Сделав круг, Джапоника замерла под его золотистым взглядом. Сердце ее бешено колотилось. Она чувствовала себя так, будто стояла перед ним голой. Дурацкое ощущение! Не важно, что сказало ей зеркало — от него она пока не услышала ни одного доброго слова. Не надо было надевать этот наряд!

— Я переоденусь.

— Нет! — Синклер подался вперед, чтобы остановить Джапонику, и легко прикоснулся к ее плечу. И тогда он улыбнулся, неотразимо, обезоруживающе искренне. — Простите меня. Я забыл выразить свое восхищение, леди Эббот.

Джапоника скрестила на груди руки.

— Могли бы сразу сказать.

Девлин невольно скользнул взглядом по той части ее тела, к которой своим жестом она непроизвольно привлекла внимание, и почувствовал прилив тепла внизу живота. Если бы она догадывалась, какое оказывает на него влияние, то, наверное, отказалась бы вообще где бы то ни было с ним появляться. Но теперь он действительно хотел, чтобы его увидели вместе с ней. Хотел сильнее, чем когда бы то ни было раньше.

— Итак, вы готовы? Джапоника кивнула.

— Леди Симмс присоединится к нам?

— Конечно, нет. Ей было велено держаться от вас как можно дальше.

— Отчего же?

Ее умоляющий взгляд словно просил заверить, что все, что наговорила его взбалмошная тетушка, и гроша ломаного не стоит. Но он не мог солгать ей. Он не знал, какой урон был нанесен ее репутации, и не узнает об этом до тех пор, пока она не появится в обществе. И что бы он ни думал о своей тете, она сделала для Джапоники благое дело. Было бы жестоко вывести Джапонику в свет, совершенно не подготовленную к тому, с чем она может встретиться. Теперь на ее стороне была осведомленность, и она будет держаться настороже.

— Я ушла, потому что хотела побыть одна, — запальчиво сообщила Джапоника, и Девлин внезапно пожалел о том, что до сих пор не относился к ней с подобающей галантностью. Но виконтесса была не из тех, кто останется в долгу. — Впрочем, вам, я полагаю, безразлично, насколько сильно запятнана моя репутация.

— Разве я хоть с чем-нибудь из того, что она сказала, согласился?

— Вы ей не возражали.

Синклер чувствовал себя трусом оттого, что не отвечал ей, как она того хотела, но давать ей ложные надежды было бы неблагоразумно.

— Правда никогда не вставит палки в колеса сплетен. Надежда на спасение умерла, и он прочел это в ее глазах.

— Значит, вас не волнует то, что меня называют вашей любовницей, а вас — развратным типом, устраивающим оргии на глазах у пятерых юных девиц.

— Мадам, если бы я полагал, что этот фарс воспринимается серьезно, я бы застрелился. А поскольку я считаю подобный слух одиозным, я его просто игнорирую.

Она молчала, и тогда лорд накинул ей на плечи меховое манто.

— На улице холодно. Возможно, опять пойдет снег. Джапоника затаила дыхание. Он нежно обернул ее плечи в мех. Хотелось бы обрести веру в себя, такую же, как у него. В конце концов, не все ли равно, что думают о ней в лондонском обществе? Зачем ей этот титул? Скоро она все равно окажется далеко отсюда и от лорда Синклера тоже.

Девлин наблюдал за тем, как менялось ее лицо. Одна эмоция сменяла другую. От внутренней борьбы щеки ее разгорелись, именно этого — румянца — ей до сих пор не хватало. Итак, цель его оказалась достигнутой, пусть и ценой некоторой жертвы: он понимал, что румянец ей придала злость на него, Девлина. Надо было все так и оставить. Но он не мог.

В тот момент, когда Джапоника подняла руку, чтобы застегнуть у подбородка манто, он накрыл ее ладонь своей и прошептал:

— Ты красива. Тебе никто об этом не говорил?

Джапоника отвернулась. Она не напрашивалась на комплименты, и это нежное прикосновение, которое словно огнем обожгло ее, было неуместно. Он заставил ее почувствовать себя в его власти. Но этого она не могла себе позволить.

— Ваши комплименты, лорд Синклер, слишком преувеличены, чтобы я могла принять их.

Он взял ее за подбородок двумя пальцами и повернул к себе лицо Джапоники.

— Ты красива. Поверь в это, — прошептал он, глядя в ее глаза.

Еще до того, как она успела подготовить себя к его последующим действиям, она оказалась в его объятиях. Столько всяких восхитительных мелочей успела заметить Джапоника до того, как Синклер склонился к ее губам: аромат сардара, морозный хруст его нарядного камзола, снежную белизну рубашки, мускулистую твердость тела… Поцелуй был мимолетен, легкое касание, ничего больше, но и от него у Джапоники едва не остановилось сердце.

Когда она посмела поднять глаза, Синклер улыбался. Он взял ее руку.

— Вперед, леди Эббот. Нам предстоит взять ЛОНДОН.

