Элин Хильдебранд - Сезон любви

– Мне нужно в дамскую комнату, – сообщила Клэр и удалилась.

Кейд взял Ренату за руку немного резче, чем следовало.

Где-то в доме зазвенел телефон. Рената высвободила руку и бросила в рот еще горсть орешков. Грубые манеры? Ну и пусть, наплевать. Николь торопливо прошла из кухни на террасу, многозначительно посмотрев на Ренату. Даже Николь знала о Кейде и Клэр, отсюда и внезапная дружелюбность. Конечно, забавно наблюдать, как Ренату выставляют дурочкой. Николь позвала Сьюзен, и та проплыла мимо, бросив Джо на складном стуле.

– Рената, послушай, – сказал Кейд.

– Ты с ней встречался?

– Рената…

– Она твоя бывшая?

Кейд вздохнул:

– Да. Мы то сходились, то расходились, довольно долго. Еще со старших классов.

Рената быстро подсчитала:

– Семь лет?

Он кивнул.

– Мы окончательно расстались после Лондона. Но…

– Что – «но»? – перебила его Рената. – Впрочем, лучше молчи. Не надо ничего объяснять, пожалуйста.

Она чувствовала, что Кейд дал ей нечто очень ценное – законный повод для злости. Теперь можно сердиться из-за того, что за десять месяцев их романа Кейд так и не удосужился рассказать об отношениях с Клэр Робинсон. Периодически он упоминал о своем «школьном увлечении», и Рената подозревала, что их было несколько. Можно сердиться на то, что ее обманом вынудили отказаться от ужина с Маргаритой ради лобстеров в компании Кейда, его бывшей подружки и родителей его бывшей подружки. Можно даже злиться на Клэр – кому приятно оказаться в подобной ситуации?

До Ренаты донеслись обрывки разговора о звонке. Интересно, кто звонил? Может, Майлз? Неужели Салли умерла? Эта мысль была невыносима, и Рената сразу ее отбросила.

– У тебя синяк на подбородке, – заметил Кейд. – Майлз тебя ударил?

– Иди к черту!

– Я хотел все объяснить раньше, когда поднимался к тебе. Но ты меня прогнала.

– Пожалуйста, не надо, – попросила Рената.

– Что не надо?

– Продолжать эту тему. Сейчас я не хочу ничего обсуждать.

Подошла Сьюзен, и снова с полным бокалом вина. Ее глаза возбужденно блестели, казалось, она чем-то расстроена. Всегда идеальная прическа слегка растрепалась, густая прядь волос упала на лоб.

– Рената?

Она вопросительно подняла брови, отчего лицо сразу заболело.

– Звонил твой отец.

Сердце Ренаты ухнуло вниз и подпрыгнуло, как отскочивший от дороги камешек.

– Он уже здесь, на Нантакете! – объявила Сьюзен. – И поужинает с нами!

Узнав о приезде Дэниела Нокса, все засуетились. Сьюзен велела Николь накрыть стол еще на одного человека – слава богу, она заказала лобстеров больше, чем требовалось! – а потом приготовить западную гостевую комнату.

– С утра там мало солнца, – добавила Сьюзен, – но если мы его хорошенько подпоим, то он этому только обрадуется.

– Расскажем о помолвке, как только он появится, – шепнул Кейд Ренате. – Наверное, будет еще лучше, если я сейчас поеду в аэропорт и поговорю с ним наедине. Я должен был попросить твоей руки. Так принято, ну, ты знаешь. Если бы я не был уверен, что он откажет…

– Он уже знает, – решительно произнесла Рената. – Я ему сказала.

– Что? Когда?

– Сегодня утром, когда ты ушел кататься на яхте. Позвонила и сказала.

– Мы же договорились подождать!

– Не могла больше скрывать. Все-таки он мой отец.

– Так вот зачем он приехал! Хочет тебя забрать.

– Возможно, ты не поверишь, но я уже взрослая, – заявила Рената. – И имею право поступать, как посчитаю нужным. Я не вещь, которую можно отдать или забрать.

– Я никогда не утверждал обратное.

– Ты постоянно на это намекаешь. Мы помолвлены, но это не значит, что я твоя собственность!

Клэр вернулась из туалета. Лицо у нее было мокрое, словно она умылась.

– Наконец-то я поняла, где видела тебя раньше! – сказала она. – Сегодня на пляже. Ты ведь была на пляже Мейдкьюкам, да? Когда эту девушку вытащили из воды?

Теперь настала очередь Ренаты уставиться на Клэр. Клэр была на пляже Мейдкьюкам?

– Рената ездила туда с Майлзом, – торопливо вмешался Кейд, словно почувствовал, что Рената, возможно, начнет отпираться. – После обеда он похитил ее на пару часов.

– Повезло тебе, – хмыкнула Клэр. – Майлз просто красавчик!

– Так что там с этой девицей? – спросил Кейд. – Она выживет?

– Ага. – Клэр повернулась к Ренате: – Ты ее знала?

– Что-то у меня лицо саднит, – сказала Рената. – Пойду смажу ожог кремом алоэ, пока папа не приехал.

На террасе Кент Робинсон спросил:

– Так чем занимается этот Нокс?

– Страхованием, – ответил Джо Дрисколл. – Или перестрахованием.

– Сейчас вернусь, – буркнула Рената.

