Бекки, однако, махнула рукой. Времени на церемонии у нее не было.

— Да не обращай внимания. Мне нужна от тебя кое-какая одежда. Двое брюк и несколько рубах. И твой самый теплый плащ, если не возражаешь. — Сэм был очень маленьким для мужчины, почти неестественно маленьким. Ему было всего на два года меньше, чем ей, но он почему-то перестал расти и так и не смог превзойти размерами субтильную фигурку Бекки. Она протянула ему маленький кошелек: — Это все, что я могу дать тебе сейчас, но обещаю добавить в январе.

Глаза у Сэма округлились.

— Миледи, я…

— Пожалуйста. Ты знаешь, я никогда тебя не обманывала и ни разу тебе не навредила. Но сегодня мне обязательно надо уехать из Лондона. Одной. Причины, наверное, скоро станут всем понятны, но это немного погодя, а теперь все, о чем я могу тебя просить, — это поверить мне. Мы же знакомы всю жизнь, Сэм Джонсон. Ты знаешь: тебе я ни за что не солгала бы.

Они с Сэмом действительно росли вместе в йоркширском Калтон-Хаусе, и родители Бекки часто брали его с собой в Лондон, когда выезжали всем домом в столицу. Теперь же, в роли старшего кучера, Сэму приходилось по долгу службы повсюду сопровождать членов семьи Калтон.

Глаза его стали еще круглее и больше.

— Миледи! Вам не следует самой ехать из Лондона! Женщина на дороге, одна, посреди ночи? — Он решительно покачал головой: — Нет, миледи, я не могу вам этого позволить.

О Боже! Бекки едва не охватила паника.

— Прошу тебя, Сэм. Ты просто не понимаешь, как это важно. Пожалуйста, сделай это ради меня. Ты же знаешь, я никогда бы не попросила тебя, если бы от этого многое не зависело. — Голос ее звенел на пределе отчаяния, но она не обращала на это внимания. Она не хотела оказаться в Лондоне в ловушке, из которой было только два выхода: или венчаться с Джеком, или разоблачать его гнусные замыслы перед всем светом. Она должна сбежать.

Сэм все еще сомневался. Наконец произнес:

— Я не могу отпустить вас одну, миледи, поэтому… Ну ладно… — Он глубоко вздохнул и решительно выдохнул — В общем, поеду-ка я с вами.

Бекки чуть не бросилась ему в объятия, но, собравшись с мыслями, спокойно ответила:

— Благодарю тебя. Когда ты меня довезешь до места, можешь сразу же вернуться в Лондон. Тебе не придется отлучаться больше чем на неделю.

Конечно, Сэма скоро хватятся, и Гарретт сразу поймет что он отправился вместе с ней, но об этом можно подумать потом.

— Ехать придется верхом, — продолжала она. — Так будет быстрее. И потом, это единственный способ для меня оставаться неузнанной.

Круглое лицо Сэма выражало неодобрение, но Бекки этого не заметила, а открыто разубеждать ее он не стал. Сейчас самое главное — скорость. Необходимо поскорее исчезнуть отсюда. Бекки не хотела ехать в дилижансе или вместе с почтовым курьером, потому что тогда ее легче будет настичь. Она решила для начала уехать подальше, а уж тогда спокойно подумать о том, что ей теперь делать и как просить прошения у родных. В конечном счете они ведь ее поймут. И простят, как и прежде прощали. Но сейчас ей надо уехать. Ничего нет важнее этого. Ничего.

Сэм снова глубоко вздохнул.

— Вы для этого хотите взять мою одежду, миледи?

— Да. — Она набрала побольше воздуха в грудь. — Мы поедем как братья, направляющиеся на восток, в Корнуолл.

Бекки стремилась в Сивуд, в маленький корнуолльский домик, который когда-то принадлежал ее матери. Уже долгие годы никто не говорил об этом владении. Кажется, все про него просто забыли. Но Бекки помнила. Она никогда не бывала в Сивуде, но он принадлежал ей. Это был ее собственный дом. После смерти Уильяма она частенько задумывалась о том, что уедет туда жить, как только почувствует, что всем надоела. Она часто переписывалась со смотрителем дома, мистером Дженнингсом, который отвечал ей весьма приветливо и дружелюбно. Вскоре она поразит его своим приездом. Он наверняка удивится, хотя, если все его письма — правда, то дом должен быть в хорошем состоянии и вполне пригоден для житья.

Сэм изумленно смотрел на нее.

— Миледи, это уж слишком… Чтобы вы скакали верхом… Да такое путешествие и для любого мужчины будет нелегким, а вы ведь…

— Я еду, Сэм. Если ты мне не поможешь, я найду кого-нибудь другого.

— Но может, все-таки взять одну из карет его милости?..

— Нет. — Она твердо решила не брать ничего у Гарретта.

— Но вы можете поехать с почтой или хотя бы нанять экипаж.

— Нет, Сэм. Нельзя, чтобы меня узнали. — Бекки понимала также, что любой из этих методов задержит ее в Лондоне до утра. А она вознамерилась пуститься в путь немедленно.

Сэм вздохнул. Он ясно давал понять, что не одобряет этот план, хотя и понимает, что ему остается лишь согласиться.

— Вот тут у меня одежда, миледи. — Он кивнул на ряд полок, устроенный в алькове. — Как переоденетесь, выходите. Я жду вас на улице.

