Пролог

— Я хочу, чтобы вы доставили мою дочь домой! И мне наплевать, в каком виде — связанной или с кляпом во рту!

Рик Данбар не отозвался ни словом, наметанным глазом он изучал богатую обстановку офиса. Ясно, что Говард Редмонд, президент “Редмонд Импортс”, процветает. И ясно, что он очень огорчен поведением дочери.

У Редмонда как раз такие обстоятельства, когда Рик идеально подходит. Частный детектив, набивший на таких делах руку. Поиски пропавших людей. Слежка за заблудшими супругами. За хорошую плату.

— Вы говорите, вам нужно, чтобы я доставил вашу дочь домой, — наконец сказал Рик. — Откуда?

— Не знаю, где она в данный момент. Последний раз, когда я слышал о ней, она была на Аляске. Я здесь написал все, что знаю. — Говард протянул Рику конверт, толстый конверт.

Рик слишком хорошо знал таких людей, чтобы подумать, будто конверт набит деньгами. Парни вроде Говарда Редмонда держатся за свои доллары железной хваткой.

— У моей дочери склонность к дурацким выходкам, — между тем продолжал Говард. — Я здесь перечислил некоторые из них. Вы не поверите, в какие только истории она не влезала. Ах да, я положил в конверт чек на тысячу долларов, — небрежно добавил Говард. — Если найдете ее, получите вторую тысячу, и еще три, когда доставите сюда.

Рик уже почти час сидел и слушал гневные тирады Говарда Редмонда в адрес своей непутевой наследницы. Жалобы старика не были для него в новинку. Его и раньше нанимали, чтобы вернуть безрассудных девиц из богатых семей. Насколько Рик понимал, наступил момент приступать к делу — к торгам насчет гонорара.

— Пять тысяч для начала и пять тысяч, когда я доставлю ее вам, и будем считать, что договорились.

Говард нахмурился и бросил на Рика такой взгляд, который любого отбросил бы шагов на двадцать как минимум.

Но Рик даже глазом не моргнул. В свои тридцать четыре года он успел много чего перевидать, и взять его на испуг было нелегко.

— Знаете, в Сиэтле есть и другие частные детективы, — заметил Говард.

— Но нет лучше меня, — холодно парировал Рик.

Старик раздраженно усмехнулся. На Рика он вышел по прекрасной рекомендации ближайшего своего друга, единственного из всех знакомых, которому довелось пользоваться услугами детектива, когда он затеял дело о разводе. Рик тогда раскопал информацию о новом возлюбленном его жены, и это спасло положение.

— Вы крепкий орешек, Данбар, с вами не поторгуешься. Ладно. Пять тысяч для начала и пять, когда вы доставите ее ко мне.

Наблюдая за тем, как Редмонд выписывает дополнительный чек, Рик еще раз убедился, что старик не любит расставаться со своими деньгами.

— Если бы она не была моей единственной дочерью… — Говард нехотя протянул Рику чек.

Тот, не глядя, вернул его.

— Вы не подписали. — Гм…

Когда наконец подписанный чек благополучно перекочевал к Рику во внутренний карман, он спросил:

— Вы говорите, что, по последним сведениям, ваша дочь была на Аляске?

Говард кивнул, не скрывая своего раздражения.

— Она так себя ведет, что можно подумать, будто мы застряли в шестидесятых годах.

— Наркотики? — жестко спросил Рик.

— Слава Богу, нет. Ничего вредного и только здоровая пища. Она вегетарианка, — презрительно пояснил Редмонд.

Будучи любителем бифштексов с картошкой, детектив с отвращением поморщился.

— Хотелось бы, конечно, надеяться, что она со временем повзрослеет, — продолжал Говард. — Захочет принять на себя определенную ответственность. Но Холли уже не подросток. Ей двадцать восемь. Я не смогу вечно управлять бизнесом сам. Я дал ей достаточно времени, чтобы найти себя. Но терпение мое иссякло. Ее время кончилось. Я хочу, чтобы она была здесь, в Сиэтле, со мной.

— Возможно, она не захочет вернуться добровольно, — сухо заметил детектив.

— Она сама не знает, чего хочет! — воскликнул старик. — Холли самая взбалмошная женщина из всех, каких я в жизни встречал. Не считая ее матери, упокой Боже ее душу. Поймите меня правильно, я любил свою жену, но бедняжка не могла соединить вместе и двух мыслей. Нежнейшей, пре-красной души человек. Но не могла надолго ни на чем сосредоточить внимания. Холли такая же.

Рик скептически отнесся к желанию Говарда пристроить взбалмошную особу к бизнесу с импортом, к делу, которое без нее шло, по всему видать, весьма успешно, но, черт возьми, это проблема Говарда, а не его.

Опустив глаза, детектив сосредоточился на первой из нескольких напечатанных на машинке страниц, которые держал в руке. Ясно, Холли Редмонд явно вела неординарную жизнь.

— Каким образом она подключилась к общинному заводу рыбных консервов?

— Она начинала это дело. Она вечно что-то начинает, — пробормотал Говард.

Рик пробежал взглядом по другим страницам.

