Соня Мармен - Сезон воронов

Дункан попытался пошевелить ногами, придавленными к земле телом лошади. Острая боль пронзила пах, жестоко напомнив о второй ране. Нужно поскорее выбираться отсюда, иначе sassannachs прикончат его. Но где они? Вокруг по-прежнему звенели, сталкиваясь, мечи, слышались отдаленные выстрелы, кричали люди. Но звуки эти казались почему-то такими далекими…

И вдруг Дункан ощутил прикосновение к своим волосам, потом к вороту рубашки. Сердце забилось как бешеное, и он вздрогнул от ужаса. И снова открыл глаза, на этот раз широко-широко. Дымка, туманившая разум, наконец рассеялась, он очнулся от оцепенения. И хрипло вскрикнул, когда чья-то рука опустилась ему на грудь, заставляя снова лечь на землю.

– Дункан, ты меня слышишь?

Измазанное кровью и грязью лицо отца склонилось над ним. Глаза у Лиама были красные и мокрые от слез. Он быстро ощупал грудь и бока сына и покачал головой.

– Боже правый…

Прикосновение его пальцев к щеке сына было осторожным, и все же оно пробудило боль, и Дункан застонал. Он почувствовал, как кожа на лице словно отслаивается, растягивается. Отец, прищурившись, рассматривал рану.

– По-моему, рана чистая, все на месте и кость цела, – пробормотал он.

Дункану вдруг почему-то стало смешно. «Кость цела? Все на месте?» Отец ведь еще не видел другой раны…

– Нужно забрать тебя отсюда!

Лиам попытался поднять сына, когда тот потянул его за рукав.

– Отец, что с Раном?

– Ему уже не помочь, сынок!

– Нет! Подонки! – простонал Дункан и снова повалился на землю, сраженный душевной болью и отчаянием.

– Ты отомстил за него, Дункан!

– Отомстил? Ну нет, Ран стоил больше, чем одна эта sassannachs гнида!

Взгляды отца и сына встретились. Оба испытывали жестокое чувство вины, обоих мучила совесть. Дункан задыхался от не выразимой словами душевной муки. Он не сдержал слова, данного матери! Он понял, что отец думает о том же.

– Он погиб за свои убеждения. Его честь не запятнана. Он отдал жизнь за правое дело, – сказал его отец угасшим голосом. – Идем! Нужно уходить отсюда!

– Где они? Я слышу их, но не вижу.

Лиам посмотрел в сторону речушки Аллан, похожей на змейку с серебристой ледяной чешуей, извивавшуюся у подножия холма Орхил.

– Мы разбили левое крыло Аргайла, но правое отбросило Кэмеронов к самой реке. Как только бой там закончится, они вернутся. Ноги тебя слушаются?

– Нет.

Лиам задумался ненадолго и уже начал вставать, чтобы помочь сыну выбраться из-под лошади, когда на помощь им подоспели Колин и Калум. Несколько минут усилий и тихих проклятий потребовалось, чтобы освободить ноги Дункана. Наконец юноша смог пошевельнуться. К счастью, руки и ноги у него оказались целы. Несколько синяков и царапин, две раны. Особенно беспокоила та, что в паху.

– Ой-ой-ой! – воскликнул Калум и выразительно поморщился. – Ты не против, если я взгляну, а, Дункан?

И, не дожидаясь ответа, он медленно приподнял пропитанную кровью рубашку, которая успела прилипнуть к телу.

– Проклятье!

Юноша побледнел, вообразив самое страшное. Он сглотнул и ощутил металлический привкус крови на языке.

– Нужно найти фею с тонкими пальчиками, чтобы она тебя зашила!

И Калум принялся ощупывать кожу вокруг раны. Не в силах выносить такую боль, Дункан попытался встать.

– Тебе что, нравится копаться в моей ране?

Задыхаясь, с онемевшим от боли телом, дрожащий, весь в холодном поту, юноша снова рухнул на пыльный вереск.

– Разрез длинный…

– И что?

– Трудно сказать. Рана сильно кровоточит.

Калум посмотрел на Дункана серьезно, с тревогой. Отец с дядей отвернулись, присвистнув, и Дункан понял, что дело и вправду худо. Он выругался.

– Ну говорите уже, не томите!

– Все не так страшно, как сначала кажется, – продолжал Калум с легкой улыбкой на губах. – Да не волнуйся ты так, Дункан! Твоя Элспет снова сможет на тебе, как на жеребце, скакать, как только рана затянется!

Вздох облегчения вырвался из груди Дункана, однако он тут же снова потемнел лицом. Подумать только, он тут беспокоится, сможет ли еще спать с женщинами, а его брат в это время плавает в луже собственной крови в нескольких метрах от него! Дункан застонал. Элспет… Он вдруг поймал себя на мысли, что ни разу даже не вспомнил о ней с тех пор, как вернулся в лагерь. Марион завладела всем его существом – и телом, и душой. «Она погубит меня, принесет несчастье!» Плевать, потому что он хочет ее… и сейчас даже сильнее, чем когда-либо.

Колин принес откуда-то грязный разорванный плед и протянул его Лиаму.

– Наших цветов я не нашел.

Лиам взял у него отрез шерсти, присмотрелся и поморщился.

– Думаю, Дункан на нас не рассердится.

Дункану помогли встать на ноги, укутали ему бедра пледом. Юноша повернулся и посмотрел на то место, где упал его брат.

