Джапоника подошла к пианино и села на скамью. Просто так, чтобы собраться с мыслями, подумать о чем-то более насущном, чем о той сделке, что она заключила когда-то с получеловеком-полулеопардом.

Обаятельной леди из нее не получилось. Так, может, из нее получилась неплохая гувернантка? Увы, и в этой роли она показала себя из рук вон плохо. Жестокая карикатура на пятерых воспитанниц Джапоники, та; что словесно изобразил лорд Синклер, была подозрительно похожа на правду. Затем у него хватило наглости приписать отсутствие у них хороших манер ее влиянию. Это ее задело еще сильнее. Отчего? С каких это пор она стала такой уязвимой к досужему вымыслу? Так, может быть, она так болезненно реагировала на его замечания потому, что в них все же было зерно истины?

Нет, не так! Джапоника перевела дух. Никто не может превратить черта в ангела за один месяц.

— Что случилось, мисс? — Джапоника не заметила, как Пиона открыла дверь.

Виконтесса Эббот отвернулась и провела ладонью по лицу. Слезы она стерла, но покрасневшие припухшие глаза все равно не спрячешь.

— Я просто нездорова.

— Что это было? Она плакала? Над чем это, интересно знать, она могла так сокрушаться? — Голос Гиацинты действовал на Джапонику, как скрежет металла по стеклу.

Джапоника повернула голову и увидела, что все пятеро стоят в дверях. Несомненно, именно этого они и ждали — застать ее в слезах. Они порадуются, решат, что это их рук дело.

Последняя слезинка скатилась с подбородка в руку, и это решило дело. Джапоника разозлилась на себя, и гнев придал ей решимости и сил. Как смеют они лезть ей в душу? Как смеют они спрашивать, о чем она думает и над чем плачет, когда считают ее неспособной мыслить и неспособной чувствовать!

— Если вы намерены войти, то оставьте дверь открытой. Я боюсь задохнуться, оказавшись взаперти со всеми вами пятью!

— Что вы хотите сказать? — с нажимом в голосе спросила Гиацинта. — Требую объяснений!

— От вас воняет. — Джапоника встала. Сейчас она все им скажет напрямик. Пусть поплачут, если эта правда доведет их до слез. Какими задаваками выглядят старшие девушки. Но они не понимают того, что знает она. В этом мире они никому не нужны. Может, и к лучшему, что у них не хватает мозгов это понять. Выросшие в обстановке полнейшего попустительства, они и представления не имеют о том, что такое характер и что такое порядочность. Они не понимают, что стоит ей уйти из их жизни, и они попадут в беду, о масштабах которой даже не хочется думать.

Она была уже готова произнести эти слова вслух. Они жгли Джапонике язык. Но она ничего не сказала. Гиацинта и Лорел, исполненные совершенно неуместной, смехотворной гордыни, смотрели на мачеху сверху вниз, и она пожалела их. Не стала разбивать вдребезги эту слепую веру в то, что мир относится к ним благосклонно.

Несмотря на то что Лорел была Джапонике ровесницей, а Гиацинта и того старше, эти девушки были не в пример глупее ее. Глупые, наивные создания. Такие уверенные в себе. Это была их страна, их дом, и они с пеленок росли с убеждением, что их благородное происхождение упасет от всех возможных бед. Они не могли постичь того, что стоит ей, Джапонике, сделать то, о чем они мечтают — покинуть их навсегда, — и вся их благополучная жизнь разлетится вдребезги.

Она, Джапоника, приняла ответственность за них. Совесть. Она не даст ей об этом забыть. Может, месяц и недостаточный срок для того, чтобы сделать дочерей шелковыми, но навести лоск она сумеет! Должна суметь. Но вначале надо овладеть ситуацией — решить задачу тактическую, стратегические задачи она будет решать потом.

— Понятие о личной гигиене, леди, у вас отсутствует напрочь. — Джапоника словно издалека слышала свой голос. Спокойный, уверенно-рассудочный. — Начиная с сегодняшнего дня вы будете мыться два раза в неделю.

— Дважды в неделю? — Цинния взвизгнула, будто ей приказали нырнуть в прорубь.

Джапоника спокойно продолжала:

— Вы также будете мыть лицо, шею и руки каждое утро и менять нательное белье через день.

— Это слишком. Никто так часто не моется. Джапоника остановилась перед Гиацинтой.

— Вот тут ты не права. В Персии женщины тратят много часов в день, наводя красоту и втирая в тело ароматные благовония. В персидском высшем обществе никто не станет принимать человека, от которого дурно пахнет… Как из свинарника.

— От нас пахнет свинарником? — Лорел вся раздувалась от гнева. — Как вы смеете! Как вы…

— Свинарником! — решительно повторила Джапоника. — Вы можете менять платья по шесть раз на дню и поливать себя дорогими духами, но вам это не поможет. Пока вы не избавитесь от кислого запаха немытых тел, вам не удастся найти в Англии джентльмена, который захотел бы приблизиться к вам настолько близко, чтобы насладиться произведенным эффектом.

Лорел раздувала щеки и краснела, но на этот раз сказать ей было нечего.

И вот тогда младшие сделали то, чего никогда бы не сделали раньше. Они захихикали.

Джапоника быстро обернулась к ним. Бегония, Цинния и Пиона стали ее союзницами.