Поднявшись к себе в комнату, Рената вспомнила, что надо дышать. Включила свет и торопливо побросала все свои вещи в спортивную сумку, шепотом обращаясь к Экшн: «Все, сматываюсь. Ни за какие деньги здесь не останусь!» Она уложила влажный купальник и крем алоэ, но оставила пляжную сумку с монограммой, рубашку Майлза и список Сьюзен. Вдохнула, потом выдохнула. Отец, Клэр, Салли. С одной стороны, Рената еще не пришла в себя от того, как разворачивались события, а с другой – все было вполне логично. Может, ее поймают, но это уже не имеет значения. Никто не посмеет ей указывать.

С террасы доносились голоса Дрисколлов и Робинсонов.

– Никогда еще не было, чтобы кто-то приезжал вот так, в последнюю минуту! – негодовала Сьюзен. – Он сказал, что переночует в отеле…

– Да? Сейчас, в августе? Чем он только думал? – сказала миссис Робинсон. – У нас есть свободная комната, Сьюзен, если надо…

– О, комната и у нас есть.

Рената не слышала Кейда или Клэр. Наверняка устроились в гостиной, и Клэр описывает Ренатину измену. «А потом они с Майлзом ушли в дюны и долго не возвращались». Рената уставилась долгим взглядом на обручальное кольцо. Три карата, двенадцать тысяч долларов. Она носила его неделю, однако ни секунды не чувствовала своим. Кольцо снялось с легкостью. Рената оставила его на комоде.

Она выглянула в коридор. Никого. Перекинула сумку через плечо и торопливо прошла по коридору к задней лестнице. В одной из комнат горел свет. Рената остановилась и осторожно заглянула внутрь. От волнения и от того, что приходится удирать, как в кино про бандитов, у нее закружилась голова. Рената едва сдержала нервный смешок. В комнате Николь стелила постель. Натяжная простыня выскользнула у нее из рук и сбилась в комок. Какую-то долю секунды Рената всматривалась в хмурое лицо Николь, на котором застыло отвращение. Рената словно обрела рентгеновское зрение: все, что когда-либо скрывалось в этом доме, вдруг стало ясным. Николь и Майлз живут вместе в квартирке над гаражом. «Мы живем вдвоем». Тогда Майлз так и не признался, с кем делит квартиру. Он спит с Николь. «Прости, – подумала Рената. – Мне правда жаль, что так вышло».

Она на цыпочках спустилась по задней лестнице и вышла через заднюю дверь. «У Дрисколлов есть слуги, – прозвучал в голове голос Экшн. – Они рабовладельцы». Обожженную солнцем кожу сразу стянуло на свежем ночном воздухе. Рената стояла на гравийной дорожке возле мусорных баков, выстроившихся вдоль высокой живой изгороди между владениями Дрисколлов и их западных соседей. Она ждала в полумраке до тех пор, пока не услышала шум двигателя «Рендж-Ровера» и не увидела, как свет фар описал полукруг.

Пора. Давай!

Раздался протяжный звук. У боковой двери мяукал Мистер Роджер. Наверное, хотел, чтобы Рената взяла его с собой.

– До свидания! – прошептала она и рванула прочь.

После четырех бокалов шампанского на голодный желудок Маргарите казалось, что все вокруг приобрело какой-то странный вид. Она не могла заставить себя двинуться с места. Налила еще бокал шампанского, заранее страшась головной боли, которая настигнет ее завтра утром. Надо бы достать из холодильника мидии и соус айоли, отломить кусок хлеба – еда как губка впитает алкоголь. Самое печальное в отсутствии вкусовых ощущений в том, что теряется удовольствие от изысканных блюд. Теоретически Маргарита знала, что у мидий привкус океана, а в соусе преобладают дижонская горчица и чеснок, но для нее теперь любой деликатес похож на безвкусную жвачку. За четырнадцать лет Маргарита привыкла к потере вкуса, однако часто думала, каково это – ослепнуть или оглохнуть. Испытываешь ли тоску, когда представляешь картины Брейгеля и Вермеера, зимний закат или лицо собственного ребенка, но сам навсегда заточен в полной темноте, даже если глаза широко открыты? Обидно ли помнить ликующие звуки хора «Аллилуйя» в канун Рождества, гитарные риффы Эрика Клэптона или голос любимого человека, но жить в полной тишине?

Напольные часы в очередной раз отбили половину часа. Семь тридцать: этот миг должен был стать кульминацией сегодняшнего суматошного дня. Вот теперь можно себя пожалеть.

В дверь постучали. Нет, наверное, послышалось. Маргарита посмотрела в сторону прихожей, однако не двинулась с места. Замерла, будто испуганный кролик, прекрасно понимая, что если кто-нибудь заглянет в окно, она будет видна как на ладони.

Снова стук в дверь, еще настойчивее. Маргарита боялась не столько злоумышленников, сколько того, что какой-нибудь доброхот решил ей помочь. Она медленно встала, сориентировалась в пространстве, измерила взглядом путь от обеденного стола до входной двери. Выругалась про себя за то, что не оделась подобающим образом и до сих пор в кимоно. Она вспомнила всех великих людей, которые писали о пьянстве. Пальма первенства принадлежала Хемингуэю с его мехами для вина и рефреном «Он был очень пьян». Тем не менее никто не постиг суть действия четырех бокалов шампанского, выпитых на голодный желудок. Не описал, как бурлит кровь, как глаза то расширяются, то сужаются, и, самое главное, как меняется восприятие мира. Все кажется смешным, странным, преувеличенным. Окружающая обстановка расплывается, становится мягче, но в то же время необыкновенным образом проясняется. Кто-то стучит в дверь, и она, Маргарита, пусть и пьяная, встала, чтобы открыть.