Но Грэс, казалось, не слышала ее. Она продолжала упорно смотреть на Бэлиса с неподвижным, чисто зеркальным блеском в глазах. Эльза заметила, как он нетерпеливо передернул плечами. Она оглядела сидевших за столом и заметила, что все уставились на Грэс со скрытым опасением. Внезапное, необъяснимое предчувствие несчастья охватило Эльзу. Что-то не совсем естественное было в манерах Грэс и в особенности в том неподвижном взгляде, который она не отводила от Бэлиса.

– Где Майкл сегодня? – спросил Бэлис, чтобы рассеять напряженное состояние, в котором все находились.

– Он уехал на рассвете, – кротким голосом заметила Нелли. – Он получил письмо от этого Кента из северной части Гэрли. Сегодня должен быть аукцион лошадей и Майкл не мог удержаться. По-моему, он прямо с ума сходит, когда слышит, что где-нибудь продаются лошади.

– Да, некоторые называют это лошадьми, – колко сказала Хилдред, помогая Джоэлю налить кофе из серебряного кофейника.

Эльза видела, как щеки Нелли покрылись легким румянцем. Где-то в доме закричал ребенок, и Нелли вдруг вскочила со своего места, прося извинения. Эльза заметила чувство облегчения, отразившееся на ее лице, когда она торопливо выходила, радуясь возможности ускользнуть. Она вспомнила Нелли Блок шесть или семь лет назад, показывающую свое обручальное кольцо подругам на церковном собрании в Сендауэре. Она вспомнила, какой гордостью звучал тогда ее голос. «Ну разве не прелестно оно? – говорила она. – Два рубина и бриллиант. Два карата. Оно принадлежало матери Майкла. Мне кажется, оно очень оригинально к тому же. И еще два рубина!».

Когда завтрак кончился, Хилдред отвела Эльзу в сторону.

– Пойдемте вниз, вы поможете мне срезать несколько цветов, – любезно предложила она. – Никому не повредит, если дом хоть с виду немножко повеселеет после того, как кого-то не стало… Хотя некоторые – будь они смелее – могли бы сказать, что это показывает недостаток уважения.

Она вышла со своим победоносным видом, сердито и отрывисто постукивая каблуками по полу. Эльза последовала за ней по лестнице, спускавшейся с веранды, и по усыпанной камешками дорожке к южной стороне дома, где лужайка была покрыта цветущими растениями.

– Вы, вероятно, думаете, что я иногда бываю бессердечной? – сказала Хилдред после того, как они некоторое время собирали в молчании пурпурные астры и блестящую траву. – Но я не выношу бестолковых людей. Нелли достаточно молода, чтобы иметь влияние на Майкла, если только поймет, что этого можно добиться. К сожалению, она этого не понимает и никогда не понимала. Мики идет по тому же пути, что и все остальные, и кончит плохо. Впрочем, я не имею права говорить это. – Она вздохнула и с трудом выпрямилась, высокая, стройная, резко выделяющаяся в своем мрачном черном платье среди пурпурных, белых и розовых цветов. – Нет, конечно, я не имею права говорить так, как я иногда говорю с ними всеми.

Но Нелли еще молода, а мое время уже прошло, В ее возрасте я сама была не лучше.

Она опять вздохнула с горечью, которой до сих пор не показывала Эльзе.

Она медленно двигалась между группами растений, вдоль высокой, роскошно цветущей стены сладкого горошка. Хилдред говорила отрывисто, как будто беседовала сама с собой. У Эльзы было такое чувство, точно Хилдред увлекает ее за собой куда-то вниз сквозь блеск и мрак прошлого, останавливаясь то там, то сям по дороге, чтобы сорвать тот или иной темный цветок воспоминаний. Сначала – детство в Коннектикуте, омраченное тенью какого-то бесчестия…

– Сет, и Питер, и я, мы все родились там, – говорила Хилдред. – Наша мать была женщиной хорошего происхождения и красавицей. Ее главной слабостью была любовь к отцу, слишком сильная, чтобы в чем-нибудь ему препятствовать… даже в его изменах. Я думаю, она боялась потерять его совсем. Она страдала молча, пока не произошло что-то, чего она не могла скрыть. У нее были свои деньги, положенные в банк на ее имя… Так или иначе, она увезла его в Иллинойс.

Голос Хилдред перешел во вздох, и некоторое время она медленно шла вперед, не произнося ни слова. Эльза тоже молчала, понимая, что Хилдред не ждет от нее комментариев.

– Мать прожила ровно столько, чтобы увидеть, как отец снова разбогател в Иллинойсе, как всегда богатели Кэрью – весело и быстро… за счет других. Но однажды ночью в игорном доме близ Спрингфилда он потерял своих лошадей и все деньги, какие у него были… Из гордости и фанфаронства он сказал, что пойдет домой пешком, за двадцать миль, среди ослепляющей снежной вьюги. Никто ему не поверил… Его тело нашли через несколько недель, когда растаяли снежные сугробы. Конечно, он сбился с дороги и свернул далеко в сторону. Он сильно пил…

После этого Хилдред стала рассказывать о своих девических годах и о романе, который пришлось оборвать ради братьев, Сета и молодого Питера. Им надо было помочь выбраться из затруднительного положения и отправить их для новой жизни в другой штат.

