– Представляю, какой это был для вас удар, – заметила Рената.

Маргарита словно узнала о собственной смерти. Конечно, она понимала, рано или поздно это произойдет, но не так же быстро? Еще и по-дурацки. Ошеломленная, она не могла поверить в случившееся. Ее самолюбие треснуло как яйцо. Маргарита злилась, чувствовала себя оскорбленной и в то же время переживала за Портера. Он повелся на красоту и юность, на секс и не ведает, что творит. Разрыв после семнадцати лет отношений казался Маргарите чем-то нереальным. Портер сказал, что все кончено, он женится на девушке из Флориды, и пообещал не привозить ее на Нантакет. Следовательно, сам он сюда тоже не вернется. Маргарита больше никогда его не увидит. Не могло ведь все в одночасье рухнуть, размышляла она, не могли их глубокие многогранные отношения обернуться пшиком. Ее образ жизни, индивидуальность, в общем, весь мир покачнулся, угрожая сбросить Маргариту в пучину неизвестности. Они с Портером больше не пара? Быть такого не может! Так что да, «удар» – подходящее слово. Пострадали основные части ее личности – сознание, разум, нервы. Маргарите долго не удавалось унять дрожь в руках. Ее сердце взывало к одному-единственному человеку; так ребенок, которому больно, зовет мать. И этим человеком была Кэндес.

– Я позвонила твоей маме и рассказала, что произошло. Погода была ужасная, шел сильный снег, совсем неподходящие условия для поездок, но я все равно попросила ее приехать. Она хотела, чтобы я сама приехала в Доббс-Ферри, но я не могла пошевелиться. Меня словно парализовало.

«Я хочу приехать, Дейзи, – сказала Кэндес. – Поверь, очень хочу. Однако Дэн сейчас в Бивер-Крик, смотрит недвижимость, так что мне придется взять с собой Ренату».

«Конечно, привози ее тоже».

«Я боюсь ехать с ней по такой погоде. Ты смотрела телевизор? Ужас, что творится. У вас там идет снег?»

Снег шел, тихо засыпал все вокруг.

«Не надо, не приезжай. У меня все нормально».

«Правда?» – спросила Кэндес.

«Нет, – всхлипнула Маргарита и расплакалась. – Конечно, нет».

«Не плачь, Дейзи».

«Ты понимаешь, что произошло? Как ты можешь говорить, чтобы я не плакала?»

«Ладно, прости. – Последовало долгое молчание, прерываемое лишь шелестом бумаг, потом Кэндес вздохнула: – Хорошо, мы приедем».

Следовало остановить Кэндес; в конце концов, пара дней или даже неделя ничего бы не изменили. Мела метель, и просить кого-то отправиться в путь по такой погоде было ужасно эгоистично. И все же Маргарита жаждала именно этих слов: «Мы приедем». Ей требовалось знать, что в мире есть человек, который ради нее готов на все. Она никогда не ждала этого от Портера.

– Той же ночью твоя мама с тобой на руках стояла у моего порога.

– Я приезжала сюда?

– Как сейчас помню, на тебе был розовой вельветовый комбинезон.

Маргарита несколько часов расхаживала по дому, когда наконец в дверь постучали. Открыв, она увидела Кэндес и Ренату, в теплых парках и в снегу. При виде их ей стало стыдно. Сыграв на чувстве вины, она заставила лучшую подругу преодолеть триста миль в пургу и с ребенком. Кэндес успела на самолет из Уайт-Плейнса в Провиденс, оттуда на такси доехала до Хайениса, а там пересела на грузовое судно, единственное, которое шло на Нантакет. Тем не менее Кэндес с присущей ей деликатностью рассказала о поездке как об увлекательном приключении.

«Это, конечно, чудо, – сказала она, – но все-таки мы здесь».

– Помню, как мне было неловко из-за того, что я не приготовила ужин. Лучше бы мяса натушила, чем слоняться по комнатам. Мы заказали пиццу, однако пиццерия отказалась доставлять ее на дом, и твоей маме пришлось самой идти за заказом. Все эти годы я заботилась о ней, но в тот вечер она хлопотала надо мной как наседка. Приготовила салат, накрыла на стол и налила мне чашку чая. Я бы предпочла вино, но она сказала, что от спиртного станет еще хуже, а потом проследила, чтобы мы с тобой как следует поели.

Рената улыбнулась.

– К счастью, твоя мама захватила с собой валиум. Она дала мне две таблетки и уложила спать. Я проснулась в четыре утра, сварила кофе. Твоя мама тоже встала, мы сидели вдвоем на темной кухне и молчали. Не знали, о чем говорить. Как будто мы давно не сомневались, что небо упадет, а когда оно упало, сделали вид, что все произошло совершенно неожиданно. Вдруг лицо Кэндес просветлело, словно она придумала верный способ исправить положение и вернуть Портера. Однако она поступила очень странно. Заставила меня подстричься. Я не стригла волосы с самого детства, но Кэндес настояла на своем. «Пора выглядеть по-новому», – сказала она. Или «пора меняться», точно не помню. Той зимой она тоже коротко подстриглась и носила бандану, чтобы волосы не падали на лицо. Не слушая моих возражений, твоя мама усадила меня на стул рядом с кухонной раковиной и укутала старой занавеской для душа.

