«Мне всего девятнадцать!» – воскликнула Рената, когда обнаружила в шампанском кольцо. Она еще не знала, чего хочет от жизни, хотя они с Экшн часто обсуждали перед сном свое будущее. Рената хотела закончить университет, путешествовать, бродить по музеям, пить кофе, находить друзей, завязывать отношения, выбрать карьерную стезю, город (может, Нью-Йорк, а может, и нет), и только потом, когда она, Рената Нокс, состоится как личность, следует подумать о муже и детях.

У Ренаты вдруг возникло странное ощущение, что ее обманули. К несчастью, она встретила идеального парня, когда ей было всего восемнадцать, и теперь выходит за него замуж. Рената беспокойно ворочалась на кровати в гостевой спальне и удивлялась, что никто из Дрисколлов не увидел ничего необычного в браке в столь молодом возрасте. Никто не сказал, что они с Кейдом слишком молоды и надо бы подождать, пока их любовь не окрепнет, подобно хорошо заваренному чаю. Ничего, подумала она, ее отец точно будет против, и празднование на этом закончится.

Накинув халат, Рената спустилась вниз. Было около девяти часов утра; все в доме уже встали и даже позавтракали. В кухне Николь мыла посуду. Сьюзен Дрисколл, одетая в теннисный костюм, опершись о мраморную столешницу, давала указания на день. Лобстеров заказали, но еще нужно было сбегать на ферму за кукурузой в початках, помидорами и зеленью.

Увидев Ренату, Сьюзен замолчала.

– А вот и наша мисс Соня! – воскликнула она преувеличенно дружелюбным голосом.

Точно таким тоном мать Кейда обращалась к Мистеру Роджерсу, сиамскому коту Дрисколлов, и Ренате показалось, что она слышит Экшн: «Ну вот, девочка, теперь ты их новый питомец».

На третьем свидании Кейд познакомил ее с родителями. Дрисколлы жили на девятом этаже в доме на Парк-авеню, точнее, занимали весь девятый этаж. Рената долго убеждала себя, что не стоит бояться, в конце концов она умна, выступала с прощальной речью на выпускном вечере и может составить достойную пару кому угодно, включая Кейда, но весь вечер чувствовала себя не в своей тарелке. Даже опрокинула бокал с вином, залив скатерть. Впрочем, Сьюзен и Джо лишь весело рассмеялись, словно очарованные ее неловкостью. Судя по всему, для них не имело значения, кто она такая и что из себя представляет. Если сын влюблен в Ренату и женится на ней, то и они не против и будут снисходительны к ее недостаткам. Рената, выросшая без матери, надеялась сблизиться с Сьюзен. Впрочем, общение с ней оказалось приятным, однако ненатуральным, словно букет шелковых цветов.

– Доброе утро, – поздоровалась Рената, почувствовав укол вины, когда Николь сняла резиновые перчатки, чтобы принести ей кофе. – А где Кейд?

– Катается на яхте с отцом, – ответила Сьюзен.

У Ренаты упало сердце.

– Когда он вернется? Мы собирались на пляж.

– Ну, ты же знаешь Джо.

Конечно, Рената его совсем не знала, но понимала, что Кейд не оставил бы ее одну, если бы не отец.

– Они ушли в семь, – продолжила Сьюзен. – Мы с тобой пообедаем в яхт-клубе, а вечером, часов в шесть, придут Робинсоны – будем пить коктейли и есть лобстеров на террасе. Ты любишь лобстеров?

– Да.

Сьюзен с облегчением вздохнула, как будто ее мир пришел в равновесие:

– Вот и славно.

– Но на ужин я не останусь.

Сьюзен растерянно уставилась на Ренату, которой вдруг понравилось перечить будущей свекрови. Интересно, можно ли считать это дурным знаком, подумала Рената и пояснила:

– Я ужинаю у своей крестной, Маргариты Биль.

– Ах да, Маргарита Биль, – повторила Сьюзен с деланой снисходительностью, словно Маргарита Биль была воображаемым другом Ренаты. – Вы с ней договорились?

– Вчера вечером. Когда вы с Джо ушли из ресторана, я ей позвонила.

– И вы собираетесь вместе поужинать?

– Совершенно верно.

– Пойдете куда-нибудь? Или… будете у нее дома?

– У нее дома. – Рената отпила кофе.

– Разве она готовит? – спросила Сьюзен. – Мне ужасно неловко вмешиваться, но я слышала от знакомых, у которых друзья живут здесь круглый год, что…

– Что именно?

– Что она больше не готовит.

Рената стукнула чашкой о стол громче, чем собиралась, и вцепилась в поясок халата. Да, в этом все Дрисколлы. Считают, что у них исключительное право на Нантакет. А ведь сколько раз Рената упоминала о своей семейной истории, связанной с островом! Дядя Портер ездил сюда с пятидесятых годов, они с Маргаритой семнадцать лет были любовниками. Кэндес, мама Ренаты и по совместительству лучшая подруга Маргариты, работала в Торговой палате. Отец Ренаты, Дэниел Нокс, владел «Пляжным клубом» неподалеку и продал его через несколько месяцев после смерти Кэндес, и примерно в то же время Маргарита закрыла «Зонтики». Рената родилась на этом острове, и крестили ее тоже здесь, но, самое главное, здесь погибла ее мать. Попала под машину на дороге, ведущей к пляжу Мейдкьюкам. Почему-то Рената чувствовала, что этот факт связывает ее с островом сильнее, чем все остальное. Однако сейчас осталась только Маргарита. Крестная, с которой Ренате запрещали видеться. Конечно, приходили письма, чеки – бумажные свидетельства ее присутствия. Рената рассматривала фотографии Маргариты, порой до нее доносились обрывки старых историй, но в памяти сохранилось только одно воспоминание: холодный день, снег, большие напольные часы, чашка чая с медом. Рената обожгла чаем язык и плачет. Ее обнимают чьи-то руки, а сама она сидит на мягком диване, обитом тканью в цветочек.