– Мне кажется, жена Сета радовалась, что умирает молодой: она, должно быть, знала, что избегает этим отчаяния и тоски. Грэс дожила до этого…

Как припев, объединяющий эти отрывочные рассказы, Эльзе все время приходили в голову те слова, которые произнесла Хилдред в первые минуты, когда они с Бэлисом пришли домой: «Твоя жена должна узнать всю правду… она теперь – Кэрью».

Потом Хилдред так же внезапно, как начала, оставила эту тему.

– Мы, кажется, уже достаточно нарвали цветов, – заметила она, выпрямившись и принимая свой обычный вид. – Пожалуй, этого хватит. Пойдем теперь домой.

Входя в комнаты, они встретили Джоэля с упакованными чемоданами, готового к отъезду. Бэлис ждал его в автомобиле, чтобы отвезти на станцию в Гэрли. Джоэль весело распрощался со всеми и размахивал шляпой, когда автомобиль тронулся. Эльза не могла не подумать, каким жизнерадостным, красивым и сильным он кажется. Хилдред, должно быть, угадала ее мысли.

– Много будет разбитых сердец на пути этого мальчика! – предсказала она, и Эльза почувствовала нотку гордости в ее тоне. – Я не удивлюсь, если окажется, что это уже началось. С недавних пор он слишком много времени стал проводить в Балке!

У Эльзы внезапно сжалось сердце – она вспомнила лицо Лили Флетчер в вечер танцев в сарае, когда она вышла к ним из толпы об руку с Джоэлем, с ярко блестевшими глазами и раскрасневшимся от возбуждения лицом. Не влюбилась ли Лили в Джоэля? Лили была обручена с Акселем Фосбергом, молодым фермером, жившим к северу от Сендауэра. Все об этом знали. И все-таки Эльза чувствовала боль в сердце, когда шла за Хилдред.

– Как он стремился скорее уехать! – устало сказала Хилдред. – Он вернется только за день до отъезда в колледж. Мужчины нашего рода никогда не любили оставаться в том месте, где недавно была смерть, чья бы то ни было смерть. В особенности, когда погибала надежда или разбивалась гордость. Они снимались с места и уезжали.

Отрывочные рассказы Хилдред в саду в прошлое утро не выходили у Эльзы из головы, и навеянное ими тяжелое впечатление все более и более углублялось. Наконец она почувствовала, что не в силах уже выносить темные чары, носившиеся в атмосфере дома Кэрью. Бэлис не мог приехать раньше вечера. Но он советовал ей проехаться верхом на Флете, чтобы убить время, пока он будет отсутствовать. «Хочешь – не хочешь, а Флета теперь твоя, – сухо сказал он, – Ты теперь не можешь выгнать ее с пастбища». – «Хорошо, – подумала она, – поеду к Фанни Ипсмиллер, а на обратном пути заверну к матери поужинать».

Было уже темно, когда она вернулась в дом Кэрью. В комнате Бэлиса виднелся свет. Он, вероятно, сидит, ожидая ее возвращения, подумала она с некоторым волнением. Но Бэлис встретил ее у порога – он только сейчас приехал из города. Он помог ей соскочить на землю и кликнул одного из работников, чтобы передать ему Флету, затем пошел с Эльзой в дом. Они сразу поднялись наверх, и Эльза, войдя в комнату первой, увидела, что у открытого окна сидит, обмахиваясь веером, Грэс Кэрью. Ее присутствие в комнате Бэлиса изумило Эльзу, но что-то в позе и манерах Грэс еще более поразило ее. Эльза заставила себя сказать:

– А, это вы! Очень жарко, не правда ли?

Грэс вместо ответа только смерила ее ледяным взглядом. В первый раз со времени своего прибытия в этот дом Эльза имела возможность заговорить с ней и решила воспользоваться случаем.

– Я хотела сказать вам, миссис Кэрью, – быстро проговорила она, – как глубоко я сочувствую вам в вашей потере. Вы не знаете…

– В самом деле? – Грэс вскинула голову и прищурила глаза. – Но каким образом вы могли бы что-нибудь чувствовать по этому поводу? Я совершенно не понимаю вас. Вы не принадлежите в действительности к нашему роду.

Она отвернулась к Бэлису, и ее лицо сразу озарилось нежной улыбкой. Она встала и медленно направилась к нему. Эльза почувствовала, что краснеет до корней волос. Она сняла шляпу и жакет и положила их на кушетку. Затем подошла к открытому окну и села, подставив пылающее лицо ветерку, колыхавшему занавески. Она откинула волосы – лоб под ее рукой был влажен и горяч.

Бэлис не произнес ни слова, Он снял шляпу и, бросившись на стул, закурил папиросу. Эльза видела, как Грэс поставила рядом другой стул и уселась. Ее взгляд, выражавший безграничное обожание, напомнил Эльзе тот день, много лет назад, когда две женщины Кэрью в первый раз явились на ферму Бауэрсов вместе с мальчиком, напоминавшим Эльзе малину.

– Ты, наверное, удивился, найдя меня здесь, дорогой Бэси, – невозмутимо начала Грэс, – это в первый раз я так врываюсь сюда, если не считать того времени, когда у тебя был бронхит и ты никому об этом не говорил. Помнишь, Бэси?

– Не думаете ли вы, что пора бросить эту ласкательную детскую кличку, тетя Грэс? – спросил Бэлис.

Грэс испустила короткий оскорбленный вздох. Глядя на нее и стараясь сдержать гнев и печаль, Эльза подумала, что глаза вдовы Питера ярки и остры, как у птицы.

– Хорошо, в таком случае пусть будет «Бэлис». Но почему тебе пришло в голову возражать именно теперь?