Элин Хильдебранд - Сезон любви

Кейда Дрисколла нельзя было назвать недисциплинированным или непослушным. И потому ему пришлось выдержать самый долгий в мире ужин – пока собравшиеся разламывали лобстеров, жевали кукурузу, беседовали ни о чем, пытаясь сгладить неловкость, вызванную побегом Ренаты. Десерт – черничный пирог с мороженым, кофе и портвейн – тоже ели невыносимо долго. Кейд посылал мысленные сообщения матери: «Пусть Робинсоны идут домой! Отпусти их!» К сожалению, Сьюзен, похоже, решила, что чем больше времени Робинсоны проведут в гостях, тем меньше вероятность, что они сочтут этот вечер провальным. Наконец, почти в одиннадцать, Кент Робинсон встал и сказал, что принесет жене накидку. Все распрощались. Клэр поцеловала Кейда в губы и шепнула: «Она тебе не пара». Как будто знала что-то, о чем не знал Кейд.

Едва машина Дрисколлов выехала с подъездной дорожки, Джо Дрисколл извинился и сказал, что идет спать.

– Как насчет того, чтобы пройтись завтра под парусом? – спросил он у Дэниела Нокса, обмениваясь с ним рукопожатием.

– Посмотрим, как сложится.

– Да-да, посмотрим, – кивнул Джо.

Прежде чем подняться наверх, он поддержал Кейда за локоть, но ничего не сказал. Сьюзен, к счастью, тоже не стала задерживаться. Она поставила бокал на комод и последовала за мужем со словами:

– Утром разберусь с уборкой. Всем спокойной ночи!

Как только родители ушли, Кейд повернулся к Дэниелу Ноксу.

– А вы?

– О, я – полуночник, – ответил Дэниел. – Посижу немного на террасе.

– Ладно. Тогда спокойной ночи.

Кейд поднялся по лестнице, сделав вид, что тоже пошел спать.

За ужином он на минуту выскользнул из-за стола, притворившись, что идет в туалет, и позвонил Маргарите домой. Никто не ответил. Тогда Кейд позвонил Ренате на мобильный. Голосовая почта. Он повесил трубку, не оставив сообщения. Кейду хотелось верить, что Ренатино исчезновение не связано с ним лично. Просто безрассудный поступок девятнадцатилетней девчонки, которая не думает о последствиях. Расстроилась из-за того, что Кейд заставил ее отменить ужин, потом испугалась приезда отца и сбежала.

Кейд распахнул дверь в гостевую спальню, решив взглянуть, не оставила ли Рената записку. Включил свет. Кейд искал листок бумаги и поэтому сразу заметил список. Схватил, но, увидев почерк матери, скомкал и бросил на пол. Кейд вышел на балкон, тот самый балкон, на котором еще вчера ночью занимался любовью с Ренатой, пока родители внизу принимали гостей. На балконе никого не было. В ванной комнате тоже. Кейд уже собрался уходить – а может, и сбегать украдкой на Куинс-стрит, – когда его взгляд упал на кольцо. Оно лежало на комоде и бросалось в глаза, так что, возможно, Кейд заметил его еще минуту назад, просто сам себе не признался.

Он взял кольцо, крепко сжал и сел на кровать. Рената. Ему показалось, что он сейчас расплачется, впервые за бог знает сколько времени. Все говорили, что он сошел с ума, когда сделал предложение девятнадцатилетней девушке. «Она слишком юна и совсем не знает жизни», – предупреждали его родители. А еще слова Клэр на прощанье: «Она тебе не пара». Клэр явно приревновала или заподозрила, что Рената изменила ему с Майлзом. Кейд вынужден был признать, что это не исключено. И все же Кейд отчаянно любил Ренату. Да, она еще совсем юна, но когда-нибудь станет потрясающей женщиной…

Кейд сидел на кровати, раскачиваясь взад-вперед. Ренате он не нужен. Ему вдруг захотелось побежать к родителям в спальню, забраться, как в три года, на кровать, и чтобы мама погладила его по голове, а папа пощекотал под подбородком. К сожалению, родителям Кейда и в голову бы не пришло с ним нежничать. Благодаря им он получил много преимуществ и теперь должен оправдывать их надежды. Может, поискать утешения у Дэниела Нокса? Да, решил Кейд, он сейчас спустится вниз, нальет себе виски и поговорит с человеком, который мог бы стать его тестем. Дэниел лучше всех знает Ренату. Возможно, его слова помогут Кейду ее понять.

Кейд прошел по коридору к западной гостевой комнате – вдруг Дэниел уже поднялся наверх? Комната стояла пустая и темная, дверь была распахнута. По задней лестнице Кейд спустился на кухню, которую кто-то успел убрать, наверное, Николь. Заглянул в гостиную – ни души. Кейд вышел на террасу. Там тоже никого не было. Стол убран, светильники потушены. Кейд вгляделся в лужайку перед домом и дальше, в сторону берега.

– Дэниел? – прошептал Кейд в темноту.

Тот исчез.

Когда старые часы торжественно и угрожающе пробили одиннадцать ударов, Маргарита подала десерт: две порции шоколадного мусса, украшенного сверху взбитыми сливками и малиной. Рената все сильнее поддавалась усталости: это было заметно по тому, как она ссутулила изящные плечи и уставилась невидящим взглядом на свое отражение в темном окне. Маргарита торжественно поставила на стол формочки с муссом. Шампанского больше нет, наливать нечего. Осталось только рассказать Ренате все до конца.

