Соня Мармен - Сезон воронов

Дункан ответил не сразу. Лиам тяжело вздохнул.

– Знаю, не стоило, но я не принуждал ее, отец, клянусь тебе! Но в последнюю минуту она…

– Я подозревал, что что-то подобное между вами все-таки случилось. Ты сам не свой с тех пор, как вернулся в лагерь. Надо встряхнуть тебя как следует, мой мальчик, потому что сражение нас ждет нешуточное.

Выражение грусти на лице у Дункана уступило место беспокойству.

– Отец… я хотел спросить насчет сражения… – Он сглотнул, и лицо его исказилось страхом.

– Нет ничего постыдного в том, чтобы страшиться войны, Дункан. У любого здравомыслящего человека при виде вооруженного противника поджилки дрожат от страха. И поверь, я не исключение!

Дункан какое-то время смотрел на отца, потом поднял глаза к украшенному звездами небесному своду, раскинувшемуся у них над головами.

– Дедушка Кеннет убережет нас.

Сердце Лиама сжалось от волнения. Минуту назад они с сыном разговаривали, как мужчина с мужчиной, и вот мгновение – и его сын снова превратился в ребенка. И этого ребенка ему предстояло повести с собой в бой.

Этой ночью Лиам уснул, прижимая к сердцу прядь шелковистых волос цвета ночи. Ему снилась Кейтлин, ее теплое тело, ее нежная кожа и ее губы, сладкие как мед. Он видел, как его руки гладят ее изящную шею, ее плечи, спускаются ниже, сжимают ее грудь и отпускают ее, продолжая свой путь к изгибам бедер, которые оглаживают, прежде чем скользнуть туда, в уютную и тесную теплоту… Туда, где ему хочется заблудиться, спрятаться. Войти в нее и почувствовать себя дома, скрыться ото всего в этом жарком пристанище и никогда больше его не покидать… Он застонал во сне.

Чья-то рука схватила его и потянула за собой. «Нет! Я не хочу! Хочу остаться тут! Отстаньте от меня!» Он застонал снова. Приятное тепло Кейтлин рассеялось. Он вздрогнул от холода. «Нет!»

– Нет!

– Лиам, ты в порядке? – шепотом спросил голос.

И рука снова тихонько потрясла его за плечо. Лиам открыл глаза.

– Ты в порядке?

Обеспокоенный Саймон склонился над другом.

– А… все нормально, Саймон. Это всё сон. Прости, не хотел тебя разбудить.

Саймон тихонько сжал его плечо.

– Я знаю, каково тебе сейчас, Лиам. Это как в те ночи перед самым сражением в Килликранки.

– Да.

– Спи. Рассвет уже скоро, нам остался час или два.

Лиам закрыл глаза. «Caitlin, a ghràidh… fan leamsa, tha dìth agam ort»[55].

Но сон к нему так и не вернулся.

Морозный рисунок на стекле таял от прикосновений теплых пальцев Марион. Великолепный сад, раскинувшийся у подножия замка Драммонд, застыл под толстым слоем снега, который выпал прошлой ночью. Взгляд девушки задержался на циферблате солнечных часов, устроенных еще в прошлом веке в месте, где сходились, образовывая крест Святого Эндрю, четыре усыпанных гравием аллеи. Но мысли ее были далеко.

Нарочито громкий кашель и скрип кожаного кресла вывели ее из задумчивости. Однако она не спешила поворачиваться на звук. Еще пару секунд взгляд ее скользил по роскошному зимнему пейзажу. Потом она представила себе, как прекрасны будут все эти розарии в июне. Закрыв глаза, Марион вспомнила кружащий голову аромат роз, которых в свое время в саду Честхилла было великое множество и за которыми с такой любовью ухаживала ее матушка. Сегодня кустики давно заросли колючим кустарником и дикими травами. Маргарет больше не было на этом свете, а она, Марион, никогда не любила возиться в саду. Но это не мешало ей часто с замиранием сердца вспоминать о былой красоте этого сада…

Сзади снова кто-то кашлянул. Девушка не без сожаления оторвала взор от белесых от снега ландшафтов и медленно повернулась к пожилому мужчине, который никак не мог устроиться в своем кресле. Багровое, изрытое морщинами лицо графа Бредалбэйна исказила гримаса боли. Он протянул дрожащую руку к кувшинчику, стоявшему на столике справа от него, и взял его. Марион с рассеянным видом следила за неуверенными движениями дяди. Тот налил себе вина и выпил его в надежде, что приступ мучительного кашля, сотрясавшего тело, утихнет.

– Присядьте, моя дорогая, – предложил наконец сэр Грей Джон Кэмпбелл, возвращая пустую чашу на стол.

Его маленькие серые, глубоко утопленные в орбитах глаза внимательно смотрели на девушку. Но лицо Марион по-прежнему выражало полнейшую безмятежность.

– Нет, благодарю, я предпочитаю постоять, если вас это не смущает.

– Нисколько! – ответил он, с громким стуком опустил трость на навощенный дубовый паркет и укрыл пледом свои слабые ноги в коричневых бархатных штанах.

– Вам надлежит вернуться в Гленлайон, дитя мое, – начал он. – Сражения начнутся весьма скоро. Ваш отец предпочел бы, чтобы вы были в безопасности, в родной долине.

– Я знаю.

