А в это время Претендент и его приближенные вкушали изысканные яства и запивали их французскими винами! Какая жуткая несправедливость! Тысячи солдат, с конца лета до зимы жившие в военных лагерях, вернулись домой и обнаружили, что закрома и кладовые пусты. И это при том, что восстание закончилось ничем и месть короля Георга вот-вот обрушится на непокорных! Скоро в Хайленд прибудут члены следственной комиссии. Начнутся суды и казни. Людям придется какое-то время скрываться в горах…

– Что ты намереваешься делать теперь?

– Вернусь домой.

– Куда?

Франсес посмотрела на меня так, словно не поняла сути вопроса.

– В Дальнесс, конечно! Теперь мой дом там. Я была его женой, пусть и всего несколько месяцев. А теперь до конца жизни я его вдова.

Она показала мне левую руку, где на безымянном пальце поблескивало медное колечко в виде двух переплетенных лент.

– Это кольцо Тревор заказал кузнецу в лагере еще во время кампании. Потом он хотел подарить мне серебряное. Хотя, думаю, я прекрасно обойдусь и этим.

Франсес с минуту задумчиво смотрела на обручальное кольцо того же оттенка, что и ее волосы.

– Мама, мне страшно. Я чувствую себя такой одинокой! А по ночам… По ночам мне снится весь этот ужас с виселицей, опять и опять! – Она закрыла глаза и прижалась ко мне. – Лицо Тревора… грохот люка, открывшегося у него под ногами… Я вижу такой сон каждую ночь, и это сводит меня с ума. Ужасно!

– Я знаю.

О да, я знала это! Мне снилось то же самое, когда Лиам сидел в тюрьме, в Эдинбурге, по обвинению в убийстве лорда Даннинга! Хотя, надо признать, мои кошмары были порождением воображения. Они были отражением моих страхов. У Франсес все было по-другому. То была реальность, переживаемая снова и снова. И эти воспоминания будут преследовать ее всю жизнь. Я вздохнула и вытерла глаза. Как сказал доктор Мэншолт: «…в горе проявляется все лучшее, что есть в нас»? Наверное, так оно и есть. Я посмотрела на дочь, всем сердцем желая, чтобы это оказалось правдой.

Я задумчиво взглянула на озеро Кинорд. Такая разная, суровая и в то же время захватывающая красота пейзажа была отражением истории этой страны. Тревор, Саймон, Колин, Ранальд… И сколько еще других? Эта земля пила их кровь, как губка воду.

Шотландию – земли древние, морщинистые и истощенные – римляне называли Каледонией, а переселившиеся сюда из Ирландии скотты – Далриадой. Позднее пикты именовали ее «королевство Альба», а еще позже – «королевство скоттов».

Я прижалась щекой к холодному камню и кожей ощутила сложный мотив резьбы – наследия давних времен. Этот красивый крест, мастерски высеченный в граните, был живым свидетельством того, что когда-то здесь обретался человек, его сотворивший. То был след, оставленный безвестной жизнью на незыблемом камне, которому не страшны износ и время.

Воспоминания запечатлены в памяти на всю нашу жизнь и исчезают одновременно с нами… А эти гранитные стелы – память времен. В Шотландии очень много таких камней и каменных построек – «вех истории». Крест, к которому я прижалась щекой, наверняка был вырезан на камне в эпоху начала христианизации пиктов, в пятисотые годы от Рождества Христова.

Колумба, кельтский монах-христианин, покинул родную Ирландию и прибыл сюда, в эту гористую туманную местность, населенную язычниками-пиктами. Он родился в королевской семье, но, влекомый скорбью, оставил титулы и богатства, чтобы обратить в веру столько же душ, сколько их погибло в последней кровопролитной битве в Ирландии, которая случилась из-за него. И вот он переплыл море и ступил на берег Гаэлей, землю королевства скоттов, которая тогда именовалась Далриадой, а в мои дни – Аргайлом…

Повелитель скоттов разрешил ему поселиться на Айона – маленьком острове недалеко от острова Малл. Там Колумба основал монастырь. Со своими учениками он исходил всю землю языческой Шотландии, проповедуя евангельские истины. Король пиктов Бруде и его друиды встретили его враждебно. Увы, в нашем мире перемены не происходят без кровопролития! Пролилась кровь и тогда, но Колумба с божьей помощью совершил несколько маленьких чудес. Так, он спас человека, вытащив его из разверстой страшной пасти чудовища, поднявшегося из темной, сине-зеленой пучины озера Лох-Несс. Только тогда Бруде признал сильным проповедуемого им Бога и того, кого Колумба называл Христос, и перешел в христианство. А еще через столетие все жители Шотландии уже были христианами.

На некоторых камнях мегалитических сооружений, установленных еще в дохристианские времена, сохранились таинственные письмена с буквами огамического алфавита или языческие символы полумесяца, змеи, волка и вооруженного воина. Были ли то рассказы о событиях того времени? Или эти камни служили для религиозных целей? Как бы то ни было, они до сих пор пребывают в Хайленде и защищены от вандалов тайной, по-прежнему их окружающей…

Прошло много минут, и холод успел пронизать меня до костей. За спиной послышался шорох, и теплая рука погладила меня по щеке, когда я обернулась.

– Все в порядке, a ghràidh?

Я грустно улыбнулась Лиаму.

– Да, почти, – ответила я хрипловатым от слез голосом.

Лиам погладил по волосам Франсес, которая, похоже, задремала, завернувшись в свою накидку.

