Он до глубины души был потрясен ее видом – так мало она изменилась. Она стала, пожалуй, чуть более хрупкой, но жизнеспособность ее не уменьшилась. Его визит к ней, в доме ее родителей, был краток, ибо он не в силах был держаться спокойно в ее присутствии. Попрощавшись с нею за оградой усадьбы Боннеров, он погнал коней с такой скоростью, будто его по пятам преследовали бесы.

С тех пор он не видел Лианы, графини Ашиндон. Провел несколько месяцев в Поместье Ашиндон, предпринимая тщетные попытки наладить расстроенное хозяйство и постоянно противясь настойчивому и почти неудержимому желанию встретиться с нею. В тот период он почти ни к кому не ездил в гости, посещал те немногие рауты, на которых, как он знал, ее не будет. Накануне отъезда в Лондон отправил ей формальное послание, ставя ее в известность о намерениях изыскать дополнительное финансирование и обещая помощь в случае необходимости. Он пустился в путь рано утром, унося в сердце ее образ, какой ему запомнился в тот день, когда она объявила о своей верности крепости отчего дома.

А теперь она опять в Лондоне, и как ему вести себя? Решил, что будет по-прежнему избегать ее, хотя это и трудно при ее светских обязанностях и его долге выезжать с невестой в свет.

К концу дня он пришел к единственному решению – при любых обстоятельствах воздержаться на некоторое время от визитов к Лиане и уклоняться от роли галантного кавалера Аманды Бридж. Как можно расточать банальные комплименты золотистым кудряшкам и голубеньким глазкам, если в сердце навеки запечатлелись локоны цвета воронова крыла и изумрудные очи? До бала у Марчфордов почти неделя – есть время собраться с силами для выполнения своих обязанностей. Но эти несколько дней он позволит себе роскошь одиночества. А потом он вновь возникнет не так, как бабочка из куколки, а как вполне сносное подобие счастливого жениха.

Аманда про себя отметила долгое отсутствие графа, но с домочадцами это не обсуждала. Она действительно несколько удивилась и призналась себе, что соскучилась по нему. С ним она могла быть более или менее самой собою. О том, что ей не хватало насмешливо-язвительного поблескивания серых глаз, вида мускулистых плеч, затянутых в элегантно пошитый пиджак, она избегала даже думать.

Отвлекая себя от подобных мыслей, старалась занять себя. Упражнялась в игре на фортепиано, совершала длительные прогулки по пленительным улицам Лондона. Серена настояла, чтобы во время этих экскурсий ее сопровождали Хатчингз и пара лакеев, что ее раздражало, но и к этому она старалась привыкнуть. Несколько раз ходила в часовню Гроувенор, невзирая на запреты Серены, но, как и прежде, безрезультатно. Никак не могла усвоить, что на самом деле совершила путешествие во времени. Все изыскивала иное объяснение. Тогда само собой выходило, что она окончательно спятила, но это ей казалось еще менее приемлемым.

Тем временем она заметила, что почти никогда теперь не проходит мимо зеркала, не взглянув на свое отражение с легким восторгом. Предположила, что в конце концов привыкнет к ослепительной красоте молоденькой Аманды Бридж, но пока решила покупаться в ее лучах. Наслаждаясь силой ног, несколько раз в одиночку уходила гораздо дальше тех мест, что значились в черном списке Серены.

Поразмыслив, вынуждена была пересмотреть свое прежнее неблагоприятное мнение о матери Аманды, Серене, этой раздражающей бестолковой балаболке, была присуща врожденная доброта, и за интересы дочери она болела всем сердцем. И она ведь не виновата, что ее представления о благе для дочери сильно расходились с мнениями Аманды.

Основным недостатком этой женщины была ее абсолютная и бездумная подчиненность мужу. Аманда понимала, что такая линия поведения нормальна для этого времени, но для себя решила, что сколько бы не оставалась в этой эпохе, она приложит все силы, чтобы прежде всего освободить Серену от пагубной зависимости, даже если ее «мать» – всего лишь иллюзия. Она уже принялась за исполнение своих планов и купила Серене «Абидосскую невесту» Байрона, чтение которой было строжайше запрещено ей, судя по одному из разговоров с Джереми. Когда Аманда рассказала об этом Ашу, тот расхохотался и предложил эту книгу подарить Серене от его имени.

– Потому что наверняка ваш достойный папа, – и в глубине его глаз засверкали веселые огоньки, – не сможет отказаться принять подарок от человека, который – должен вам сказать – тот самый вожделенный зять.

Все дни были очень насыщенными. Светская жизнь поглощала поразительно много времени: визиты, прогулки в парк, а вечерами – посещение небольших приемов. Несмотря на бессодержательность бесед во время светских встреч, Аманду они развлекали. Хатчингз продолжала ее инструктировать, и она уже почти не допускала промахов из-за незнания прошлого молоденькой Аманды.

Она даже совершила налет на кухню, чем очень удивила, но ничуть не обескуражила младших слуг, и научила Хатчингз готовить чашку приличного какао. Это оказалось не так-то просто, потому что порошка какао еще, очевидно, не делали, а жидкий шоколад стряпали, отламывая куски от глыбы твердого и горького шоколада, которые потом перемалывали в специальной мельнице. Проделав все это, Аманда научила Хатчингз растворять полученные гранулы в малом количестве горячей воды. Потом добавила туда «непомерное»-по мнению Хатчингз – количество сахару и влила весьма приличную порцию молока. В итоге вышло очень вкусно, особенно когда Хатчингз бросила туда щепотку толченых стручков ванили.