– Отец, мы не можем оставить его здесь!

– У нас нет выбора. Мы можем забрать только его вещи.

Дункан не поверил своим ушам.

– Как же так?

– Его душа последует за нами, Дункан! – отрезал Лиам, сдерживая волнение, а возможно, и слезы.

Он подошел к погибшему, подобрал его меч и вернулся к товарищам.

– Он поймет…

Дункан в последний раз окинул взглядом адскую долину. Красный от крови сыновей Гаэля и этих проклятых sassannachs, Шерифмур был укрыт истерзанными телами. И где-то среди них осталось тело Ранальда Макдональда.

Граф Мар приказал своим людям разместиться на ночь в Ардохе. Раненых устроили в зернохранилище и в конюшне, реквизированных под госпиталь. Остальным солдатам предстояло ночевать под открытым небом или же, если повезет, отыскать себе хоть какое-то подобие крыши над головой. Вернулись последние отряды, неся с собой собранные на поле брани трофеи – мушкеты, мечи, знамена, золотые и серебряные пуговицы и пряжки, карманные часы, иные даже из золота. С трупов, которые так и остались лежать на равнине и на ближайшем к ней берегу реки, сняли все, что имело ценность.

Дункана уложили в зернохранилище в углу на подстилке из соломы, покрытой стареньким одеялом, чтобы хоть как-то уберечь его от исходившего от земли холода. Масляную лампу поставили у изголовья, с той стороны, где была рана. Лиам с болью в сердце наблюдал за впавшим в дремоту сыном. У юноши на всю жизнь останется шрам – словно напоминание об этом ужасном сражении. Потом он подумал о Ранальде и задрожал от ярости. Сын… У него только что отняли сына! Простит ли его когда-нибудь Кейтлин? Как отчаянно он нуждался в ней в этот момент!

Господь пощадил его, но сердце Лиама обливалось кровью. Он отдал бы руку, ногу, свою жизнь, лишь бы Ран вернулся, но реальность была неумолима. Что, если Господь решил положить конец страданиям его ребенка, подарив ему достойную кончину? Ранальд доблестно сражался и умер за короля – единственного короля, который по закону мог занять престол Шотландии и Великобритании. Он умер славной смертью, и люди всегда будут помнить об этом. Но сможет ли Кейтлин понять?

Дункан заворочался во сне и что-то пробормотал. Вражеский меч рассек ему левую сторону лица. Рана протянулась от скулы к подбородку – глубокая, открывающая не только ярко-красную плоть, но и белизну кости. Счастье еще, что щека не рассечена полностью. Такая рана заживала бы гораздо дольше…

В дверном проеме мелькнула какая-то фигура. Он посмотрел туда и успел заметить краешек юбки и длинные волосы цвета пламени. Женщина словно растворилась в ночном мраке. Лиам какое-то время, словно зачарованный, смотрел в сторону входа. Неужели дочка Гленлайона? Но что ей здесь делать? Дункан был уверен, что она вернулась домой, в Честхилл. Но что, если…

Он посмотрел на спящего сына, потом снова туда, где появилась и исчезла девушка. Раненых из Гленлайона положили в конюшне, в двух шагах. Может, она искала своего отца? И вдруг луч света снова вырвал из темноты бледное девичье лицо. Она стояла, держась рукой за створку двери, которая громыхала на ветру. Их взгляды встретились. «Нет, не отца она ищет», – подумал Лиам, вставая. Девушка убежала в ночь, и он отправился за ней следом.

Марион сидела на корточках, прижимаясь спиной к колесу повозки, и сердце ее выбивало отчаянную дробь. Она его видела! Она видела Дункана! Но тоска и скорбь во взгляде его отца от нее тоже не укрылись. У Марион заныло в груди. Неужели он умер? Она не осмелилась спросить об этом Макдональдов, больше того – она попросту боялась к ним подойти…

Словно из ниоткуда перед ней появилась высокая мужская фигура, заслонив собой голубоватую полную луну на усеянном робко посверкивавшими звездочками небе.

– Марион Кэмпбелл? – прозвучал вопрос, и она узнала голос отца Дункана.

– Да, это я.

– Я… Хм… Разве вы не должны быть теперь в Гленлайоне? Дункан сказал мне, что…

– Я осталась, – оборвала его девушка, и в словах ее прозвучало замешательство. – Я подумала, что нужно будет ухаживать за ранеными…

– Ваши соплеменники в другой постройке.

– Я знаю.

Марион смущенно уставилась на белесое отражение камешка, возвышавшегося над замерзшей лужей, словно остров над морем. Отец Дункана не спешил уходить и тоже молчал. Судя по всему, он ожидал услышать нечто иное. Тишину ночи то и дело нарушали крики раненых и голоса отдающих приказы офицеров. Наконец Марион шевельнулась.

– С ним все будет хорошо, – сказал Лиам по прошествии нескольких минут.

– О! – Марион прижала руку ко рту, чтобы спрятать вздох облегчения, который все равно вырвался из ее груди.

– Он ранен, но при должном уходе выкарабкается.

Девушка осмелилась посмотреть на Лиама. Было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо, но по тону она поняла, что он очень огорчен. Если Дункан остался в живых, то кто же погиб? Его брат? Однако задать вопрос она не осмелилась.

– Хотите с ним увидеться?