– Я ухожу, – сказал он.

Эльза поднялась и проводила его до дороги. Оба не говорили ни слова. Вдруг Джо остановился и взглянул ей в лицо.

– А вы заметили, как этот теленок Кэрью смотрел на вас, то есть на вас и на меня? – прервал он молчание.

– Да, заметила, – ответила Эльза.

Джо помолчал несколько секунд. Когда он снова заговорил, его голос звучал уже более спокойно.

– Послушайте, Эльза, – сказал он. – Я ухожу. Я пришелся им не ко двору и хочу уйти сам, прежде чем они вытолкают меня. Я и хотел сказать вам об этом сегодня, но не пришлось. Ухожу я завтра, после того как рассчитаюсь со старым Кэрью. Но послушайте, Эльза, я вернусь назад, и с деньгою в кармане, достаточной, чтобы завести свое собственное хозяйство в моей родной стороне, в Южной Дакоте. Я вернусь сюда, чтобы захватить вас с собой.

Он уже говорил ей это и раньше, и неоднократно, а она привыкла отвечать лишь любезной улыбкой. Но сейчас она была уже не в силах улыбаться. В его голосе было что-то, пробуждавшее в ней острое желание.

– Вы уедете отсюда со мной, Эльза! Я все сделаю для вас. Послушайте, Эльза, я…

А Эльза думала в это время, что он не может не знать, что его голос звучит для нее нежно, что он сам составляет живую могучую часть в ее жизни здесь, побеждающую ее сопротивление. Это – маленькая страшная часть жизни, но она побивает все остальное. Эльза не могла сказать ему, что все ее существо взывало в этот миг к любви, но что эта любовь не принесла бы богатой жатвы. Она не могла сказать ему, что она достаточно долго прожила в Эльдерской балке, чтобы знать, во что обращается эта юная любовь: в бедность, в нищету, в неизбывный труд, что на смену ей приходит глухая вражда и озверение…

– Мы устроимся, Эльза. И если бы вы знали, какая прелесть скакать верхом по холмам под луной! Нет, вы не узнаете, что такое красота, пока не увидите этого своими глазами. Это все равно, как…

Эльза улыбнулась, судорожно сплетая пальцы. Она остро чувствовала, что Эльдерская балка заявляет о своих правах на нее. И легко было бы внять этому призыву и сказать: «Да, я пойду с вами, потому что в вас есть романтизм, Джо Трэси!», зная отлично при этом, во что обращается этот романтизм. Но у нее хватило силы отрицательно покачать головой, потому что Джо покорно ждал знака от нее. Если бы он не ждал, подумала она, она могла бы забыть обо всем…

Солнце палило над степью целых две недели. В середине июля Нильс Лендквист, работая на своем поле, получил солнечный удар и умер. С этих пор все бремя управления лендквистской фермой легло на плечи Фанни Ипсмиллер и молодого Нильса в качестве ее помощника.

Однажды вечером, когда закат дымным пламенем горел на горизонте, дядя Фред сказал:

– Ну, значит будет дождь!

И дождь пошел. Он начался с грозы в следующий вечер, а потом лил упорными потоками целых три дня. Затем дождь шел понемногу каждый день, затуманивая воздух и сыростью ложась на поля. Днем бывало жарко и душно, а по ночам сыро и тяжело. Над землей нависла черная угроза.

Эльза помогала матери делать припасы огородных овощей и ягод, собранных в балке. Работа эта почти подходила к концу.

– Еще денек, и мы справимся, – сказала мать, – то-то я буду рада! Никогда еще не было так много работы… Ну что, стол накрыт? У меня все готово. Кажется, я видела отца на дороге от балки. Через минуту он будет дома.

Эльза взяла большой стеклянный кувшин и наполнила его свежей водой из ключа.

– Все готово, – сказала она и внесла кувшин в комнату, где был накрыт холодный ужин.

Она остановилась на мгновенье посмотреть, все ли в порядке. Потом села и утерла лицо передником. Стеклянный кувшин перед ней уже затуманился матовой пленкой. Безотчетно она потянулась к столу и вывела пальцем на стене кувшина две буквы: Д. Т. Но, услышав на дорожке от риги голоса разговаривающих между собой отца и Рифа, поспешно провела по кувшину ладонью и ушла в кухню.

Когда она вошла туда, отец появился в дверях и остановился с пучком почти спелой пшеницы в руках. При взгляде на его загорелое лицо Эльза похолодела. Он бросил длинные стебли на пол и посмотрел на Эльзу и ее мать. Колосья были почти совсем черные.

– Ржа, Стив! – воскликнула мать.

– Ржа, – ответил отец. – Еще неделька такой проклятой погоды, и мы пропали.

Он прямо прошел в комнату, опустился на стул и сидел молча, теребя пальцами вязаную кайму обивки стула и уставившись растерянным взором на пол.

В этом году урожай оказался таким скудным, что нечем было даже заплатить жнецам за молотьбу. Нельзя было также удовлетворить требование Мейлона Брина, который в один сентябрьский день встретил Стива Бауэрса на улице в Сендауэре и сказал, что через два дня приходит срок уплаты по векселю. Когда Сет Кэрью предложил заплатить наличными за четверть участка земли Бауэрсов, прилегавшую к его владениям, Мейлон Брин поздравил Стива с тем, что у него есть сосед, который так охотно пришел ему на помощь в тяжелое время. Обо всем этом Стив Бауэрс рассказал своей жене в тот вечер, когда решил признаться ей в том, что продал еще сто шестьдесят акров своей лучшей земли Сету Кэрью. Мать Эльзы заплакала, закрыв лицо передником, потом вдруг вскочила и дала волю своему гневу на мужа, на Сета Кэрью и на Мейлона Брина. После этого она снова подняла передник к лицу и зарыдала.

