Комната, в которой их принимали, была элегантно декорирована еловыми ветками, инсталляциями и гирляндами из вечнозеленых растений. Джулия немного успокоилась, увидев привычные омелу, лавр и падуб, и подумала: «Должно быть, и у нас дома сейчас полным ходом идет подготовка к празднику». Перед ее мысленным взором тут же предстала картина, как мать с младшими детьми в радостном волнении снуют по дому, развешивая украшения, а отец размышляет, какого гуся забить к праздничному столу. В конечном итоге, как всегда, он не сможет расстаться ни с одним, и будет умолять жену обойтись сыром. И, тоже как всегда, леди Оливер велит повару тайком забить гуся (любого, какой попадется под руку) и запечь к праздничному ужину. И назавтра лорд Оливер будет с аппетитом уплетать вкуснейшее мясо, не задумываясь, как оно попало к нему на стол.

Неожиданно Джулия почувствовала тоску по родному дому, по привычному укладу деревенской жизни в графстве Кент. И зачем только она приехала сюда, в столицу? Луиза была права: Рождество следовало праздновать в кругу семьи.

Но вот заговорил Джеймс, и она забыла обо всем на свете. Следуя правилам хорошего тона, виконт представил гостей матери и сестре Глории, тоже вдовствующей виконтессе, которая, как и леди Мэтисон, посматривала на дам с выражением высокомерия на красивом холодном лице. Она все еще носила траур, и Джеймс объяснил гостьям, что Глория с дочерьми теперь живут здесь, у матери, так как их прежнее поместье перешло к наследнику ее умершего мужа, новому виконту Роузборо, и заключил:

– Оно и к лучшему: теперь матушка и сестра счастливы, что могут общаться и наслаждаться обществом друг друга.

Он ободряюще улыбнулся своим близким, а Джулия тем временем шепнула Луизе на ухо, намекая на постные выражения лиц родственниц Джеймса:

– Обе дамы просто в восторге друг от друга, это сразу видно.

Уголки губ Луизы дрогнули, однако от замечаний она воздержалась.

Сразу после церемонии знакомства хозяйка дома пригласила гостей к столу и с приторной улыбкой сообщила:

– Надеюсь, за легким ужином мы получше узнаем друг друга.

– Прошу прощения за спешку: мы могли бы подольше пообщаться перед ужином, но, по-видимому, у матушки свои планы, – сказал Джеймс, подойдя к Джулии и Луизе. – В любом случае я очень рад, что вы приехали, и надеюсь, найдете общий язык с моей семьей.

Джулия поначалу тоже надеялась на это, но с каждой минутой эта надежда таяла, хотя, вопреки ее опасениям, виконтесса Мэтисон за столом и пыталась демонстрировать свое гостеприимство. Правда, выразилось оно не в добросердечии и душевной щедрости, а в огромных порциях еды. Когда хозяйка стала потчевать гостей нарезанным ломтиками вареным говяжьим языком, Джулии едва не стало плохо: перед ее мысленным взором тут же возникла одна из тех коров, за которыми она вместе с отцом ухаживала в своем поместье. В изобилии за ужином подавали и другие мясные блюда, в том числе сочного запеченного гуся, рагу из кролика, жареных фазанов и перепелов.

А вот говорили за столом очень мало. Сестра Джеймса с рассеянным видом ковыряла вилкой что-то в своей тарелке, в то время как леди Мэтисон, напротив, поглощала пищу с большим аппетитом. Разговаривала она в основном с Джеймсом и только на одну тему – о знатных дамах на выданье, на которых сыну следовало обратить внимание.

– Лорд и леди Аллингем вернутся в столицу только после Нового года, – сообщила леди Мэтисон, подцепив на вилку очередной ломтик перепелиного мяса. – Они планируют устроить бал в честь открытия светского сезона в начале весны. Я уверена, что он затмит тот, который они давали в конце прошлого сезона. На нем было довольно скучно, ты не находишь? Но Карисса Брэдли, третья дочь графа и графини, показалась мне очень милой. Тебе стоит еще раз встретиться с ней, узнать получше…

Луиза была в шоке от пусть и замаскированных, но тем не менее оскорблений: с Джеймсом они познакомились именно на последнем в сезоне балу в доме Аллингемов. Только он, казалось, не замечал прозрачных намеков матери. Беспечно заметив, что ему понравились все без исключения балы, которые давали Аллингемы, он выразил надежду, что и первый бал в новом сезоне будет не хуже.

Когда подали десерт, леди Ирвинг, сидевшая рядом с Джулией и долго хранившая молчание, наконец оживилась и заявила (довольно тихо для того, чтобы хозяйка дома имела возможность притвориться, будто не расслышала, но достаточно громко для того, чтобы в действительности все хорошо расслышала):

– Неудивительно, что покойный виконт страдал от подагры.

Виконтесса хмыкнула и хотела было что-то сказать, но тут ее отвлекли новые яства, которые подали на стол слуги: «силлабаб» – десерт из сливок, взбитых с вином и сахаром, пирожные и пирожки с самыми разными начинками.