– Она готовит, – твердо ответила Рената, хотя точно не знала.

Честно говоря, какая разница – пицца или тост с арахисовым маслом ее бы вполне устроили. Ренате просто хотелось поговорить с Маргаритой.

Сьюзен разгладила свою теннисную юбку и фыркнула. На ее лице мелькнуло удивление.

– Повезло тебе! – с завистью сказала она.

09.14

Маргарита сама коптила мидии. Она очистила раковины и уложила в коптильню, которую несколько лет назад коллега-повар прислал на Рождество. До сих пор Маргарита ею не пользовалась и сейчас вспомнила, как, распаковав коптильню, подумала, что никогда ее не включит. Впрочем, она достаточно повзрослела, чтобы признать собственную неправоту.

Для коптильни потребовалась плошка с водой и щепки дерева. Маргарита установила устройство во дворе и включила, добившись, чтобы оно дымило, как костер из сырых дров, пусть делает свою работу. Часы отбили еще четверть часа. Маргарита с тоской посмотрела на диван, откуда сборник рассказов Элис Манро манил ее, словно престарелая сирена. Не сегодня. Маргарита еще раз проверила список:


Позвонить насчет мяса.

Травяная ферма.

Основа для тарта.

Хлеб!!!

Шоколадный мусс.

Соус айоли.

Почистить серебро.

Шампанское!!!


Когда-то Маргарита постоянно составляла списки. Каждый день ходила в рыбную лавку Дасти и за зеленью, мясо ей привозили. Она делала запасы, жарила перец, пекла хлеб, заквашивала йогурт, раскатывала тесто для открытых пирогов – тартов, взбивала крем, молола специи. Ресторан «Зонтики» был уникальным местом, Маргарита предлагала только ужин, и всего из четырех блюд – закуски, салата, горячего и десерта, но каждый день разных. Эта простота безумно злила Портера. «Посетителям нужен выбор! – доказывал он. – Люди хотят приходить сюда, когда проголодаются, а ты диктуешь им, что они будут есть и во сколько. Бизнес так не ведут, Дейзи!»

Маргарита еще раз прочитала список, прикидывая, что нужно сделать в первую очередь. Хлеб. Если начать прямо сейчас, у теста будет десять часов, чтобы подойти. Она достала из холодильника банку закваски, нашла в кладовке сахар, соль и муку. Знакомые, которых Маргарита порой встречала в супермаркете, всегда интересовались, что у нее в тележке. Украдкой рассматривали покупки примерно в той же манере, как кто-то проводит по мебели пальцем в белой перчатке – проверяет, есть ли там пыль. Обычно они видели жестянки с кукурузой, консервированные супы, изредка кусок дорогого французского сыра – Маргарите нравилась его текстура, – и самые простые продукты, вроде соли, сахара или муки. Ничего экзотического. Маргарита больше не получала удовольствия от еды. Не чувствовала вкуса и ела только для поддержания жизни.

Она тосковала по готовке, как тоскуют по ампутированной конечности. Было что-то странное и греховное в том, чтобы снова встать к плите, как будто нарушаешь обет. «Только для нее», – подумала Маргарита. Только один ужин. Поначалу она суетилась, хваталась за все сразу, хотела быстрее закончить. Достала из шкафа три большие миски из нержавеющей стали; они звякнули, словно кимвалы. Миски покрывала пыль, но прежде чем их помыть, Маргарита решила согреть воду для хлеба (сто градусов по Фаренгейту, как советовала она в своей статье о хлебопечении для канадской газеты). Раньше Маргарита действовала методично и размеренно, шаг за шагом, не то что теперь. «Помедленнее! – велела она себе. – Думай, что делаешь!» Она выложила закваску в самую большую миску, добавила сахар, соль, чашку муки и смешивала до тех пор, пока не получилась жидкая болтушка. Добавила муки, потом еще немного, не переставая перемешивать, замесила мягкое и нежное тесто. Оно липло к рукам; Маргарита подсыпала еще муки и месила его, мяла обеими руками. «Бесподобно! Это как лекарство. Я счастлива!» Вдруг захотелось музыки. Маргарита нажала на кнопку стереосистемы, оставив белый след от муки. Интересно, вспомнит ли она это ощущение счастья через три-четыре дня, когда будет вытирать пыль? Наверное, оно исчезнет, превратится в другое чувство, в зависимости от того, как пройдет ужин. Сейчас же Маргарита вдохновлялась энергией предвкушения. Она всегда любила процесс подготовки. Каждый ужин становился событием потому, что в ее ресторане «Зонтики» самыми интересными оказывались вечера, когда посетителей было немного, в основном местные жители и завсегдатаи. Все переговаривались через столы, обмениваясь сплетнями, и много пили.