Эльза тихонько ушла к себе и часами лежала без сна среди ночного мрака. Она месяцами предавалась мечте о поступлении в университет, так как высшую школу в Сендауэре она уже окончила. И отец, и мать говорили с ней об этом сочувственно, но безнадежно, отодвигая проект, может быть, до следующего года. Но пройдет этот год, а за ним еще и еще, и мечта поблекнет. Подобные мечтания хороши лишь для таких людей, как Кэрью, Эльзе следовало бы об этом знать…

ГЛАВА VII

Из окна, примыкавшего к ее столу в классе, Эльза могла видеть неопределенное серое пятно, в какое март обратил Эльдерскую балку. Вся местность казалась мокрой и взлохмаченной от оттепели. К югу, у окаймлявших речку кустов, виднелись большие, резко выделяющиеся пятна снега с промежутками бурой земли между ними. Эльза подумала, что эти пятна похожи на неровные следы от шагов какого-нибудь великана, доросшего до облаков и опьяненного безумным ветром этого мартовского дня. Она взглянула на сидевших перед ее столом детей и подумала, какой ошибкой было бы сообщить им о плодах ее воображения. Среди них нашлось бы, может быть, лишь двое или даже один, которые не уставились бы на нее с изумлением и не сообщили бы дома о том, что их учительница видит пьяных великанов, шатающихся по Эльдерской балке.

Из гущи учеников поднялась и махала в воздухе чья-то рука.

– Я не могу найти Занзибара на своей карте!

– Принеси-ка мне свою географию, – сказала Эльза.

Это был самый младший из сыновей доктора Петерсена. Он подошел к Эльзе, неся свой учебник в грязной ручонке. Эльза взяла у него книжку и посмотрела на Занзибар.

– На нем клякса, – мягко сказала она малышу, – неудивительно, что ты не можешь его найти. Возьми мою книгу и обращайся с ней поосторожней!

Занзибар, Занзибар… Одна клякса, и Занзибара больше не существовало! Прошло уже два года с тех пор, как Эльза должна была отказаться от своих мечтаний об университете и удовольствоваться лишь кратким курсом в нормальной школе, подготовлявшим к учительской дорожке. А затем инспектор училищ направил ее в школу в Эльдерской балке, поскольку ей была знакома местная жизнь. Она заглушила в себе жажду широкой деятельности и приняла место учительницы в Балке, утешая себя мыслью, что может жить дома и отдавать большую часть своего заработка Рифу. В конце концов это что-нибудь да значило – помочь Рифу завоевать себе место в другом мире, в мире, который не был Элдьдерской балкой. Некоторое время она еще боролась с собой, стараясь преодолеть гнездившуюся в ее сердце горечь. Но теперь эта горечь уже заглохла, оставив после себя лишь спокойное удивление перед тем фактом, что семья Бауэрсов навеки прикрепила себя к Эльдерской балке, сделалась ее частью, частью ее наносной почвы, ее скудной жатвы, ее жалких потуг на красоту в виде маленькой болотистой речки, невысокого холмика и терзаемой ветром кучки ив.

Занзибар… Чернильная клякса – и Занзибара не существовало!

Эльза взяла одно из ученических сочинений, стопка которых лежала перед ней на кафедре. Делла Мэгнюсон, дочь старшего сына Мэгнюсонов, Делла, доросшая уже до школьных сочинений. О, время, обозначающее свои следы то медленно, то быстро! Время, разрушающее то медленно, то быстро! Время, мягкое и равнодушное, держащее в своих руках землю! Эльза видела перед собой лишь белую бумагу. Тогда она прижала веки большим и указательным пальцами и прочла: «Земля счастлива, потому что сейчас весна, и война окончилась». Прочитав сочинение до конца, она поставила наверху страницы букву А,[1] слабо улыбнувшись иронии, скрытой в отметке.

«…Потому что сейчас весна и война окончилась…», повторила про себя Эльза, глядя на растянувшееся за окном серое небо. Да, война кончилась, и Бэлис, и Джоэль Кэрью возвратились домой. Весь Сендауэр ждал их возвращения. На станции собралась толпа для встречи и чествования Бэлиса, заслужившего медаль за военные подвиги. В том же поезде возвратились на родину и другие: один из сыновей Петерсена, старший Уитни и два молодых человека из местности к югу от Гэрли. Эльза тоже ходила с Рифом на станцию и, не смешиваясь с шумной толпой, слушала хвалебные отзывы о доблестных и лихих Кэрью.

Да, Эльза должна была с горечью сознаться, что они, несомненно, были молодцами, видными, разудалыми молодцами. В каждом движении Бэлиса чувствовался герой. Джоэль прихрамывал – немного театрально, может быть, – он был также молодцом в своей авиаторской форме. Им война дала великолепный случай выдвинуться. Но Эльза не могла отвести глаз от Рифа, стоявшего рядом с ней. Он как будто спрятал одну руку в карман и мрачно смотрел прямо в лицо Бэлису Кэрью.