Маргарита сидела в импровизированном парикмахерском кресле. Кэндес намочила ее голову, помассировала, расчесала волосы и, зажав между двух пальцев, аккуратно подстригла кончики. И вдруг Маргариту озарило. Все стало кристально ясным. Правда оказалась такой очевидной и в то же время такой неожиданной, что перехватило дыхание. Вот что ей нужно, вот чего она хочет: быть рядом с Кэндес, чувствовать ее тепло, слышать ее голос. Маргариту переполняло желание. Оказывается, много лет она жаждала любви не Портера, а Кэндес. Маргарита любила ее и хотела. Сейчас, когда Кэндес суетилась вокруг, прикасалась к ней, Маргарита ощутила себя во власти новых эмоций. Это было ужасно и прекрасно.

– Закончив стрижку, твоя мама высушила мои волосы феном и уложила, а когда она протянула мне зеркало, я расплакалась.

Лицо Кэндес помрачнело. «Тебе не нравится».

– Я то плакала, то смеялась, затем положила зеркало, взяла твою маму за руки и сказала, что люблю ее.

«Я тоже тебя люблю, Дейзи, – ответила Кэндес. – Ты мой лучший друг».

Лучший друг… Маргарита упала духом. То же самое сказал Портер. Неужели все Харрисы говорят одинаково, когда собираются тебя бросить?

«Мне плевать на Портера. Я любила этого человека, мы были близки, но это уже в прошлом».

«Без него тебе будет лучше, – заверила Кэндес. – Я хотела это сказать с тех пор, как приехала. Намного лучше».

«Не важно. После разговора с Портером мое сердце рвалось к тебе. Ты единственный человек, которого я боюсь потерять. Я люблю только тебя, слышишь?»

По лицу Кэндес пробежала тень смущения. Это длилось какую-то долю секунды, но Маргарита заметила. Поняла ли Кэндес ее слова?

«Ты самый лучший человек из всех, кого я знаю. Не могу поверить, что мой брат так поступил!»

«Скажи, что любишь меня, пожалуйста!»

«Конечно, люблю, Дейзи».

«Я хочу, чтобы ты меня любила. Не знаю, чего прошу или куда это приведет…»

Маргарита помнила ледяные руки Кэндес, помнила ее испуг. Как только она выпустила ладони Кэндес из своих рук, та отвернулась.

«Кажется, Рената плачет», – пробормотала она, хотя в доме было тихо.

«Ты меня не хочешь».

«Я тебя не понимаю, – сказала Кэндес. – Ты страдаешь из-за Портера. Он причинил тебе боль, ты попросила меня приехать. Я здесь. Какие еще слова тебе нужны?»

«Ты не чувствуешь того, что чувствую я».

«И что же ты чувствуешь? Хочешь сказать, что влюблена в меня?»

Маргарита взглянула в зеркало. С короткой стрижкой она себя не узнавала. Чего она хочет? Затащить Кэндес в постель и заняться чем-то невообразимым для них обеих? Можно ли разделить любовь по категориям или она едина и неделима? Существуют ли правильные и неправильные виды любви или есть только любовь и ее объект?

«Я ничего не могу с собой поделать».

«Просто ты запуталась. Портер тебя очень сильно обидел. Ты ведь сейчас в смятении, да?»

«Ничего подобного, – возразила Маргарита. – За всю свою жизнь я никогда не была так уверена в своих чувствах. С той минуты, когда увидела тебя и ты меня поцеловала. Я думала, что ты любовница Портера, а ты меня поцеловала».

«Просто я поняла, что мы станем подругами», – торопливо сказала Кэндес.

Подругами, да. Только это было больше, чем дружба. Сотни ужинов вместе, смех в унисон, прогулки по пустоши, зимние вечера у камина, путешествие в Марокко. Всюду Кэндес, а больше ничего и не требовалось.

«С тех пор, как мы встретились…»

«Дейзи, ты сейчас расстроена и сама не понимаешь, что говоришь».

«Ты меня не любишь. Глупо было надеяться, что ты испытываешь те же чувства, что и я. У тебя есть Дэн и Рената, ты принадлежишь им».

«Ты моя лучшая подруга уже много лет. И не надо ничего менять только потому, что вы с Портером расстались. Пожалуйста, Дейзи, не надо».

Маргарита не знала, что ответить. Все уже и так поменялось. Она перешла некую грань, вручила себя как дар, с которым непонятно что делать. Хотя нет, это не дар, а бремя. Женщина, которая никому не нужна. Та девочка с костлявыми коленками в зеркале.

– Ужасно получилось, – призналась Маргарита Ренате. – Я все тогда испортила. Наговорила твоей маме такого, что вообще не следовало говорить. Я безумно ее любила и хотела, чтобы она любила меня. Она очень старалась, но мы чувствовали по-разному. В общем, она оказалась наедине с лучшей подругой и нелепым и неудобным признанием. Твоя мама сделала бы для меня что угодно – один ее приезд чего стоил! – но никогда не смогла бы разделить мои чувства. Никогда. Она попыталась сделать вид, что ничего между нами не изменилось, однако мы обе понимали, что это не так.

Да, Кэндес пыталась. Она ласково вытерла лицо подруги кухонным полотенцем, как будто та была маленькой девочкой, и крепко ее обняла. Прощальное объятие. Тогда Маргарита этого не поняла. Наверху заплакала Рената, и Кэндес побежала к ней.

«Я ей нужна», – сказала Кэндес.


Маргарита провела четырнадцать лет в размышлениях о прошлом, но сейчас не могла найти подходящих слов, чтобы рассказать Ренате о событиях того утра.