– На следующей неделе мы наготовим груду помадок, – пообещала, заважничав, Аманда.

– Хорошо, барышня, – без энтузиазма согласилась Хатчингз.

Дни летели, и Аманда с тревогой убеждалась, что достоверность ее пребывания в Лондоне Регентства все нарастает. Некоторые события легко объяснялись былой глубиной ее проникновения в печатные труды, но как исследователь она ведь никогда не занималась бытовыми неудобствами начала девятнадцатого столетия. Ничего хуже, чем загрязнение воздуха от тысяч угольных печей, она никогда не встречала в свое время. И с грустью интересовалась – когда же наконец изобретут туалетную бумагу?

И вот однажды утром Серена объявила Аманде сразу по окончании завтрака:

– Сегодня – никаких прогулок по парку, милочка. Соизволь остаться дома и отдыхать, – и в ответ на смущенный взгляд Аманды добавила с оттенком возмущения:

– Не говори мне, что ты забыла о бале у Марчфордов! Сегодня вечером! И я хочу, чтобы ты выглядела наилучшим образом.

На мгновение Аманда впала в панику – ведь это первый ее официальный выход в свет. Заставила себя расслабиться. Пока-то все шло хорошо, роль удавалась. Никто из ее молодых знакомых не заподозрил, что с нею что-то неладно, кроме небольших провалов в памяти из-за ушиба головы. «А бал, – подбодрила она себя, – как лакомый кусочек торта».

Но в этом-то она, как оказалось, сильно ошибалась.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В этот день Хатчингз, чтобы подготовить барышню к вечернему празднику, потратила на обслуживание больше времени, чем обычно. Наконец служанка со всем управилась, Аманда всмотрелась в свое отражение и не поверила собственным глазам. Неужели этот чудный призрак в зеркале действительно мог некогда быть той Амандой Маговерн – с заурядным лицом и кривым телом? Видение было наряжено в парадное платье из небесно-голубого атласа, поверх которого струилась плавными линиями накидка из серебряной сеточки. Изящную шею окаймляли бусы из сапфиров, окрас которых точно совпадал с цветом глаз. Золотистые волосы, искусно уложенные высокой копной, охватывала хрупкая диадема с такими же камнями. Выбившиеся невесомые пряди прелестно изгибались, обрамляя лицо с классическими чертами. «Боже, – подумала Аманда, – раньше я не вполне понимала, что означает «сногсшибательная красавица», а теперь до меня дошло», – и, обернувшись к служанке, сказала:

– Сегодня ты просто превзошла себя. Спасибо, Хатчингз.

– Приятно наряжать такую красивую леди, как вы, – и девушка улыбнулась. – Вы оказываете мне честь, барышня.

Аманда в ответ тоже улыбнулась, но как бы извиняясь, и сказала:

– Надеюсь, папа хорошо тебе платит за то, что ты так умело ухаживаешь за мною. Ты же по моему зову и даже по мановению руки всегда тут как тут в любой момент. А на себя-то у тебя остается время?

– А как же, барышня! – с удивлением воскликнула Хатчингз. – Каждый четверг после полудня и по воскресеньям всех слуг отпускают в церковь. Я хожу в очень хорошую христианскую общину. А здесь мне платят больше, чем почти любой другой служанке, – весело добавила она, – двенадцать фунтов в год, да бесплатная кормежка и отдельная комната.

– Боже мой, – вздохнула Аманда, – меньше двадцати долларов!

– Ну, это мне не понять, барышня, но я получаю больше многих служанок разных дам, и мне это нравится. Да еще вы отдаете мне платья, которые перестаете носить – я ведь на одежду не трачусь, разве что на рабочую форму.

Аманда посмотрела на нее с недоумением, но ничего больше не сказала. Хатчингз вопросительно подняла брови, и Аманда жестом отпустила ее. Служанка вышла, а Аманда продолжала сидеть, подперев подбородок ладонью. Взгляд ее снова вернулся к зеркалу – к сверкающему отображению каменьев на шее и в прическе. На туалетном столике стояла коробка, переполненная ужасно дорогими безделушками, накупленными дочери Джереми Бриджем для ублажения его же собственного тщеславия. А тем временем, сколько тысяч других, типа Хатчингз, едва сводят концы с концами, борясь за существование? Аманда вдруг ощутила потребность вырваться отсюда, выбежать на улицу и кричать, протестуя против такого ужасающего неравенства. И у двадцатого века немало проблем, но он далеко ушел хотя бы от подобных злодеяний.

Аманда посмотрела на часы, стоящие на столике у кровати. С минуты на минуту прибудет лорд Ашиндон. Почему он так давно не появлялся у Бриджей? Или скудный источник его пыла совсем иссяк? Будет ли он настаивать на своем предложении? Ведь сделал он его весьма неохотно. Как ни странно, граф не казался ей обычным охотником за приданым. Человек, которому гордость и надменность столь же присущи, как рыцарю доспехи, вряд ли похож на типа, пресмыкающегося ради руки дочери богатея. Пожала плечами – какое имеет значение, права она в своих оценках или нет. Подавив волнение, от которого уже начинало покалывать под ложечкой, аккуратно расправила юбку из голубого атласа и вышла из комнаты.