— Общинная ферма для разведения цветов. Общинная школа ремесел… Похоже, у вашей дочери пунктик на общинные проекты. Она что, состоит в какой-нибудь религиозной секте?

— Я плачу вам за то, чтобы вы все узнали, — фыркнул старик. — А главное, доставьте мою дочь сюда. Чем раньше, тем лучше. Бог знает, во что она влезла на этот раз!


Глава первая

Свобода! Холли Редмонд любила свободу. Делать, что хочется, говорить, что хочется, быть, какой хочется. О такой свободе она мечтала всю жизнь. И вот она свободна, но только потому, что боролась за это право. Боролась изо всех сил, безоглядно, невзирая ни на что. На свете есть такое, ради чего стоит рисковать всем.

Холли не из тех, кто живет прошлым, и она не понимала, почему сейчас вдруг предалась воспоминаниям. Стоял июль, и было поздно приписывать свое настроение весенней размягченности чувств. А солнце сияло, вливая бодрость во всех, кто проводит большую часть времени в этом уголке штата Вашингтон. Так что и погоду она не могла винить за свое смятение.

Но почему же тогда она сидит дома в такой прекрасный день? Холли задавалась этим вопросом, старательно разминая на гончарном круге, стоявшем перед ней, комок мокрой глины. И сама себе отвечала — она пытается что-то себе доказать. Она никогда не отступала перед вызовом, который бросала ей жизнь. А в этот момент вызовом был, как ни смешно, злосчастный горшок, ей никак не удавалось сформовать его так, чтобы он не морщился, как смятая кухонная тряпка. Опять неудача.

Руки у Холли были мокрые, поэтому она отбросила с глаз светлые волосы тыльной стороной запястья. Вьющиеся пряди непокорно выбивались из-под заколки. Как и сама Холли, волосы ее тоже любили свободу.

Сегодня ей предстоит множество всяких дел, в том числе и просмотр последней партии анкет-отзывов, заполненных участниками семинара. Но как бы там ни было, в данный момент эти с трудом выкроенные полчаса нужны ей самой. Ведь именно к Холли как основателю и директору “Внутреннего взгляда” все остальные обращаются за советами и указаниями. Холли усмехнулась, подумав об иронии судьбы, когда такой свободный дух, как у нее, в конце концов оказывается обременен ролью некоего третейского судьи.

Оглядываясь назад, она могла понять, что все начинания, в которых она участвовала раньше, а их было немало, вели к нынешней затее. Холли считала очень важной работу, идущую здесь. Ей приятно было думать, что она вносит перемену в жизнь людей, повышая их самоуважение и доверие к себе.

Конечно же, она просто возвращает помощь, которую когда-то оказывали ей. Холли по себе знала, каково бывает человеку, когда дух его сломлен и сокрушено доверие к себе.

Воспоминание стерло улыбку. Это случилось очень давно, ей едва исполнилось восемь лет, но Холли никогда не забывала…

“Твоя мать умерла. Тут уж ничего не поделать. Слезами ее не вернешь, так что перестань, девочка, хныкать! — приказал отец. — Редмонды никогда не хнычут. Никогда не плачут. Это мать тебя подпортила гнильцой. Посмотри на себя, посмотри на этот беспорядок! ” От сердитого взмаха его руки рисунки и акварельный набор, который Холли подарила мать, слетели и рассыпались на полу.

Даже сейчас Холли еще помнила, какой приступ ярости испытала в ту минуту, ярости оттого, что отец так обошелся с единственной вещью, какая осталась ей от матери. Перед тем она с отчаянием наблюдала, как отец через час после смерти матери освобождает комнату от ее вещей. Будто только и ждал, когда же, наконец, можно будет стереть все следы существования ее любимой матери. Он уничтожил последний подарок, полученный от нее, последнюю соломинку, за которую Холли держалась, — по крайней мере так ей казалось.

Девочка налетела на отца, колотила кулачками, плакала, стонала от боли. Отец держал ее, отстранив от себя, словно перед ним всего лишь отвратительное насекомое, пока она, рыдая, не рухнула к его ногам. Оставив ее лежать на полу, он ушел.

На следующий день рано утром Холли посадили в самолет, направлявшийся из Сакраменто в Новую Англию, где ее ждала школа-пансионат. “Там, девочка, тебя научат уважению, — сказал при расставании отец. — И для тебя лучше хорошенько затвердить эти уроки, поверь мне, они тебе будут только на пользу”.

Школа-пансионат не пошла ей на пользу. Какая может быть польза без доброты? Вечный самоконтроль, постоянная зависимость от чужих похвал и порицаний. Но спасал учитель по искусству, ценивший ее художественные работы. Слабого проблеска света хватило, чтобы посеять семена самоуважения и дать им взойти.

Учителя, да и другие взрослые, пытались подогнать ее под некую форму, отлить из Холли по шаблону слепо послушную личность и покорную дочь, какой хотел видеть ее отец. Но эти люди так и не добились успеха. Из-за упрятанного глубоко внутри источника, дающего ей душевные силы, источника, бравшего начало от единственного проблеска света.