Я закончила чистить репу, положила ее в миску и взяла следующую. В тишине я размышляла о своем отчаянном положении, когда Лиам вдруг заметался на своем матрасе. Я поспешила к нему. В доме было прохладно, однако на лбу у него выступил пот, лицо было мертвенно-бледным, вокруг глаз залегли черные круги. Тело его так горело, что я невольно отдернула руку.

– Господи, нет! Лиам!

Подхватив юбку, я бросилась к выходу. Беатрис проводила меня удивленным взглядом.

– Доктор Мэншолт! Доктор Мэншолт! – закричала я что было мочи.

Меж деревьев показалась фигура доктора. Он бежал ко мне со всей доступной при его полноте быстротой.

– Что стряслось? – спросил доктор, задыхаясь. Лицо его покраснело от бега.

– С Лиамом совсем плохо, – пробормотала я, изо всех сил сдерживая слезы. – Жар усилился. Я боюсь худшего, доктор! Прошу, сделайте что-нибудь!

Ноги у меня подкосились, и я рухнула к нему в объятия. Он помог мне вернуться в дом, усадил меня на стул и подошел к Беатрис, которая уже склонилась над Лиамом.

– Беа, неси снег, и побольше! – приказал доктор Мэншолт, быстро осмотрев пациента. – Если не получится сбить жар, у него начнутся судороги.

Ошарашенная, я сидела и смотрела, как она носит в фартуке снег. Несколько минут – и тело Лиама покрылось тонким белоснежным саваном. Из оцепенения меня вывел жест Беатрис: она начертила пальцем на лбу у Лиама крест. Неужели это конец?

– Что вы делаете? Не смейте! Он еще не умер, он не умрет… Прекратите!

Ярость в моих словах напугала Беатрис, и она отступила к стене. Невзирая на протесты, доктор Мэншолт увел меня от мужа.

– Кейтлин, идемте! Я больше ничего не могу для него сделать. Остается надеяться на Бога и на Беатрис…

Я разразилась саркастическим хохотом.

– На Бога? Бог давно покинул меня!

Я отчаянно пыталась вернуться к любимому, который умирал. Мне хотелось сказать, как сильно я люблю его, несмотря на то, что он натворил, сказать, что без него я не смогу жить. Железной рукой доктор удержал меня, сдернул с вешалки накидку и вытолкнул меня на улицу.

Я разрыдалась. Потоки слез лились долго, но и они иссякли. Я не могла бы сказать, как долго проплакала на плече у добросердечного, но отнюдь не всемогущего доктора. Какая теперь разница? Мне больше ни до чего на этом свете не было дела.

– Как я буду жить без него?

Доктор протянул мне носовой платок, и я вытерла слезы.

– Лиам еще с нами, Кейтлин. Господь не призвал его. Доверьтесь Ему!

Вера в Господа… Я потеряла ее на одном из бесчисленных крутых поворотов дороги, в которую превратилась моя жизнь после смерти Ранальда. Я истерично засмеялась, но скоро смех снова перешел в рыдания.

– Во что и в кого мне теперь верить? В Лиама? В Господа? Они оба отказались от меня! Лиам больше не борется за жизнь, он ждет смерти как освобождения. А Господь… Он давно перестал внимать моим молитвам. Я прошу его облегчить мои страдания, а он добавляет все новые. Что такого я сделала? Что я сделала, чтобы заслужить все это?

Мне вдруг показалось, что мрак вокруг меня сгущается. Я осталась в абсолютном одиночестве в холодной, скорбной пустоте…

– Ни к чему искать причину, почему Господь посылает нам страдания, поверьте.

– Да что вы можете знать об этом? – едким тоном спросила я.

Доктор вздохнул, и на лице его отразилась боль, которая не могла не вызвать сочувствия. Должно быть, в жизни ему тоже довелось страдать… Однако ни о чем расспрашивать я не стала: мое собственное горе и моя боль не оставили места любопытству.

– Почему вы говорите, что ваш супруг хочет умереть? Вы его любите, и он вас тоже любит, это видно по тому, как он на вас смотрит. Такой взгляд не может лгать.

– Мы очень отдалились друг от друга, когда наш сын погиб при Шерифмуре. Я думала… Иногда одной только любви недостаточно.

– Хватит и малой ее толики. Остальное сделает вера. Если повернуться душой к Господу…

– Господь оставил нас! Он нас покарал!

– Извечный вопрос теодицеи… Всем нам довелось пережить метания между сомнением и доверием, возмущением и покорностью, верой и неверием. Мы все пытаемся найти объяснение нашим незаслуженным страданиям. Вы ведь читали Библию, Кейтлин?

– Читала выдержки, я ведь католичка.

– Вероисповедание здесь не принципиально. Библия едина для всех, хотя люди упорно пытаются толковать ее по-своему. Вы читали Евангелие от Иакова?

Я промолчала.

