Юлия Климова - Сезон одиноких Снегурочек

Умывшись холодной водой, она облокотилась на раковину и посмотрела на зеркальную полку, заваленную косметикой. Крышечка от тюбика зубной пасты лежала на боку рядом с блеском для губ.

Она забыла закрыть пасту вчера вечером.

Как Фадеев, забыла.

Дотронувшись до зубной щетки, Зоя еще раз всхлипнула, отдернула руку и устремилась на кухню. Где-то в шкафу валялся пакет с леденцами – она тоже оставит его в ванной: это же здорово – начинать день с мятного, клубничного или апельсинового леденца. Такого красивого, стеклянного, вкусного.

– Где же ты, где… – бубнила она, отодвигая в сторону коробочки с чайными пакетиками, небольшие баночки с быстрорастворимым кофе, пустые солонки и перечницы (дарят и дарят, дарят и дарят всякое барахло!). – Оставались же…

Не найдя леденцов, она вернулась в свою комнату и стала одеваться – нет ничего проще, чем в восемь утра сходить в круглосуточный магазин за конфетами. Может быть, она еще купит ликер. Не слишком дорогой и не слишком приторный, такой, какой был вчера у Фадеева (хотя у него, наверное, был дорогой…).

Отправив мобильник в карман сумки, застегнув полушубок, Зоя остановилась и задалась вполне своевременным вопросом:

– Что со мной?..

Внутри все дрожит и волнуется, так бывает, когда ты что-то потерял – очень важное, а найти никак не можешь. Леденцы? Нет, не в них дело.

– Это потому что я вчера сваляла дурака, и теперь мне стыдно перед Фадеевым, – решила Зойка и стянула с шеи шарф.

Надо успокоиться, он все равно больше никогда ее не увидит… ОН БОЛЬШЕ НИКОГДА ЕЕ НЕ УВИДИТ… А значит, и ОНА БОЛЬШЕ НИКОГДА ЕГО НЕ УВИДИТ.

Зойка прислонилась спиной к стене и сползла вниз на корточки. Вот почему ей так плохо – не хватает его… Фадеева!

– Так не бывает, – она замотала головой, и в сердце раздался ответный стук: «Бывает, бывает, бывает».

Глубоко вдохнув, она зажмурилась – древесно-цитрусовый запах влетел в нос, в легкие. Откуда он мог взяться здесь – в ее квартире?

Зоя вынула из кармана носовой платок, сильно высморкалась и вдохнула опять…

Древесно-цитрусовый запах.

Тот самый.

– Я медленно схожу с ума.

Она поднялась, сняла полушубок и устремилась в комнату. Открыв дверцу тумбочки, на которой стоял телевизор, выгребла на пол гору старых журналов и, отыскав нужный номер «ТВ-парка», зашелестела страницами. Первая, вторая, третья… десятая. Лицо недели – Фадеев… Светлые волосы зачесаны назад, две длинные морщины на лбу и короткие – вокруг серых глаз…

– Доброе утро, Игорь Яковлевич, – сказала Зойка и, сунув журнал под мышку, с чувством глубокого удовлетворения отправилась в ванную чистить зубы.

– Только не думай, будто я в него влюбилась. Это так… бывает же, придумаешь себе что-нибудь и веришь как дурочка, – Зойка пожала плечами и мечтательно закатила глаза к потолку. – Он такой… такой… пахнет вкусно и смотрит вроде ласково, но в то же время строго.

– Ты точно в него втрескалась, – ответила Таня, откусывая чесночно-сырную гренку. – Зная тебя, можно предположить, что через три дня ты обклеишь его фотографиями обои по всей квартире.

– Не-а, такого не будет… ну, я только скотчем прилепила к стене в ванной вырезку из журнала и купила леденцы, но больше – никакого маразма!

Таня улыбнулась и кивнула: «Конечно, конечно».

Они созвонились к обеду и решили скоротать воскресенье совместной прогулкой по магазинам. Зойке не терпелось поделиться своими подвигами и новыми чувствами, а Тане хотелось порадовать себя обновкой, потратить деньги на ерунду и отвлечься от душевных метаний.

На ЦУМ ушло только двадцать минут и ноль рублей ноль копеек. Зойка придирчиво изучала вещи, смотрела на ценники и фыркала, очень сомневаясь, что представленные юбочки и кофточки действительно стоят таких денег.

– Пойдем отсюда, – сказала она, устремляясь к эскалатору, – мне здесь не нравится.

Таня тоже недолюбливала огромные магазины и поэтому с радостью последовала за подругой.

– Заскочим сначала в кафе или ресторан: я есть хочу, – предложила она, выйдя на улицу.

Усевшись за столик итальянского кафе, Зоя сначала в подробностях рассказывала о чокнутой Сацкой, помидорных баталиях и вечере, проведенном в обществе Фадеева. Ее глаза сияли голубым огнем, щеки порозовели, а рука все время тянулась к плетеной корзинке, наполненной тонкими, обсыпанными кунжутом хлебцами.

«Он такой, понимаешь, он такой… – твердила она, пытаясь подобрать нужные слова, – ну вот такой! Понимаешь? Я поверить не могу, что побывала в его квартире, разговаривала с ним, как с тобой сейчас… Все получилось не так, как в первый раз, а по-настоящему! То есть ничего не было, это я не о том… он такой, такой, понимаешь?»

Таня понимала. В каждом Зойкином слове присутствовали восторг и смущение, и она настолько была трогательна в своем счастье, что губы сами растягивались в улыбку. Милая, милая Зойка!

