Оттолкнувшись от стены дома, Бекки вцепилась в складки юбок. Ее колотило так, что чуть зубы не стучали, но она изо всех сил стиснула челюсти.

— Двадцать пять тысяч фунтов… — Гравий хрустел под ногами Джека, мерившего дорожку взад-вперед.

Стрэтфорд вздохнул:

— Знаешь, совершенно не имеет значения, когда ты ей об этом скажешь, сейчас или потом.

«Очень даже имеет», с горечью подумала Бекки.

— Но ради Бога, подожди хотя бы, пока вы не обвенчаетесь, — добавил Стрэтфорд и безрадостно рассмеялся. — Тебе меньше всего нужно, чтобы она сейчас вдруг передумала выходить за тебя.

И снова Джек промолчал.

— Послушай, — сказал Стрэтфорд. — Уортингем — дурак. Полный дурак, начисто лишенный здравого смысла. Он хочет сам, чтобы ты женился и получил для него эти проклятые деньги. И при этом рискует все испортить, отправляя свое дурацкое письмо прямо в дом невесты и ее родных, да еще во время общего обеда. Попомни мои слова, Бекки еще спросит тебя об этом.

Нет, она не станет спрашивать. Для чего? Она уже и так знает все, что ей нужно.

Джек что-то проворчал.

— Но ты можешь провести его.

— Но как? — гневно спросил Джек. — Я только одно способен придумать — убить мерзавца. — Громко захрустела бумага — это Джек смял письмо. — Жаль, что даже убийство тут не поможет.

Бекки не могла больше слушать. Ей и так стало понятно главное: точно как Уильям, Джек соблазнил ее все ради того же: ради ее Денег. Он не любит ее. Он жаждет ее приданого. Ее снова надули. Она доверилась мужчине. Отдала ему свою любовь, отдала свое тело, а оказывается, все, что он хотел от нее, — это сорок тысяч фунтов.

Ее заколотило с бешеной силой. На улице было холодно, а она без плаща. Пальцы совершенно окоченели.

Стараясь твердо ступать ноющими от холода ногами, она направилась в дом.

Нет. Этого не может быть. Она не допустит, чтобы это повторилось.

Джек в отчаянии провел рукой по волосам.

Стрэтфорд просто не понимает. Признаться ей во всем… Да это совершенно невозможно! Ведь уже само то, что он стал ухаживать за ней, намереваясь воспользоваться ее деньгами и расплатиться шантажистом, отвратительно. Но еще хуже то, что он повторяет гнусный поступок своего предшественника — ее первого мужа. Того человека, который предал ее, солгал, а потом задумал убить и герцога, и саму Бекки.

Джек понимал: если Бекки обнаружит его предательство, то больше не станет доверять ему и просто бросит.

Стрэтфорд до сих пор не спросил, за что Том Уортингем требует деньги. Почему? Как знать… может быть, догадывается, может быть, просто не интересуется.

Граф обратил на друга пронзительный взгляд голубых глаз.

— Я бы не стал советовать тебе убийство. Должен быть лучший способ. Уортингем уже доказал тебе, что его не назовешь самым умным парнем в мире. — Стрэтфорд кивнул на смятую в кулаке Джека записку. — Лучшее доказательство — выбор времени и места для доставки письма. Скажи ему, что можешь передать ему только одну тысячу фунтов за один раз. Скажи, что все остальные деньги недоступны, что они вложены куда-нибудь. — Стрэтфорд пожал плечами: — Должен же быть какой-то выход.

Джек тупо смотрел на друга, пытаясь подавить гнев. Его уже засосало отчаяние, и он не представлял, как из него выбраться.

Твердо он знал только то, что не может потерять Бекки.

Стрэтфорд вздохнул:

— Тебе сейчас не стоит об этом думать.

— Нет, — шумно выдохнул Джек, — не стоит.

— Лучше вспомни о своей прелестной невесте, ожидающей тебя там, в теплом уютном доме. — Стрэтфорд указал рукой на крыльцо, потом шагнул ближе к Джеку и пристально заглянул ему в лицо: — А ты не на шутку увлекся этой женщиной, правда?

Джек закрыл глаза. Черт возьми, это правда. Она совсем ему не безразлична.

— Она также тобой увлечена. Просто сияет, как только ты на нее посмотришь.

Джек зарычал продолжительно и низко.

— Черт меня побери! Что я наделал!

Стрэтфорд похлопал его по плечу:

— Влюбленная женщина что хочешь тебе простит, Фултон это. А теперь пойдем в дом и постараемся получить удовольствие от этого вечера. Завтра как-нибудь переживешь свое бракосочетание, а потом у тебя будет вся Жизнь впереди, чтобы придумать, как сказать своей жене про эти деньги.

Джек открыл глаза и посмотрел на дорогу, ведущую к воротам и дальше на Керзон-стрит. Плотный густой кисель тумана рассеивал свет уличных фонарей, и лишь слабое сияние пробивалось оттуда, так что разглядеть что-либо за железными воротами Джек толком не мог — разве что общие очертания лошади и кареты, громыхающей по дороге.

Том рыскал где-то за этой оградой Джек чувствовал.

— Я не собираюсь так поступать.

— То есть не собираешься говорить ей про деньги?