— Итак, мы пришли к согласию. Начиная с сегодняшнего дня вы будете учиться двигаться и говорить как настоящие юные леди. Никакой больше беготни и никаких криков ни дома, ни на улице. Вы должны научиться себя вести в обществе.

— Мы не пони, чтобы нас дрессировали, — заявила Гиацинта.

— Нет, вы не так вышколены, как дрессированные пони. Вы грубы и дурно воспитаны, своими манерами вы позорите себя и свой род. Так дальше продолжаться не может. — Джапоника улыбнулась. Пора было менять кнут на пряник. — Уверена, что хотя бы одна из вас стремится попасть на прием в Сент-Джеймс?

— На прием к королю? — Лорел очнулась. — Она говорила о приеме у короля?

— Что мы должны делать? — хором спросили три младшие, намеренно игнорируя неодобрительные мины старших.

— Вам придется много трудиться, чтобы заслужить эту привилегию. — Джапоника открыла крышку фортепьяно. — Кто из вас играет на этом инструменте?

— Я играю, — с готовностью отозвалась Лорел.

— Мы все играем, — поправила сестру Цинния. — Монсеньор Моллет был нашим учителем. Его для нас наняла наша прежняя гувернантка, мисс Хавершам.

— Лорел больше всех получила уроков, — сказала Бегония.

Джапоника заметила, как озорно переглянулись Цинния и Пиона, но ничего не сказала.

— Сыграй для нас, Лорел.

Лорел просияла:

— Конечно. Я неплохо знаю Моцарта, но я умею играть кое-что из Бетховена и Гайдна тоже.

— Моцарт меня устроит, — сказала Джапоника и села на стул неподалеку от инструмента.

Лорел играла весьма выразительно и экспрессивно, если судить лишь по выражению ее лица. Увы, пальцы ее совсем не слушались. Они все время соскальзывали с клавиш, да и ритм она не могла выдержать. То мелодия неправильно воспроизводилась, то части произведения путались местами. Но, закончив, она обернулась к присутствующим с улыбкой триумфатора.

— Может, ты неплохо знаешь Моцарта, но играешь ты его очень плохо, — заявила Джапоника. — Тебе надо много тренироваться, девочка моя, очень много.

Лорел фыркнула:

— Откуда вам знать, как должен звучать Моцарт? Джапоника согнала Лорел с табурета, размяла пальцы и заиграла тот же отрывок в нужном темпе, допустив всего одну ошибку.

Закончив, она улыбнулась, довольная собой.

— У нас, в Персии, тоже есть преподаватели музыки. Когда каждая из вас научится играть не хуже меня, вы получите по сотне фунтов, чтобы заказать наряды у мадам Соти.

— О! — воскликнули три из пяти. Гиацинта презрительно поджала губы.

— Я не нуждаюсь в новых нарядах, хотя я бы в любом случае не стала принимать ваши подачки.

Вам не пристало швыряться деньгами Шрусбери, как будто они ваши.

Джапоника окинула девушку тем же уничижительно-презрительным взглядом, которым та весьма часто смотрела на мачеху:

— Ты сама не устала от своей дурацкой патетики?

Гиацинта густо покраснела, и Джапоника успела подумать, что ей совсем не идет краснеть, ибо со стороны могло показаться, что она вдруг заразилась крапивницей.

Удовлетворенная уже тем, что заставила своих двух главных врагинь перейти на оборонительные позиции, Джапоника решила нанести последний, сокрушающий удар:

— Лорел, ты тоже готова швырнуть мне в лицо мои подачки?

Лорел, физически неспособная отказаться от нового платья, отвернулась от старшей сестры.

— Я не вижу разницы в том, кто будет платить, ибо эти деньги все равно наши.

И все же, когда Джапоника отвернулась, Лорел послала ей в спину весьма неприязненный взгляд. Ее унизили! А этого Лорел не могла простить маленькой самозванке, вероломно вторгшейся в их семью.

— Я буду тренироваться первая! — воскликнула Пиона, но Цинния столкнула ее с табурета.

Джапоника вздохнула. Чудеса случаются только в сказке.

— Я составлю вам расписание. Будете заниматься по очереди с утра и до обеда. — Джапоника бросила взгляд на Гиацинту, которая не стала просить, чтобы для нее сделали исключение.

— Ай, больно! Ты мне все волосы выдерешь!

Джапоника лишь кивнула молоденькой горничной, давая ей знак продолжать втирать в волосы Лорел шампунь с добавлением камфары и борного порошка. Удаление многослойных залежей жирной помады, которой сестры приглаживали волосы, вместо того чтобы их мыть, требовало немалых усилий.

Чуть подальше, в сторонке, помалкивали Цинния и Пиона. Вид у них был жалкий. Дегтярная мазь, которой им намазали голову, чтобы избавить от вшей, капала на простыню, накинутую на плечи.

Две служанки, которые обычно занимались в доме мытьем полов, были призваны на помощь. Они гребнем пытались разодрать спутанные, хотя и отмытые патлы Бегонии и Гиацинты.

— Эй! Ты меня лысой сделаешь! — Гиацинта ткнула острым локтем под ребро служанке. — Тупая корова!

— Это будет стоить тебе один фунт, — спокойно констатировала Джапоника. — За сегодняшнее утро уже четыре фунта. Если будешь продолжать в том же духе, твоего содержания не хватит даже на ленту для волос, не говоря уже о платье. Если тебе что-то не нравится, расчесывай свои волосы сама.