Как ты сама неоднократно подчеркивала, чтобы общество нас приняло, оно должно узнать о нашем существовании. Думаю, я отвезу леди Хеппл отросток от папиного…

— Поверить не могу, как легко тебя обмануть. — Лорел вскочила и начала нервно мерить шагами комнату. — Это. либо ловушка, либо попытка нас подкупить.

— Подкуп? Зачем ей нас подкупать? Против нее у нас ничего нет, кроме нашей неприязни.

— Ты узнаешь и поразишься, — загадочно сказала Лорел и пошла прочь. Гиацинта лишь с недоумением посмотрела сестре вслед.

Лорел не стала делиться ни с кем тем открытием, что сделала, читая украденное у Джапоники письмо. Гиацинта считала воровство великим грехом, и, чтобы не разочаровывать сестру, Лорел позволила ей поверить в то, что все пять писем дошли до адресата нетронутыми. Содержание украдкой прочитанного Лорел письма было столь ошеломляющим, что она не решилась рассказать о том, что узнала, даже старшей сестре. Лорел тешила свое тщеславие тем, что имеет против мачехи нечто такое, что в один миг может свергнуть ее с тех высот, куда она, простолюдинка, забралась благодаря глупости папочки.

А между тем нахальная мачеха приобретала союзников, в то время как Лорел теряла их. Теряла тогда, когда больше всего в них нуждалась. Младшие стали отзываться о мачехе все лучше и лучше.

— Предатели! — зло пробормотала Лорел. Верно, лицо Циннии стало гораздо чище, а Пиона наконец-то за много лет избавилась от вшей. Что же касается купания, то и у него оказались свои преимущества. У самой Лорел цвет лица стал лучше, румянец ярче, а волосы более блестящими. И, о да, приятно было иметь в распоряжении горничную, пусть глупая девка и не смогла притащить в комнату Лорел лишнюю порцию еды. Но эти мелочи не могли умерить великого гнева, который закипал в ее груди при каждом упоминании Джапоники Эббот.

Была явная несправедливость в том, что это она, Джапоника, жила сейчас в Лондоне и получала приглашения, которые по праву должны были быть адресованы непосредственно Гиацинте и ей, Лорел. Несомненно, если чем их мачеха и обязана своей популярности, так это тем, что обманом завладела титулом Шрусбери.

— Смотри, что мы обнаружили! — Цинния бегом влетела в комнату. Сразу за ней показались Пиона и Бегония, все румяные с мороза, с блестящими глазами.

— Где вы были? — строго спросила Гиацинта, поскольку не давала им разрешения покидать дом.

— В городе у викария, — задыхаясь, сообщила Пиона.

— Отвезли одежду, которую на Рождество раздадут бедным, — покраснев еще сильнее, добавила Бегония.

— Все это ерунда, — нетерпеливо вставила Цинния. — Мы привезли из города такую сплетню! И сам викарий нам ее передал. Ни за что не догадаешься! В газете напечатана репродукция с рисунка, на котором изображен мирза… С кем бы вы думали? Нашей мисс!

— Она не наша мисс, — сурово заметила Лорел. — И что это ты имеешь в виду, говоря, что видела ее в газете?

— Не ее, а ее изображение. — Цинния протянула сестре «Морнинг пост». — Смотри, что тут написано.

Лорел выхватила газету из рук сестры и принялась читать заголовки.

— Ничего тут нет, кроме парламентских вестей, сообщения с мест военных действий, королевских декретов, сельскохозяйственных докладов и отчета о прибытии кораблей. Ничего о нашей мачехе.

— Смотри внутрь! — Пиона приподнялась на цыпочки.

— Ты увидишь. Лорел рванула газету на себя, и тонкая бумага разорвалась посередине. Кое-что на самом деле попалось ей на глаза. В верхнем левом углу разворота был рисунок, изображающий экзотического вида мужчину в парчовом халате, тюрбане и с кустистой бородой. Возле него была молодая леди, черты лица которой были переданы так, что узнать в ней кого-то конкретного не представлялось возможности. Быстро пробежав глазами по остальным страницам, Лорел ничего примечательного не нашла.

— Ничего не вижу о ней! — бросила Лорел и швырнула газету в сторону.

Цинния газету подняла.

— Вот, под картинкой с персидским послом. Колонка о том, что вчера мирза был принят королем в Сент-Джеймсском дворце. — Цинния прокашлялась, как перед официальным выступлением. — Там говорится: «Его превосходительство вернулся к себе в резиденцию, окруженную толпой столь многочисленной, что лакей его величества едва нашел пространство, чтобы поставить ногу, сходя с экипажа. Если бы не помощь патруля с Боу-стрит, дорогу до подъезда было бы невозможно очистить. Публика трижды прокричала „ура“ его превосходительству, когда ему удалось выйти из кареты».