— Нет. — Он решил покончить со всеми этими угрозами; с Томом, с собственным эгоизмом и стремлением спасти свою шкуру. Ничто больше ни имело значения. Конец обману. Он не станет предавать женщину, которую любит. Сначала покончите Томом, а потом признается во всем Бекки. — К черту деньги! И Том Уортингем может убираться к черту. Ни пяти, ни пятидесяти тысяч фунтов! Он не получит от меня ни пенни.

Тем временем Бекки поднималась по лестнице, хладнокровно возвращая себя к роли счастливой невесты, которую ей предстояло исполнять до конца этого вечера. Она еще подумала, что ей следовало бы стать актрисой — так хорошо она умела притворяться. Все оставшееся время она обнималась с Джеком, смотрела на него лучистыми глазами, даже сыграла с ним оживленную партию в пикет.

Вскоре после полуночи Джек, лорд Стрэтфорд, Сесилия, Тристан и София поехали по домам. Когда все ушли, Кейт, которая много раз покидала гостей, чтобы проведать младенца, вложила свою узкую ладошку в руку невестки.

— Что-то не так, Бекки? — спросила она тихо, чтобы Гарретт, который в это время разговаривал со слугой, не услышал.

Бекки с удивлением повернулась к подруге:

— Ничего, Кейт. Почему ты спросила?

— Твои глаза. В них что-то такое… грустное.

— Ерунда, — беззаботно рассмеялась Бекки, — вовсе я не грустна. На самом деле я никогда не была счастливее.

— Ты уверена?

— Да конечно же. Просто нервничаю из-за завтрашнего дня.

Кейт нахмурилась, отчего показалась еще более усталой взрослой, хотя на самом деле была всего на четыре года старше Бекки.

— Разве я всегда не была тебе хорошим другом?

— Зачем ты это говоришь?! — ахнула Бекки.

— Мне кажется, я слишком мало времени с тобой проводила. Меньше, чем следовало. — Она пожала ей руку. — Я по тебе скучаю.

— Но ты же была занята с детьми. Я понимаю. — Бекки вздохнула. — Мне кажется… — Только бы не расплакаться! — Наверное, я слишком многого не успела сказать вам с Гарреттом, хотя у меня было столько времени… И вот теперь наконец мне предстоит выпорхнуть из-под ваших заботливых оберегающих крыльев. Я очень люблю вас обоих, Кейт. А ты навсегда останешься моей лучшей подругой и моей сестрой.

Пусть она лгала. Это по необходимости. Однажды Кейт сумеет ее понять. Но сейчас, когда на руках у Кейт младенец всего лишь нескольких дней от роду, Бекки не может вовлекать ее в это. И потом, Бекки необходимо, чтобы невестка оставалась спокойна и смогла вовремя утихомирить Гарретта, потому что брат наверняка придет в ярость.

Темные глаза Кейт заблестели.

— Ну тогда просто помни, что я всегда рядом, и как подруга, и как твоя сестра. Ты можешь рассказывать мне все.

— Я помню, — серьезно кивнула Бекки.

Она поспешила оставить Кейт, почувствовав, как сердце сжимает приступ глубокой тоски. Джози, ожидавшая госпожу в спальне, помогла ей снять вечернее платье, но Бекки так и не дала распустить себе волосы, а вместо этого отправила служанку спать.

Когда Джози вышла, Бекки собрала кое-какую одежду, в которой удобнее отправляться в путь, и сложила все в небольшую сумку. Потом достала наличные деньги и открыла маленький лакированный ящичек, где хранился ее пистолет.

После смерти Уильяма она несколько месяцев проявляла болезненный интерес к огнестрельному оружию.

Она прочитала все, что только можно, об оружии и даже уговорила Гарретта научить ее стрелять. В самый разгар этого увлечения она заказала для себя пистолет у лондонского оружейника, но к тому времени, когда заказ был исполнен, Бекки поняла, что необходимость себя защищать сильно уменьшилась со смертью Уильяма, так что ее увлечение оружием и стрельбой постепенно сошло на нет, дав место другим пристрастиям.

Она тихонько открыла дверку и вытащила пистолет из бархатного футляра, медленными, уверенными движениями почистила его. Закончив с этим, взвесила пистолет в руке, не сводя глаз с подарков Джека. С помощью этих вот безделушек он сумел влюбить ее в себя.

Она должна оставить их здесь. Все. Они не нужны ей. Но пистолет она возьмет с собой. С этой минуты она будет защищать себя сама, во что бы то ни стало.

Сидя на краешке кровати, она дождалась, когда весь дом затихнет.

Примерно через час шаркающие звуки в коридоре умолкли. Это означало, что прислуга тоже отправилась на покой. Надев старенький плащ, Бекки взяла лампу и спустилась в кабинет Гарретта, чтобы наполнить свежим сухим порохом рог и зарядить пистолет.

Выйдя на улицу через черный ход, она направилась в конюшню и, взбежав по лестнице возле ее дверей, проникла в жилище Сэма Джонсона, старшего кучера Гарретта.

— Сэм, — тряся его за плечо, зашептала Бекки, потому что боялась разбудить конюхов, спавших за тонкими перегородками. — Сэм, проснись.

— А? — Пуча глаза на свет от лампы, Сэм приподнял голову. — Леди Ребекка?

— Нуда, это я. Мне нужна твоя помощь кое в чем.

Он сразу вскочил:

— Конечно, миледи. — Но тут же, вспомнив, что на нем только одна простая белая рубаха, поскорее прикрылся одеялом.