Глава 17

Фасад здания на Мэнсфилд-стрит горел, словно рождественская елка. Вдоль ведущей к дому аллеи сияли факелы. Зеваки, которых не пускали на другую сторону дороги полицейские, в восторге разевали рты, глядя на хрустальные, сиявшие серебром и золотом канделябры в широких окнах особняка. Столько свечей, сколько все жители Ист-Энда не сожгут и за год. Лакеи в красных ливреях в два ряда стояли у входа. Красные ливреи были переданы в распоряжение мирзы британским правительством. Зрители не могли не отметить того, что лакеи были в красном, ибо эта форма была отличительным знаком тех, кто был в услужении у короля и наследного принца. Женщины с великой завистью взирали на два ряда золотых кружев, проглядывавших из ливрей. Жилеткам из зеленой и золотой парчи могли позавидовать даже денди. О таком почтении к иностранному послу раньше и не слыхивали. Неудивительно, что личность загадочного посланника Персии вызывала столько любопытства.

Число зрителей увеличивалось, как и число слуг, спешащих встретить гостей, выходящих из экипажей возле особняка.

— Что это за дом? — спросила Джапоника, озираясь.

— Разве я не сказал? — рассеянно переспросил Девлин. — Сегодня мы ужинаем у его превосходительства Абул Хасана.

— У персидского посла?

Синклер улыбнулся ее растерянному недоумению. Как может особа, столь сообразительная и бойкая, быть в подобных ситуациях столь очаровательно неуклюжей? Ему хотелось погладить ее по щеке, приободрить поцелуем, но он лишь сказал:

— Держись, бахия!

Их провели в комнату, залитую сияющим светом всю увешанную зеркалами, отражавшими свет и делавшими помещение еще ослепительнее. Девлин сопровождал Джапонику, пока ее представляли целой процессии джентльменов, многие из которых были в полной военной форме, со всеми регалиями. Среди них Джапоника узнала лейтенантов Хемпхилла и Винслоу. Они улыбались ей, но держались на расстоянии, как, впрочем, и все остальные.

Только когда они приблизились к последней группе, Джапонике пришло в голову, что, кроме нее, здесь не было дам. Неужели сплетни действительно распространились так быстро, что все добропорядочные жены решили остаться дома, чтобы не запятнать себя знакомством со скандально известной виконтессой Эббот. Или все было еще проще? Может, поскольку она была из простых, жены аристократов не сочли нужным появляться в тех же кругах, что и она?

— Я тут единственная леди? — тихо спросила она у мужчины, который был с ней рядом.

Девлин посмотрел на Джапонику сверху вниз.

— Даже если так, джентльмены будут лишь рады тому обстоятельству, что им не придется делить внимание между вами и своими женами.

Он не ответил на ее вопрос, но она отметила, что лорд постарался ответить ей любезно, тогда как обычно он себя подобными мелочами не затруднял. Чего он добивается? Пытается приободрить, или на него тоже повлияли слухи, и он влез в роль кота, наслаждающегося игрой с полумертвой мышью?

— Я принесу вам оршад, — сказал Девлин и ушел до того, как она успела отказаться.

Джапоника посмотрела ему вслед. Лорд быстро вышел из комнаты. Леди Эббот испытала внезапный страх оттого, что осталась одна среди незнакомых мужчин. Может, он решил оставить ее здесь одну до конца вечера? Ответа долго ждать не пришлось. Дверь в главный зал распахнулась, и привратник объявил торжественным голосом:

— Его превосходительство, персидский министр Абул Хасан Шираз.

Вначале в зал ворвалось облако тяжелого и сладкого восточного аромата, а затем появился человек, источавший запах дорогих арабских духов. Мужчина столь же экзотичный, как и имя, что он носил.

Перс был на голову выше тех, кто шел по обеим сторонам от него. Его черная борода, умащенная благовонными маслами, блестела. Джапоника заметила, что глаза мирзы искрились умом и озорством. Он был молод, хорош собой — мужчина в самом расцвете сил, которому под стать был разве сам Хинд-Див.

Он был одет в богато расшитый парчовый халат. На плечах накинута изумрудного шелка мантия, отороченная соболями. Халат подвязан широким кушаком из расшитого красного шелка. За пояс были заткнуты ножны из кожи и золота, из которых торчала рукоять сабли, украшенная драгоценными камнями.

Джапоника мгновенно почувствовала духовное родство с этим благородным чужеземцем. Она понимала, что они не могли встречаться раньше, но видеть его здесь было все равно что получить долгожданное письмо из дома. Когда он, отыскав ее взглядом в дальнем углу комнаты, подошел к ней, Джапоника опустилась на колени, как если бы это был ее король. Может, она и была англичанкой по происхождению, но родилась в Персии и могла по праву назвать ее своей родиной.

— Кто эта леди? — услышала она голос, звучащий по-персидски. Мирза адресовал вопрос своим компаньонам, но Джапоника, хотя по восточной традиции и не поднимала глаз от пола, решилась ответить на вопрос сама.

— Служанка из Бушира, мой господин. Тысяча благодарностей за то, что заметили мое ничтожное присутствие, — сказала она на персидском.

Джапоника видела, как мирза удивленно отпрянул.

Не смея оторвать глаз от сапфировых, заостренных и вздернутых мысков его кожаных туфель, она не могла видеть его лица и слышала лишь возмущенный, хоть и приглушенный гул мужских голосов. Она преступила границы дозволенного, осмелившись заговорить с ним.