Сердце бешено колотилось. Долгие годы Маргарита представляла себе эту минуту, великое признание. Много раз хотела пойти исповедаться. Она бы зашла в маленькую исповедальню, села бы лицом к священнику и во всем бы призналась, а он бы потом коснулся ее головы и отпустил грехи. Вот только это ничего бы не изменило. Маргарита знала, что Бог ее простил, но его прощение не имело значения. Важно, чтобы ее простила эта девочка, дочь Кэндес.

Да, Маргарита часто представляла себе этот миг, но до сих пор не верила, что он вот-вот настанет. Ей не хватало воздуха, горло словно сжимали. Сердце, легкие – все тело пыталось ее остановить.

– Мне бы хотелось рассказать о смерти твоей матери.

– Можете ничего больше не говорить, – ответила Рената. – Вы и так много мне рассказали.

– А я хочу. Ладно?

– Ну, хорошо, рассказывайте.

– Через пару лет после того, как ты родилась, твои родители купили дом в поселке Доббс-Ферри. Им нужно было место, чтобы проводить зиму. Твой папа подумывал о Колорадо, но твоя мама предпочитала жить поближе к городу. Она любила Нью-Йорк, к тому же там был Портер. Она хотела отправить тебя в хорошую школу; хотела водить тебя по музеям и в зоопарк. Вполне разумное решение.

Рената кивнула.

– Они купили дом, когда тебе было четыре.

Рената смешала взбитые сливки и шоколад, как ребенок смешивает краски. Она еще не попробовала десерт.

Маргарита замолчала. Нет, невозможно! Она произнесет слова, изложит факты, но никогда не сумеет передать чувства. Кэндес несколько месяцев подготавливала Маргариту: сперва говорила, что они с Дэном подыскивают жилье на материке, потом – что они нашли дом в местечке, которое им понравилось. Доббс-Ферри в штате Нью-Йорк, меньше чем в четырех часах езды. Маргарита не отвечала, притворялась, что не слышит. Вела себя по-детски эгоистично: в конце концов, Кэндес и Дэн имели право поступать по-своему, им приходилось думать о Ренате, да и чем заняться родителям с маленькими детьми на Нантакете зимой? Предупреждающие выстрелы звучали все ближе. В один прекрасный день Кэндес хватило смелости предложить подруге вступить в книжный клуб или присоединиться к церкви. «Тебе нужно чаще выходить на люди, – сказала Кэндес. – Завести больше друзей».

На самом деле она хотела сказать, что не может нести этот груз в одиночку и что скоро уедет. Однако Маргарита упрямо не желала ничего слышать. «Вы не можете взять и уехать, – сказала Маргарита, потом подхватила Ренату и расцеловала в обе щеки. – Никуда вы не уедете!»

Они уехали осенью, не прошло и трех недель после возвращения Портера на Манхэттен. В последние дни перед отъездом Кэндес забегала к Маргарите на ресторанную кухню каждые несколько часов.

«Я беспокоюсь за тебя».

«Знаешь, Доббс-Ферри совсем недалеко отсюда».

«Мы обязательно приедем на День Колумба, а на День благодарения ты приедешь к нам. Я не смогу приготовить праздничный обед без тебя».

«Мы почти все оставили в клубе, потому что вернемся первого мая. Или пятнадцатого апреля».

Маргарита провожала их на паром. В половине седьмого утра было темно как в полночь. Дэн не выходил из машины – Рената крепко спала на заднем сиденье, – но Кэндес с Маргаритой до последней минуты стояли рядом, их дыхание клубами дыма висело в морозном воздухе.

– Ничего, не навсегда расстаемся, – заметила Кэндес.

Да уж. За шестнадцать лет Маргарите следовало бы привыкнуть к разлукам, ведь каждый год Портер оставлял ее примерно так же, но почему-то именно в эту минуту она почувствовала, что ее покидают окончательно и бесповоротно.

– Отъезд твоей мамы прошел для меня очень болезненно, – призналась Маргарита.

Кэндес звонила каждый день, когда Рената засыпала, и Маргарита (хотя и утверждала, что у нее все замечательно и она очень, очень занята) уже не могла обходиться без этих звонков. Повесив трубку, она наливала себе первый бокал вина.

– На День благодарения я побывала в вашем новом доме, как и хотела твоя мама. Мы приготовили трех гусей.

– Вот это да!

– Твой дядя Портер приехал на поезде из Нью-Йорка. Целое событие! Впервые за семнадцать лет мы провели праздники вместе.

Маргарита на миг закрыла глаза и вновь унеслась мыслями в прошлое. Три гуся, фаршированные яблоками, каштанами и луком, а к ним – соус «Рокфор», картофельный гратен, обжаренная морковь с карри, брюссельская капуста с беконом и чесноком. Маргарита все приготовила сама, а Кэндес изо всех сил помогала. Портер, лысый и с брюшком, привычно ошивался день-деньской на кухне, пил шампанское, резал тонкими ломтиками привезенные им экзотические сыры и комментировал парад надувных фигур по телевизору, который включили для Ренаты, пока та играла в кубики на полу.

За столом все заняли свои любимые места: Маргарита рядом с Кэндес и напротив Портера. Получилась довольно точная имитация их ужинов в «Зонтиках», хотя Маргарита остро почувствовала разницу: чужой дом, а главное, мимолетность события – через три дня ее ждало одиночество на Нантакете, а Портер, Дэн и Кэндес вернутся к своей жизни, где не нашлось места Маргарите.