Скромно завернувшись в одеяло, он вышел из комнаты. Как только дверь за ним закрылась, Бекки осмотрела полки с небогатым гардеробом Сэма, вытащила оттуда брюки и рубаху, быстро надела, потом взяла три пары чулок и засунула в карманы брюк две пары перчаток. Прихватив еще одни брюки и пару рубашёк, она вышла наружу, впустив Сэма в дом. Он протянул ей тяжелый шерстяной плащ:

— Это для вас, миледи.

— Спасибо. Я видела только одну пару сапог.

— А у меня больше и нету, — сказал Сэм. — Надевайте эти. Я возьму что-нибудь у Пипа. У него где-то были запасные.

Пип, младший брат Сэма, замещал его на конюшне. Бекки, кивнув, влезла в сапоги — они бы с нее сразу свалились, если бы не несколько пар чулок, которые она для тепла натянула. Сэм же отправился обуваться в сапоги брата, которые сидели на нем намного свободнее, чем его собственная обувь — на Бекки. Ведь Пип, в отличие от Сэма, был нормального роста.

Когда Сэм вернулся с сапогами брата в руках, то сказал, отводя глаза в сторону:

— Пип спит как убитый. Я подумал, лучше не будить его, чтобы не слушать… — Тут он совсем смутился, но Бекки поняла, чего он не договорил. Пип попытался бы воспрепятствовать их побегу, а может быть, даже попробовал бы разбудить Гарретта. Вот почему она выбрала для этой цели именно Сэма.

— Однако я должен написать ему письмо, чтобы он не беспокоился.

— Конечно, — согласилась Бекки. — А я пока оседлаю лошадей.

В конюшне Бекки выбрала седло и подседельные сумки, после чего кое-как сумела снарядить свою кобылу. До сих пор ей ни разу не приходилось заниматься этим самой. Деньги и запасную одежду она разместила в сумках, оставив в карманах лишь немного мелочи и пистолет.

Бекки с иронией подумала, какой же она умеет быть практичной. Даже когда бежит из Лондона, переодевшись мальчиком. Даже когда сердце ее разбито.

Но она не хотела думать о своей печали. Спасти себя — вот что было сейчас важнее всего на свете. Она не могла оставаться в Лондоне. Во всяком случае, пока здесь остается Джек.

Сэм принес узел с одеждой, еду и фляжку разбавленного водой вина. Бекки сразу поняла, как хорошо, что он согласился ехать с ней — у нее ведь просто не хватало хладнокровия и рассудительности, чтобы позаботиться о еде и питье. Сэм был полностью экипирован, и, как можно было ожидать, сапоги Пипа очень смешно смотрелись на его недоросших ногах. Она решила обязательно купить ему подходящую пару в первом же селении, которое попадется утром на пути.

Сэм проверил, как оседлана ее кобыла, подтянул подпруги, выбрал для себя и быстро снарядил лошадь. Через полчаса они уже ехали прочь из Лондона.

Глава 18

Проклятая записка едва не лишила Джека способности наслаждаться обществом невесты, как это должно быть накануне свадьбы.

Пока они ехали к дому Стрэтфорда на Сент-Джеймс-сквер, Джек тихо кипел. Как только они перешагнули порог, он оставил своего друга, будто бы пошел спать. Но не заснул. Полежал в кровати, пока все звуки в доме не утихли, а потом нашарил в своем сундуке два тонких металлических напильника и выскользнул на улицу в предрассветный туман.

Том Уортингем жил в Уоппинге, где снимал комнату в грязном деревянном доме. Джек приходил сюда однажды. Это было еще в августе — тот самый роковой визит к Тому сразу после возвращения в Лондон.

Стараясь не ступить в вонючую сточную канаву, Джек поднял глаза к облетающей краске и грязным потекам на стенах дома. Конечно же, Том мог бы жить и получше. Ведь он был сыном викария, то есть сыном джентльмена, но, растратив все наследство, оставленное отцом, едва-едва сводил концы с концами.

Джек нырнул в аллею позади дома и стал разглядывать верхний этаж здания. Ряд из семи крошечных квадратных окошек говорил о Том, что все это были отдельные комнатушки. Лото Тома было крайним. Только в нем одном горел свет.

Джек вернулся обратно ко входу. Дверь напоминала скорее узкую доску, приваленную к стене, но была заперта. Однако Джек справился с препятствием, отомкнув замок своими напильниками. Когда он отворил дверь, она громко заскрипела на ржавых петлях. Коридор не был освещен, так что Джеку пришлось на ощупь добираться до лестницы и подниматься до верхнего этажа.

Он немного помялся у двери Тома, раздумывая.

К черту, все к черту!

Отступив на шаг, он повернулся и ринулся вперед, намереваясь вышибить дверь плечом. Тоненькая.

Слабая дверка отозвалась громким треском, который облетел весь дом до самого дальнего уголка. Джек не сомневался, что этот, звук слышал каждый жилец в доме. Но он знал, что ни одна живая душа не прибежит на помощь соседу. Люди, живущие в таких местах, как это, никогда не спешат встать навстречу чужой беде.

Дверь распахнулась. Том сидел за маленьким столиком спиной ко входу. На нем была поношенная серая рубаха верх длинной полосатой ночной сорочки. При звуках ломающегося дерева он вскочил на ноги и резко обернулся, в ужасе прижимая руки к груди.