– Она справится, – шепотом сказал он.

«Да, как и мы все. Мы ведь пережили смерть Ранальда… А ты пережил смерть Анны и Колла». На первых порах нам тоже хочется умереть. Хочется, чтобы солнце погасло и земля провалилась в тартарары. А потом наступает новый рассвет, а за ним – еще один, заставляя нас сделать шаг к принятию. Как мы приходим к тому, чтобы принять столь страшное событие, как потеря родного человека? «Вера – это рука Господа, которая помогает нам преодолевать испытания…»

– Жаль, что она не избавляет нас от этих испытаний, – закончила я свою мысль вслух.

– Что?

– Нет, ничего. Нам пора. Холодно, а ехать еще долго!

И я легонько похлопала Франсес по плечу. Она открыла глаза и растерянно посмотрела на меня. Горестные воспоминания снова проникли ей в душу, отчего лицо ее помрачнело, а губы сложились в гримасу боли.

– Мама, мне хотелось умереть! – прошептала она, цепляясь за мою руку.

Я промолчала, выразив понимание одной лишь улыбкой. Мы немного помолчали. Потом Франсес слабо улыбнулась.

– Спасибо, мамочка.

От волнения у меня комок встал в горле, и я не смогла выговорить ни слова. Да, моя девочка со всем справится…

Глава 30

Ловушка

Ветви деревьев покрылись тонким слоем льда. Словно деликатные скульптурки из блестящего стекла, они сверкали в блеклых лучах солнца, которое робко пыталось проникнуть сквозь марево тумана. До меня доносился шум холодной и бурной реки Кэрон-вотерз, несшей свои воды в залив Стоунхейвен.

Я перевела взгляд на маленькую сверкающую каплю, дрожавшую на кончике хрустальной сосульки, коих на крытой сланцем крыше было множество. «Слеза» медленно удлинялась и дрожала, словно отчаянно пыталась усидеть на месте вопреки всем незыблемым законам природы. Напрасный труд! Она сорвалась и утонула в луже под балконом на выложенном камнями дворе скромной усадьбы лорда Данна в Кирктауне, недалеко от Феттерессо, в пригороде Стоунхейвена.

Зная, что Лиам стоит у меня за спиной, я не спешила оборачиваться – я слишком устала. Я продолжала любоваться пейзажем, ставшим совсем сказочным после вчерашнего дождя и ночных заморозков. Утомленные и голодные, мы въехали во двор дома Патрика пять дней назад. Приняли нас с распростертыми объятиями, радости и расспросам не было конца. Лиам и Сара не виделись год, да и я сразу же принялась расспрашивать Патрика о здоровье и о том, как у него идут дела.

Нога его понемногу заживала. И все-таки я заметила, что временами, когда, по мнению Патрика, на него никто не смотрит, мой брат морщится и растирает ногу. Да и ходить без палочки он был еще не в состоянии.

Лиаму пришлось рассказать Саре о смерти Колина. Эту самую печальную новость он отложил на утро следующего дня. Он просил, чтобы я была в этот момент с ними, но я предпочла оставить брата и сестру наедине: у меня не хватило сил утешать еще кого-то. Сил у меня было совсем мало, и я решила приберечь их на обратный путь. Поэтому Лиам покинул нашу комнату с удрученным видом и пошел к Саре один.

Франсес я застала спящей. По правде сказать, здесь, в Кирктауне, она каждый день спала по восемнадцать часов и вставала только поесть и привести себя в порядок. Но чувствовала она себя намного лучше, это было очевидно.

Мой брат тактично подождал до третьего дня нашего пребывания в его гостеприимном доме, чтобы сообщить, что принц Яков Эдуард посвятил его в рыцари. Что ж, кости нашего отца, должно быть, содрогнулись от гордости в своей могиле. Церемония посвящения состоялась двадцать седьмого декабря в замке Феттерессо, где остановился Претендент после своего прибытия в страну. Граф Маришаль собрал знать в замке, ставшем главной резиденцией Китов. Будущий король монаршей властью наградил титулами тех, кто доказал свою преданность Дому Стюартов. Граф Мар стал герцогом, однако я очень сомневалась, что это надолго…

В Феттерессо Претендент провел несколько дней. У него начался приступ четырехдневной лихорадки, и все же он нашел в себе силы принять представителей духовенства Абердинской епископальной церкви, магистрата, городского совета и якобитов Абердиншира. Второго января он отправился в Перт.

Патрик не скупился на похвалы принцу Якову. Мы слушали его молча. Ему не случилось увидеть, почувствовать отчаяние, царившее в военном лагере в Перте… Из-за ноги он оказался заключенным в четырех стенах своего дома. Его посыльный постоянно курсировал между Пертом и Феттерессо и сообщал ему о последних событиях. Однако этот молодой человек не появлялся в усадьбе вот уже три недели, а других источников новостей у Патрика не было.

Незадолго до нашего приезда прибыл посыльный от самого Мара и принес печальное известие: восстание вот-вот закончится. Двадцать девятого января Аргайл выступил на Перт. В окрестностях города все чаще стали появляться драгуны-соглядатаи, а один из шпионов доложил о том, что правительственные войска выступили из Стирлинга. Главнокомандующий силами якобитов решил отдать город врагу и немедленно начал уводить своих людей, к величайшему отчаянию последних. Он спешно отправил офицера в Данди, где на озере Тай стояли на якоре три французских судна, с приказом переместиться вдоль берега к Монтрозу и там дожидаться Претендента.