Джулия тоже едва сдерживала возмущение поведением хозяйки дома и ее дочери. С каким наслаждением она швырнула бы поданные пирожки в наглые лица виконтесс! Но сейчас не время демонстрировать свою дерзость. Джулия задавалась вопросом: как мог в такой семье вырасти Джеймс, такой добрый и великодушный? К его родственникам из-за того, что недоброжелательно отнеслись к Луизе, никаких чувств, кроме неприязни, она не испытывала, и при этом ее совершенно не волновало демонстративное безразличие виконтесс к ней самой. Если перед визитом Луиза просто нервничала, то теперь пребывала в полном отчаянии, и Джулия спрашивала себя, чем помочь сестре.

Окинув внимательным взглядом стол в надежде обнаружить какую-нибудь оплошность в сервировке, она едва не подпрыгнула, когда заметила, чего не хватает.

– А где же сливовый пудинг?

Луиза бросила испуганный взгляд на сестру, но та смотрела на хозяйку дома. Некоторое время леди Мэтисон хладнокровно молчала, а затем безапелляционно заявила:

– Пудинг – это вульгарно.

Джулия, покраснев, упрямо вскинула подбородок.

– Правда? Я и не знала, что наши традиции считаются вульгарными. Тогда и я, по-вашему, вульгарна?

– Не исключаю этого, – заявила виконтесса не моргнув глазом.

Гостей так поразили слова хозяйки дома, что в комнате воцарилась гробовая тишина. Первым в себя пришел Джеймс и мягко упрекнул леди Мэтисон:

– Матушка, ваши слова неучтивы.

– Неучтиво ведет себя гость, когда предъявляет претензии хозяевам из-за отсутствия на столе какого-то блюда, – с невозмутимым видом возразила виконтесса.

– То, что ты сказала, полная чушь, Августа, – заговорила леди Ирвинг фамильярным тоном, вспомнив, что когда-то в девичестве леди Мэтисон была ее закадычной подругой. – Если приглашаешь гостей на Рождество и у тебя нет на столе сливового пудинга, значит, ты не англичанка. А если при этом еще и оскорбляешь своих гостей, то ты просто хамка. А теперь, когда мы обменялись мнениями, может, продолжим вечер? Не забывай, что мы отказались от празднования Рождества в кругу своих близких, чтобы приехать к тебе.

Графиня произнесла все это спокойным тоном, но ее стальной взгляд буквально буравил бывшую подругу. У Джулии от волнения все сжалось внутри. Тетушка часто впадала в раздражение, была резка, но очень редко сердилась по-настоящему, а сейчас леди Ирвинг выглядела угрожающе: высокая и величественная, восседала в своем кресле с прямой спиной. Страусовые перья, украшавшие ее пышную прическу, чуть заметно подрагивали, карие глаза были устремлены на хозяйку дома в ожидании ответа.

Леди Мэтисон некоторое время молчала, не сводя с гостьи изумленных зеленых, как и у Джеймса, глаз и приоткрыв рот. С нее сразу же сошла вся спесь. Однако виконтесса недаром была истинной аристократкой: уже через минуту пришла в себя, выпрямилась в своем кресле и, сделав вид, что ничего не произошло, ровным голосом произнесла:

– Мне кажется, мы засиделись за столом. На ее каменном лице не дрогнул ни один мускул. – Если вам захочется отведать еще сладостей, я велю принести десерт в гостиную. Мисс Оливер, вы с тетей составите мне компанию за карточным столом. Глория будет четвертой.

Она не спрашивала их согласия, а давала распоряжения. Встав из-за стола, леди Мэтисон направилась в гостиную на втором этаже, и остальные послушно последовали за ней.

– То, что она пригласила тебя сыграть с ней в карты, хороший знак, ты согласна? – прошептала на ходу Джулия на ухо Луизе, но та бросила на сестру скептический взгляд и тихо сказала:

– Кто знает… Но теперь по крайней мере мы выяснили, что тетя Эстелла умеет усмирять эту даму, а вот Джеймсу это не под силу.

– Ни одна мать, даже самая добрая, не станет прислушиваться к словам сына! – с жаром заявила Джулия.

Ее громкий страстный шепот достиг ушей леди Ирвинг, и та обернулась, а Луиза, легонько толкнув, осадила сестру:

– Говори тише!

Карточный стол возле весело пылавшего камина был рассчитан на четырех игроков. Джеймс галантно помог усесться Луизе, а затем двум пожилым дамам, и леди Ирвинг тут же посетовала на слишком низкие ставки и заявила, что при таких условиях неинтересно играть. Джеймсу пришлось осторожно напомнить ее светлости, что они находятся в доме его матери, а не в притоне для азартных игр, и семейная карточная игра в канун Рождества не предполагает крупных ставок.

Сидя ближе к огню, в некотором отдалении от игроков, Джулия слышала, как леди Ирвинг после отповеди Джеймса со смехом сдалась, и подумала: «Луизе следует обратить на это внимание. Джеймс игнорирует грубость матери, но нашей тетушке спуску не дает».

Вскоре Джулии наскучило сидеть, и она решила обойти просторную гостиную, однако по углам так дуло, что, вернувшись к огню, уселась в кресло с ногами и обхватила их руками, как дома. Заняться было нечем, и Джулия рассеянно смотрела на двух пожилых дам, которые, задорно болтая, играли в вист и пили шерри. Время от времени то одна, то другая похлопывала Джеймса по руке, словно желали удостовериться, что он не отошел от карточного стола. Тетушка делала это из-за Луизы, а леди Мэтисон скорее просто искала поддержки сына. Луиза и Глория играли молча, без всякого воодушевления.