Элин Хильдебранд - Сезон любви

Да, следовало бы позвонить Мэйджору, разбудить его, если он уже лег, однако Экшн не стала ему звонить. Целый день ее мучили дурные предчувствия насчет Ренаты. Вдруг с ней случилось что-нибудь ужасное – попала в аварию или вообще погибла? Эта девчонка никогда не смотрит по сторонам, когда переходит улицу, постоянно застревает ногой в проеме между платформой и вагоном метро, в общем, ведет себя как человек без матери. И все же Экшн любила Ренату и за это тоже. Рената стала ее лучшей подругой, сестрой, которой у Экшн никогда не было. Рената – особенная. Как объяснить, почему они вместе? А как объяснить, почему вместе арахисовое масло и желе? Да потому!

Она набрала номер, надеясь, что Рената сейчас не с парнем в дорогих часах в его новой квартире на Семьдесят третьей улице. Услышав гудок, Экшн отошла подальше от хижины к кромке леса, не обращая внимания на крики сов. Не хотела, чтобы девчонки подслушали. После шести гудков, телефон переключился на голосовую почту: «Здравствуйте, вы позвонили Ренате Нокс…» Экшн глупо улыбнулась. Все тот же знакомый голос, который она не слышала восемь недель. «Сейчас я не могу ответить на ваш звонок…» «Потому, что меня держат под прицелом», – подумала Экшн. Нет, не так. «Потому, что я тискаюсь со своим богатеньким ухажером». Вот, это больше похоже на правду.

Экшн откашлялась и после сигнала зашептала:

– Привет, это я.

Раньше у нее никогда не было подруги, которой она могла бы сказать эти три слова. Экшн даже не представляла себе, как это важно, что другой человек узнает тебя, откуда бы ты ни позвонила: с обычной улицы по соседству, из Тибета, лесов Западной Виргинии или из вагона скоростной подземки. Экшн надеялась, что слова «Привет, это я» останутся для нее с Ренатой паролем на всю жизнь.

– Я нашла в траве телефон и решила нарушить первую заповедь лагеря «Стоунфейс». Думаю о тебе целый день. Надеюсь, у тебя все в порядке. У меня странное чувство, будто с тобой что-то неладно. Может, ты сбежала с цирком или ударилась в религию… Не перезванивай, я сейчас отдам телефон руководству лагеря, так полагается. Лучше… напиши мне письмо. Скажи, что у тебя все в порядке. Я буду ждать…

Второй сигнал прервал ее на полуслове. Рената всегда утверждала, что Экшн оставляет самые длинные сообщения. Экшн хотела снова набрать номер и закончить, но она дала себе слово, что позвонит только один звонок.

«Люблю тебя, – подумала она, – моя любовь крепче камня».

В палате номер четыреста семьдесят семь отделения травматологии Массачусетской больницы общего профиля Салли Майерс открыла глаза.

«Т-а-а-к, – подумала она. – Странно».

Явно больница, сама Салли распростерта на кровати, обе руки подсоединены к каким-то приборам, которые мигают и пищат. Справа белая занавеска, закрывает ее от кого-то, или наоборот. Салли попыталась не поддаться панике, хотя понятия не имела, как оказалась в больнице. «Давай, думай! – приказала она себе. – Медленно и осторожно». Однако на ум ничего не пришло.

Салли боялась пошевелиться: вдруг не получится? Она лежала неподвижно, лишь водила глазами по комнате, пока не заметила боковым зрением скорчившуюся на стуле слева фигуру. Салли повернула голову. Шея побаливала, но действовала. Это… Майлз? Он спал и громко храпел.

Охо-хо. Чего такого она натворила, чтобы проснуться в больничной палате с Майлзом? Майлз, Майлз. По-прежнему пробел в памяти.

Прошла минута, впрочем, может, и не минута, просто один из приборов пропищал пятьдесят или шестьдесят раз, наверное, считал удары сердца. Значит, сердце бьется. Салли решила пошевелить руками. Повернула запястье. Правое двигалось свободно, но вся левая сторона онемела и казалась чужой, словно протез. Салли опустила взгляд. Рука вроде ее. Салли потрогала левую руку правой. Собственное прикосновение она почувствовала, но рука не двигалась.

В ту же минуту в палату вошли люди. Женщина, мать Салли, громко охнула. За ней шел отец, а за ним появился темнокожий мужчина, который возвышался над родителями Салли, словно над детьми. Пьер. А он что тут делает? Насколько Салли помнила, она не видела его нигде, кроме бара.

Мать бросилась к кровати и схватила Салли за неподвижную руку.

– Ты пришла в себя! Сестры сказали, что, судя по показаниям на мониторе, ты очнулась.

Отец бодро хлопнул в ладоши. Он тренировал футбольную команду Род-Айлендского университета.

– Я знал, что ты выкарабкаешься!

Неуверенно приблизился Пьер. Он чувствовал себя не в своей тарелке вдали от шумного бара с въевшейся грязью и пивом, от своего кабинета с черными кожаными диванами и компьютером, на котором играл в «тетрис», пока юнцы в зале напивались в хлам и толкались на танцполе.

– Привет, красавица! – сказал он.

