Он снял руку с поводьев и отступил в сторону. Эльза отъехала, не смея оглянуться, пока не добралась до конца Балки и не стала подниматься по склону на Гору. Когда, наконец, она обернулась и поглядела назад, Нэт Брэзелл уже исчез из вида.

Она галопом поскакала домой, молясь в душе, чтобы Бэлис не вернулся из города раньше, чем она будет дома. Ей необходимо было побыть немного в полном одиночестве, чтобы прийти в себя от охватившего ее невыразимого страха. А главное, Бэлис не должен был знать, что она встретила Нэта Брэзелла.

ГЛАВА XVI

Неожиданно собравшиеся перед самым вечером дождевые тучи внушили Эльзе надежду, что, может быть, в конце концов отважатся приехать только немногие из гостей. Она поделилась своей надеждой с Бэлисом и Хилдред Кэрью, когда они сидели все вместе за легким ранним ужином, закончив приготовления к вечеру. Бэлис в ответ только улыбнулся и покачал головой, Хилдред же насмешливо расхохоталась.

– Бросьте говорить пустяки! – сказала она и наклонилась к Эльзе с таким блеском в глазах, который делал ее взгляд почти нечеловеческим, внушая мысль о каком-то странном, диком духе, заключенном в ее стареющем теле. – Как вы еще юны, дитя мое! Неужели вы до сих пор не знаете, как далеко могут зайти друзья, чтобы удовлетворить свое любопытство? Вы помните, как все были возбуждены три месяца назад, когда вы бежали и обвенчались с Кэрью. Вы думаете, что теперь они стали менее любопытными, чем были тогда? Вы теперь одна из женщин Кэрью, моя дорогая, и должны привыкнуть к таким вещам.

Эльза быстро взглянула на Бэлиса, но его глаза были устремлены на стоящую перед ним тарелку. Настанет день, подумала она про себя, когда ей достанет мужества, чтобы сказать Хилдред, что она не одна из женщин Кэрью, а Эльза Бауэрс из Эльдерской балки, как бы ни смотрели на нее все окружающие.

Она надела простое саржевое платье, в котором ходила предыдущей весной в школу в Балке, и вышла в гостиную, когда услышала первые отдаленные звуки, предупреждающие о приближении гостей. Бэлис стоял у камина с трубкой в зубах, в старом костюме и фланелевой рубашке. Она смущенно посмотрела на него. Он с насмешливой гримасой утвердительно кивнул головой в направлении все усиливавшегося извне шума, и ей показалось, что лицо его было очень угрюмо.

– Надо пойти на крыльцо, – сказал он. – Не следует ли нам выйти навстречу вместе, как ты думаешь? – Его голос звучал устало.

– Да, – ответила Эльза, почувствовав легкую слабость во всем теле, – пойдем вместе.

Бэлис открыл дверь и пропустил ее вперед. В тот же миг они были окружены стремительно толкавшимися, хохотавшими и кричавшими фигурами, которые начали беспорядочно врываться в двери, где Эльза стояла рядом с Бэлисом. Они отступили внутрь дома, и толпа вливалась вслед за ними. Казалось, все сразу они кричали: «Эй, новобрачные! – А вот и Эльза! – Миссис Кэрью, миссис Кэрью! – Здорово, Бэй! Как живешь, старина?».

Дом был запружен народом. Повсюду лежали сброшенные с плеч плащи и пальто, наполняя комнату свежим, влажным вечерним воздухом.

– Эльза! Эльза!

Это была Клэрис Флетчер с ярко блестевшими под светом висячей лампы волосами. Рядом с ней стоял Риф, украдкой обнимавший ее за талию. Тут же был Леон, приветственно махавший Эльзе рукой из толпы, казавшийся немного сконфуженным и, видимо, чувствовавший себя неловко. Девицы Мэгнюсон были в новых платьях, дальше виднелись Майкл Кэрью и Нелли, а между ними – мать Нелли, потом Фанни Ипсмиллер в кричащем фиолетовом платье с причудливо завитыми волосами, – Господи боже, неужели она их красила? – Фанни, огромная и худая, стояла с решительной улыбкой на лице, а поодаль юный Нильс Лендквист с девушкой из норвежского поселка к востоку от Сендауэра!

Эльза, как сквозь сон, слышала свой голос, когда приветствовала гостей одного за другим с таким искристым восторгом, который чуть не сводил ее с ума. Она нашла, что Бэлис великолепно играл свою роль; он не мог выбрать лучший костюм для такого случая, – удобный, простой, домашний костюм.

Гостиная и столовая были быстро очищены для танцев. Эльза заметила чью-то мелькавшую тень: кто-то осторожно укладывал в чулан под лестницей большой пакет. Это, должно быть, часы с заводом на целую неделю, подумала она. Кто-нибудь потом скажет подходящий спич и торжественно преподнесет подарок, когда закуска будет подана. Джонни Джонсон и молодые Уитни уже сидели около пианино, настраивая банджо и перебирая струны аккордеона; Аннабель Мэрфи, дочь школьного инспектора, села за пианино и проводила пальцами по клавишам, пробуя аккорды.

Эльза увидела мать, отца и дядю Фреда, степенно сидевших в углу с Хилдред Кэрью, очевидно, прилагавшей все усилия, чтобы заставить их чувствовать себя свободно. Когда музыканты заиграли первый танец, Фанни Ипсмиллер прошла сквозь толпу и увела мать Эльзы и Хилдред в кухню, где им предстояло большую часть вечера нарезать сандвичи и кексы и варить кофе. Эльза подождала, пока они ушли, а затем подошла к отцу и дяде Фреду и уговорила их подняться наверх в свободную комнату, где они могли бы сыграть в пинокль и где их никто не потревожил бы, пока не наступит время отправляться домой.