Дядино длинное изможденное лицо под париком отливало желтизной. Марион закусила губу. Ей не хотелось уезжать, по крайней мере так скоро. Бредалбэйн сказал чистую правду: отец заставил ее пообещать, что она вернется домой как только сможет, как только найдет в себе силы для нового путешествия. Вот уже несколько дней Марион удавалось отсрочить отъезд под предлогом самых разных недомоганий. Но сегодня она уже не знала, что бы еще придумать. А Бредалбэйн, который видел девушку насквозь, спешил услать ее подальше от лагеря армии якобитов.

Лэрд рассказал ему, что его дочери пришлось какое-то время путешествовать в компании Макдональда из Гленко. Марион подумала даже, что старый граф не переживет такого позора, но тот держался молодцом. И все же новость обескуражила старого лиса, и он исторг свою желчь со всем пылом, который еще оставался у него в закромах. Дочь Гленлайона разгуливает по стране с каким-то подонком из Гленко? Ужас! Да этих бандитов на километр нельзя подпускать к потомкам достойного дома Кэмпбеллов, а тем более – к дочери самого лэрда Гленлайона! Девушка попыталась вразумить дядю: «Но ведь Дункан порядочный юноша!» – «Порядочный? – взвился Бредалбэйн. – Житель Гленко – порядочный? Я знаю их слишком хорошо, чтобы с уверенностью сказать – в проклятой долине нет ни одного человека с понятием о чести! Эта долина – рассадник злодеев, кровожадных убийц, воров!» Старик выплевывал эти слова с такой яростью, что она не осмелилась возражать. Даже отец ее предпочел промолчать. Но молчание это заставило Марион усомниться в том, что мнение отца о клане Макдональдов совпадает с мнением самого графа Бредалбэйна. Никто не сомневался, что особой любви к этим людям лэрд Гленлайона не испытывает: с каждой новой вылазкой Макдональдов на его земли поголовье его скота редело. Но никогда Марион не слышала, чтобы он говорил о них с такой ненавистью, как старый граф. «Если бы этот болван Роберт сделал дело как следует, в горах Аргайла и Бредалбэйна сегодня было бы намного спокойнее! Давно пора очистить их от этого мерзкого мусора, от этих висельников!» – кричал старик, громко стуча по полу своей тростью. И эхо его гневных речей до сих пор звенело у нее в ушах…

– Марион Кэмпбелл!

Она вздрогнула.

– Вы уедете завтра на рассвете! – объявил старик, внимательно глядя на девушку.

– Завтра?

– Я приказал приготовить для вас карету. Трое моих людей будут вас сопровождать.

– Я не могу уехать! После сражения у нас будут раненые, и я смогу заботиться о них…

– Глупости! В лагере достаточно женщин!

Она замолчала, подыскивая слова, которые могли бы заставить дядю переменить решение. Но то был напрасный труд, Марион знала это заранее. Поэтому она только досадливо тряхнула волосами. Бредалбэйн смерил девушку суровым взглядом, но мало-помалу черты его смягчились.

– Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали, Марион, – продолжал старый граф тоном уже более мягким, чуть ли не ласковым. – Но я не могу позволить вам здесь оставаться. Армия герцога Аргайла слишком близко.

Он заерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, отчего оно снова заскрипело.

– Если Аргайл узнает, что вы проникли в его кабинет в Инверари…

– Меня никто не видел.

– Никогда нельзя быть в чем-то абсолютно уверенным, поверьте старику на слово! Это ошибка, которая может стать для нас роковой. Многие лишились головы из-за собственной беспечности или неосмотрительности.

– Никого не было в том крыле замка, когда я была там! Все его обитатели были слишком заняты – следили за «Черной стражей» генерала Гордона, который обосновался в километре от замка.

– Вас мог увидеть кто-то из прислуги. Разве это так уж невероятно?

В этом Марион сомневалась. Она с десяток раз проверила, не следит ли за ней кто-нибудь. И потом, кто заподозрит в неблагонадежности солдата, который охраняет коридоры замка, принадлежащего генералу армии короля Георга? В кабинет герцога она проникла, одетая в мундир королевского гвардейца. Граф Бредалбэйн предполагал, что там она сможет найти компрометирующие Аргайла письма. Это могло бы стать решающим оружием, способным навлечь на герцога королевскую немилость на случай, если якобиты потерпят поражение. И если самому Бредалбэйну в итоге не удастся получить титул герцога, которого он добивался уже столько лет и который дал бы ему возможность стать главой клана Макдермидов Кэмпбеллов, по меньшей мере то был бы славный реванш – увидеть, как рушится карьера герцога Аргайла. Однако для этого необходимо было раздобыть доказательства вероломства герцога по отношению к Ганноверскому королевскому дому, а это оказалось делом непростым.

Старый граф предполагал организовать заговор и обвинить Аргайла в оскорблении Его Величества, вдохновившись историей герцога Мальборо во времена правления Гийома III. Несчастного герцога на шесть недель упекли в лондонский Тауэр, репутация его была безнадежно испорчена. В итоге его обвинили в двойном шпионаже и подвергли опале. Бредалбэйн подозревал, что Аргайл приложил руку к этому делу. В любом случае идея пришлась ему по душе, однако пришлось от нее отказаться, поскольку его врага назначили главнокомандующим правительственной армии. Нужно было найти другой способ. Может, переписку с кем-нибудь из лидеров якобитского движения?