Салли повернулась к маме, своей прекрасной маме, которая преподавала классическую музыку в школе, надевала очки с бифокальными линзами, чтобы прочесть список продуктов, и в свое время так сильно волновалась и переживала за трех старших братьев Салли, что у нее хватило ума оставить дочь в покое и не вмешиваться в ее жизнь. Работа в баре? Прекрасно. Серфинг? Рада за тебя. Сплав на понтонной лодке по Амазонке? Жизнь только одна. Глаза Салли наполнились слезами. Ей привиделось, что мама умерла. В своем сне Салли ехала по пыльной дороге, заметила в зарослях белый крест и остановилась, чтобы взглянуть поближе. Оказалось, что крест поставили в память о ее матери. Салли закричала: «Погодите! Мама, я выхожу замуж!»

– Детка, как ты себя чувствуешь? – спросила мама.

– Ничего не понимаю, – призналась Салли.

Крест ей не приснился, он существует на самом деле. Но как такое возможно? Мама жива и стоит рядом с кроватью.

– Что я здесь делаю?

– Ты занималась серфингом на Нантакете, и произошел несчастный случай, – объяснил отец. – Ты сильно ударилась головой и какое-то время была под водой.

– Совсем недолго, – добавила мама.

– А где я сейчас?

– В Массачусетской больнице в Бостоне. Нам позвонил Пьер. А твой друг… – Мама кивнула на стул, где спал Майлз. – Твой друг был уже здесь, когда мы приехали.

– Майлз, – пробормотала Салли.

Внезапно, как гром среди ясного неба, вернулась память. Майлз заехал за ней с этой девушкой, Ренатой, самой милой и красивой из всех, кого Салли встречала. Такой юной, такой невинной и чистой. Тот крест был в память о ее матери. Она опустилась на колени и поцеловала крест.

– Врачи говорят, что все обойдется, – сказала мама. – Возможно, какое-то время тебе будет тяжело двигаться, но мозг не поврежден.

– Слава богу! – воскликнул отец.

– Ты поправишься, куколка, – заверил Пьер.

– А Рената здесь? – спросила Салли. – Она приехала с Майлзом?

– Кто? – переспросила мама.

Салли смотрела, как Майлз храпит на стуле. Ей хотелось закричать: «Разбудите его! Спросите, здесь ли Рената?» Впрочем, Салли уже знала ответ. С какой стати Ренате приезжать к ней в больницу?

Итан Аркейн не мог уснуть. Рядом с ним ровно и глубоко дышала во сне его жена Эмили. Сыновья спали в своих комнатах; в крепком доме, который Итан построил сам, было тихо. Из открытого окна спальни изредка доносилось блеянье коз. На ужин Итан и Эмили ели обжаренные на гриле стейки со свежей кукурузной сальсой и негибридными помидорами с соусом песто. Можно позволить себе такое пиршество, если живешь на ферме, где выращивают овощи. Итан слишком много выпил – они с Эмили разделили бутылку австралийского «шираза» из долины Баросса, потом он один выпил вторую бутылку, не обращая внимания на хмурый взгляд Эмили.

Итан так и не смог рассказать жене, что днем приходила Маргарита, хотя Брендон громко объявил:

– А папа сегодня познакомил меня со своей старой знакомой!

Эмили измельчала в блендере базилик, чеснок и кедровые орехи.

– Правда? С кем это?

К счастью, Брендон вышел из кухни.

– Да так, она приходила на ферму, еще когда я мальчишкой помогал Долорес.

– Твое давнее увлечение?

– О господи, конечно, нет!

Он ничего не сказал Эмили, а потом напился, и теперь у него было тяжело на сердце. Итан всю жизнь прожил на Нантакете; множество людей знали его историю: тяжелый развод родителей, пьянство отца. Тем не менее только в присутствии Маргариты Итану вновь стало стыдно за то, что он сын Уолтера Аркейна.

«Не нужно было взваливать на себя его вину», – сказала Маргарита. Но что вышло, то вышло. Итан много работал, жил честной, плодотворной жизнью, однако так и не смог избавиться от этого груза.

Несчастье случилось в первую неделю февраля. Год назад Итан закончил сельскохозяйственный факультет Государственного университета штата Пенсильвания и признался матери, что они с Эмили, старшей дочерью отчима, любят друг друга. В то время Итан работал официантом в ресторане, хотел подкопить денег и купить ферму у Долорес Кимбол, когда та уйдет на покой. Он уже договорился с Долорес. А потом, как раз перед еженедельным обедом членов Ротари-клуба, мать Итана вбежала в ресторан и сказала, что Уолтер сбил насмерть человека, и не кого-нибудь, а Кэндес Харрис Нокс. Она совершала пробежку по пляжу Мейдкьюкам, а Уолтер, напившись до беспамятства, гонял там на грузовике компании.

Для молодого человека, который с десяти лет помогал доставлять овощи и цветы в «Зонтики», Кэндес Харрис Нокс была живой легендой. Намного старше Итана, она буквально завораживала. Белокурые волосы, способность пробежать несколько миль и выглядеть бодрой и свежей, успешный муж, очаровательная дочурка. Кэндес, богиня среди женщин, принадлежала к высшему обществу острова. Это было видно по тому, как она держалась, как искренне звенел ее смех. А Уолтер Аркейн переехал ее как испуганного кролика.

Итан натянул одеяло до подбородка. Его знобило, голова болела от выпитого вина. Он повернулся на бок, бросил взгляд на электронные часы. Половина одиннадцатого. Наверное, ужин Маргариты и Ренаты близок к завершению.