– Увидеть бы его еще разок – просто так… И зачем я вчера сбежала? Мы бы наверняка проболтали до двенадцати, а потом он отвез бы меня домой. Я сидела на его диване, мылась в его ванной и пила его ликер! Слушай, я теперь все время хочу есть, это, наверное, нервное? Да? Давай закажем еще гренки и сырную тарелку.

– Давай, – согласилась Таня. – А за Фадеевым можно проследить и устроить вам якобы случайную встречу…

– Как?..

– Ты же знаешь, где он живет, и это решает многие проблемы.

Зойка замотала головой. Нет-нет-нет. Она же обещала себе – никакого маразма! Не хватало еще превратиться в одержимую Сацкую!

– После розыгрыша мне было стыдно ему на глаза попадаться, а теперь вообще… Он такой талантливый, знаменитый, а я…

– А ты самая лучшая и, бесспорно, тоже талантливая! – перебила Таня.

Вздохнув, подперев щеку кулаком, она с пониманием посмотрела на подругу. Это давать советы легко, а вот разобраться в себе, посмотреть правде в глаза, совершить что-нибудь дерзкое, безумное – ох как тяжело. В душе раздрай, и в голову лезут непонятные мысли… «Послушай, все в твоих руках, все в твоих руках, все в твоих руках…» – кому она пела эти слова… Павлу Сергеевичу Баркову или себе?

– Представляешь, – вдруг встрепенулась Зойка, – в Доме кино я видела Задольскую! Выглядела она как всегда плохо – (враки, враки), – три тонны косметики и шмотки…

– И шмотки из лучших магазинов Москвы, – продолжила Таня, улыбаясь.

– Ну да, ну да, – затараторила Зоя, – одевается она всегда хорошо и накрашена была прилично, но… – она на секунду задумалась, выискивая, к чему бы придраться, – но аура у нее так себе… тухляцкая аура!

Они звонко засмеялись.

– Я думала, Задольскую кино в меньшей степени интересует, – вынимая из подставки белоснежную салфетку, сказала Таня, – она вроде в театре главную роль получила.

– Одно другому не мешает, – резонно ответила Зойка. – Ирка жадная, и блистать ей наверняка хочется практически на каждом углу.

– На то она и звезда, – тихо ответила Таня, понимая, что сравнивает себя и Задольскую, и данное сравнение неприятно и очень не хочется проигрывать бывшей однокласснице и… невесте Баркова.

– Да какая звезда! – возмущенно подскочила на стуле Зойка. – Воображала и выскочка! Вот мы – это совсем другое дело, – она многозначительно подняла палец вверх и захихикала. – Мы – это сила!

– Точно, – согласилась Таня и подумала: «Завтра понедельник… рабочий день».

Выдвинув верхний ящик стола, Таня положила в угол красный пакет с шоколадными конфетами «LINDOR». Наконец-то у нее есть деньги и наконец-то она может позволить себе любимые конфеты. Раньше она всегда начинала рабочий день именно с них (шеф-повар «Рыжей осени» сердился, защищая свои десерты), и вот теперь приятный момент из прошлого вернулся и занял свое место на пачке новых файлов, рядом с коробкой скрепок. Отличное утро. Утро со вкусом молочного шоколада.

Таня задвинула ящик и посмотрела на дверь. Барков еще не приходил, и ожидание с каждой минутой становилось все острее и болезненнее. Что он скажет? Что?.. Да кто ж его знает! А впрочем, пусть реагирует как хочет, во-первых, в свободное от работы время она может заниматься чем угодно, во-вторых, ей ни капельки не стыдно, более того, она ждет не дождется, когда положит на его стол десять тысяч рублей, в-третьих… в-третьих, она помнит его взгляд…

Дверь широко распахнулась, и в приемную шагнул Павел Сергеевич Барков.

Таня вздрогнула и замерла. Уверенность, смятение, уверенность, смятение… – ощущения запрыгали, нарушая отрепетированный настрой. Уверенность, смятение, уверенность, смятение… УВЕРЕННОСТЬ.

– Доброе утро, Таня.

– Здравствуйте, Павел Сергеевич. – Она уткнулась в монитор, изображая полнейшее равнодушие. Дел полно, а тут всякие начальники ходят и ходят, ходят и ходят, отвлекают и отвлекают…

Он подошел к столу, расстегнул «молнию» на куртке и сел на стул. Вынул карандаш из подставки, повертел в руках и вернул его на место.

– Доброе утро, Таня, – повторил Павел и улыбнулся.

– У вас склероз?

– Нет, – он покачал головой, – я как раз очень хорошо все помню…

– Тогда почему здороваетесь по два раза? – делая вид, что не понимает, куда он клонит, спросила Таня.

«Хватит смотреть в компьютер».

«Идите уже в свой кабинет!»

– Соскучился, наверное, – ответил Павел, неотрывно глядя на нее.

Таня переместила взгляд выше на своего иронично настроенного начальника и нарочно удивленно приподняла бровь.

– А что так?

«Не знаю…»

«Скучай по своей Задольской!»

– Сам удивляюсь, – он усмехнулся и чуть наклонил голову набок. – Ты хорошо танцуешь…

Да, она хорошо танцует и хорошо готовит омлет! Она вообще замечательная, но вас, Павел Сергеевич, это совершенно не касается! Таня попыталась разозлиться, чтобы прогнать ненужное смущение, но не смогла – предательский румянец пробежал по лицу, а сердце екнуло.