Проходя мимо открытой двери в свою спальню, куда женщины ходили оправить свои платья и где до сих пор замешкалась группа пожилых женщин после того, как молодые спустились вниз, Эльза услышала, что ее зовут, и просунула свою голову в эту комнату. Здесь сидела миссис Блок, мать Нелли, толстая, страдавшая одышкой женщина, неизменно носившая на левой стороне груди золотую медаль, которую она получила как приз много лет назад на состязании в красноречии, устроенном в одном женском обществе в Гэрли. Ее лицо сияло благосклонностью, но глаза по временам остро оглядывали все окружающее. Она взяла одну из маленьких салфеточек с туалетного столика Эльзы и держала ее в руках.

– Мы все удивлялись, – сказала она, когда Эльза вошла в комнату, – неужели вы сами сделали эту прелестную вещицу, Эльза? Девушки теперь не любят вышивать, не то, что прежде!

Эльза рассмеялась.

– Действительно, это не я вышила. Я не сумела бы сделать и простого ровного стежка. Это работа моей матери.

– Да, девушки теперь не хлопочут уже так, как раньше, перед своим замужеством.

Миссис Блок перевела дух, положила в сторону салфеточку и начала обмахиваться веером. Она тяжело откинулась в низком кресле, на котором сидела, и поглядывала на Эльзу таким испытующим и любопытным взором, что Эльза покраснела.

– Да! Подумать только, какая уйма у меня была заготовлена всяких вещей, когда я выходила замуж, – продолжала та. – У меня до сих пор кое-что осталось… Однако, как жарко сейчас.

– Можно освежить немного комнату, – сказала Эльза, подходя к окну и открывая его.

– Я думаю, что мне так жарко от корсета, – продолжала миссис Блок. – Я никогда не ношу его дома и так давно никуда не выходила, что еле влезла в него опять. Нам, женщинам, всегда приходится расплачиваться за то, что мы рожаем детей, но я всегда скажу, что делала бы все то же самое, если бы мне пришлось жить сначала. Дети – это благословение семьи. Впрочем, вы сами поймете это, Эльза, очень скоро. Ох, когда я была в вашем возрасте, мужчина свободно мог охватить руками мою талию.

– Я думаю, что он так и делал!

Это произнесла миссис Шильдс, секретарша местного Красного Креста и лидер общества помощи матерям. Она сдержанно хихикнула, при этом ее длинная верхняя губа закрыла зубы, дугообразные брови резко поднялись. Стив Бауэрс однажды поднял целую бурю хохота в своей семье за столом, удачно имитируя, как миссис Шильдс смеется собственным остротам.

– Ну, пожалуйста, без ваших шуточек, Берта Шильдс! – запротестовала миссис Блок, бросая взгляд на Эльзу. – Вы привыкнете к Берте, Эльза. Она не может не отпустить что-нибудь такое – конечно, когда поблизости нет молодых девушек.

– Мне кажется, что у вас замечательно удобно устроенный дом, Эльза, – сказала миссис Мэгнюсон, – вам безусловно очень повезло. О, конечно, мне самой не на что жаловаться, но если бы у меня были такие дубовые полы в доме, как здесь! Они избавляют вас от половины работы по чистке.

– Однако Бэю уже пора, без сомнения, взять для вас девушку в помощницы, – заметила миссис Блок, несколько смело, пожалуй, хотя она и была тещей Майкла Кэрью.

Эльза почувствовала, как краска заливает ее щеки, но заставила себя улыбнуться и сказать:

– О, я предпочитаю сама все делать для себя. Я боюсь, что время будет слишком долго для меня тянуться, если мне нечего будет делать.

– И к тому же, я думаю, – своим обычным двусмысленным тоном произнесла Берта Шильдс, – гораздо приятнее быть некоторое время после свадьбы наедине. Я так и жила с моим мужем. Это выходит очень мило – гораздо интимнее, не правда ли? Никто не видит ваших маленьких ссор и… последующих примирений, понимаете? И, наконец, мужчины всегда остаются мужчинами, не в укор им будет сказано!

Она опять рассмеялась осторожным клохчущим смешком, и на этот раз остальные женщины засмеялись вместе с ней. Миссис Блок, однако, кротко вздохнула.

– Это верно… даже лучшие из них! И Эльза теперь это знает, конечно. Ведь уже три месяца прошло, не так ли, Эльза?

Эльза с отчаянием улыбнулась.

– Три месяца сегодня, – произнесла она.

Она почувствовала себя внезапно придавленной всей невыносимо унылой пошлостью, которой окутали ее эти женщины. Она стала непременным членом компании, единственным связующим звеном которой, казалось, была какая-то смутная, неопределенная обида, не поддававшаяся ясному определению.

– Мне надо бежать вниз, посмотреть, как там идут дела, – торопливо объявила она. – Они там подумают, что я сбежала и бросила всех. Не сойдете ли вы потанцевать? На нижней ступеньке лестницы ее подхватил Бэлис и закружил в танце. Она подняла голову и поглядела на него, улыбаясь, но казалось, какой-то густой туман стоял между ними, и она не могла рассмотреть его глаза. Опять она почувствовала, как и в ту памятную ночь три месяца назад, что глаза всех присутствующих пристально, не отрываясь, следят за ними с жадным любопытством. Казалось, всех охватило внезапное настороженное молчание. Она быстро взглянула в лицо Бэлису. Он улыбнулся ей с сочувственным видом, Она вспомнила, как он сказал за ужином перед вечером: «Попробуем сыграть наши роли… и затем забыть всю историю». И теперь – играл ли он просто свою роль и было ли ему это так же тяжело, как ей? Но он ведь не был в комнате наверху и не слушал мать Нелли Блок и Берту Шильдс.