Доктор нисколько не рассердился и продолжил:

– Когда под ногами у Иакова разверзлась пропасть страданий, которые он считал незаслуженными, он попытался найти причину. Человек он был честный, справедливый, добрый. Словом, истока своих бед он так и не обнаружил. Тогда он взбунтовался против Господа, в которого всегда слепо верил, и потребовал справедливости. Что такого он совершил, чем заслужил все эти беды? Однако невозможно разгадать намерения и планы Господа касаемо нас, людей. И Иаков это понял. Мы, люди, не в силах понять тайный смысл страдания и горя. Зло… Отсутствие добра… Если бы не было зла, не было бы и добра. Господь позволяет злу быть. «Ne vult, nec non vult, sed permittit!» Почему? Может, потому, что, по задумке Всемогущего Творца, в горе проявляется все лучшее, что есть в нас? Нет смысла осуждать Бога, куда целесообразнее положиться на него целиком и полностью. Прийти к нему с нашим страданием и нашим горем, нашей болью, нашим гневом и нашими сомнениями. Открыть ему сердце и принять то, что нам ниспослано.

– Скажите, доктор, чем может мне помочь вера сейчас? – с иронией возразила я. – Она вернет мне сына? Спасет моего мужа?

Он покачал головой.

– Нет. Ваш сын покинул этот мир, но что касается мужа – надежда еще остается. Вот за нее-то вам и следует держаться. Вера – это рука Господа, который помогает нам переплыть океан страданий, пережить все испытания, когда наше мужество иссякает. Она не помогает нам избежать страданий, она делает страдание менее тяжким, потому что оно – неотъемлемая часть жизни каждого человека. Разве не должен каждый из нас нести свой крест?

– Крест моего мужа оказался слишком тяжелым. Он сломался под его весом.

– Так помогите же ему, Кейтлин! Помогите ему пронести его несколько шагов!

Я разочарованно посмотрела на него и отвела глаза.

– Мне помочь ему? Послушать вас, это так просто! Для Лиама уже все кончено. И как вообще вы можете говорить такое? Не вам ведь смотреть, как умирает родной человек!

Рот доктора искривился в гримасе боли.

– В жизни мне тоже пришлось много страдать, мэм. У меня была супруга, которую я любил, и четверо детишек, в которых я души не чаял.

Я с удивлением взирала на него сквозь пелену слез.

– Мы жили в маленьком городке под Гаагой, в Голландии.

– И где они теперь?

– Умерли. Умерли из-за глупой случайности, – прошептал он, уносясь мыслями в печальные воспоминания. – Жаровню забыли возле окна, огонь перекинулся на занавеску и пошел гулять по дому. В итоге все сгорело дотла. Я в тот день уехал в Амстердам за анатомическим атласом и медицинскими книгами. Когда вернулся – на месте дома ничего не было. Горстка дымящихся угольев и воспоминания – вот все, что осталось от моей жизни. Я проклинал себя за то, что уехал; я злился на Бога, потому что он отнял у меня смысл жизни; я ненавидел весь мир за то, что он смеялся и радовался настоящему, а я не мог. У меня живьем вырвали сердце, и я хотел, чтобы все сущее страдало вместе со мной. Я не мог смириться. Долгое время я терзался сомнениями, размышлял. Я забросил медицинскую практику и погрузился в чтение. Я перебирал идеи, я искал спасательный круг, который удержал бы меня от утопления, искал причину, почему это случилось со мной. Я не желал больше жить в жестоком мире, который создал Господь. Я читал бесконечно. Сократ, Платон, Библия, Коран, Талмуд… Я штудировал произведения Декарта и Эразма Роттердамского. И из всех этих трудов по метафизике, философии, теодицее, теологии и бог знает еще каким наукам я по крупицам извлек знание, нашел ответы на свои вопросы. Даже творчество вашего любимого Шекспира повлияло на мое новое мировосприятие. Это был человек с мятежной душой, который тоже искал ответы.

– Я читала «Макбета», «Ромео и Джульетту» и «Короля Лира».

– «Макбет»! Туманная, как сама Шотландия, драма, запятнанная кровью и полная криков ужаса, слетающих с уст короля, которого терзает чувство вины. Особенно мне запомнилась одна сцена. Если память меня не подводит, это в третьей сцене пятого акта. Макбет обсуждает состояние здоровья своей супруги с доктором. Я извлек из прочитанного свой урок. Королева взволнована, она не может забыть об ужасном убийстве короля Дункана. Макбет просит лекаря исцелить разум больной, прогнать из ее мыслей печаль и с помощью противоядия очистить от угрызений совести. Однако лекарь отвечает ему, что в подобных случаях только недужный может себе помочь: «…Здесь больной лишь сам себе находит врачеванье…» Тогда-то я и понял, что средство моего исцеления находится во мне самом, в моих силах и убеждениях, в моем сердце. Ничто в мире не сможет спасти меня, кроме меня самого. И только тогда я примирился с Господом. В Евангелии от апостола Иоанна есть фраза: «…есть дверь, и тот, кто войдет в меня, будет спасен. Он войдет и выйдет, и найдет пастбища». Господь указал нам путь к спасению. Нам остается только, укрепившись в вере, найти эту дверь и войти в нее.

Мы довольно долго молчали, стоя под небесным сводом, украшенным миллионами сверкающих звезд. Когда я была маленькой, тетя Нелли сказала однажды, что каждая звезда – это душа, созданная Господом. Если так, то и душа Ранальда сияла сейчас у меня над головой…

– Кейтлин, во тьме всегда есть лучик, который может вывести нас к свету. Надо только найти его! Господь вас не оставил, это вы от него отказались. Обретите его снова, и вы обретете себя. Скажите себе, что всему есть своя причина, но знает ее только Бог. Доверьтесь ему!