Элин Хильдебранд - Сезон любви

Наконец они дошли до самого теплого помещения. «LA CHAMBRE CHAUDE» – гласила надпись. Горячая комната, или парная. Кэндес осторожно вдохнула пар и села на скамью. Маргарита опустилась рядом. Шведка встала под что-то похожее на очень горячий душ. Вода шумела, заглушая остальные звуки, в помещении никого, кроме них троих, не было, и Маргарита решилась заговорить.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

Кэндес посмотрела на нее и вдруг расплакалась. Из-за жары и пара казалось, что она тает.

Маргарита обняла ее. Они обе были без одежды, и их объятие могло показаться странным, но Маргарита восприняла его как нечто естественное, стихийное, словно они с Кэндес дружили с начала времен, были первыми женщинами на свете. Ева и ее лучшая подруга. Кэндес плакала, опустив голову ей на плечо, ее волосы спадали на грудь Маргариты. Было очень жарко, их тела буквально варились, как яйца всмятку, но Маргарита не смела пошевелиться. Понимала, что они с Кэндес больше никогда не будут так близки. Ей захотелось коснуться ее, но где? Потрогать колено? Лицо? Кэндес ее опередила, взяв дрожащую руку подруги и положив на свой упругий гладкий живот.

– Я беременна, – сказала она.

Маргарита подготовила спаржу – отрезала жесткую часть у основания стеблей, сняла кожицу. Сбрызнула оливковым маслом, посыпала морской солью и свежемолотым перцем. Надо же, прошло почти двадцать лет, а она прекрасно помнит тот день в хаммаме на другом конце света! Ее лучшая подруга ждала ребенка. Маргарита вдруг поняла, что не знает, как себя вести. По идее, она должна была обрадоваться, однако ей вдруг стало обидно. Она почувствовала, что ее предали.

– Беременна? – переспросила Маргарита. – Поверить не могу!

Кэндес промокнула глаза полотенцем.

– Я думала, мне просто нездоровится.

– Ты беременна, надо же!

– Да, – подтвердила Кэндес.

Они вернулись во второй зал. Банщица спросила, хотят ли они массаж. Ошарашенная новостью Маргарита вспомнила, что нужно кивнуть. Их отвели к топчанам и велели лечь. Никто, кроме Портера, не делал Маргарите массаж, тем более у всех на виду. От смущения она закрыла глаза. Руки банщицы оказались сильными, но мягкими, и ощущения от массажа были восхитительными.

Маргарита расслабилась, мысли блуждали. Ребенок. Наверное, она должна была почувствовать облегчение, ведь ей казалось, что Кэндес устала от нее, Маргариты, или скучает по Дэну. Ребенок, кто бы мог подумать! Это же замечательная новость, убеждала себя Маргарита частичка Кэндес, которую тоже можно будет любить.

Тем не менее весь час, пока Маргарита поглядывала на Кэндес – как та лежит на животе, а банщица разминает ее плечи, как в бассейне ей смазывают волосы жирной глиной, а потом промывают и расчесывают, – у нее перехватывало дыхание от зависти. Кэндес выносит ребенка, и, похоже, у большинства женщин вокруг тоже есть дети. Выходит, что негласно каждая из них больше женщина, чем Маргарита. Она вдруг вспомнила себя в восемь-десять лет, одетую в гимнастический купальник и колготки, перед зеркалом в студии мадам Верже. Вспомнила, почему так никогда и не встала на пуанты, бросив занятия балетом. Просто с возрастом пришло жестокое осознание: она некрасива и неграциозна, никогда не станцует па-де-де и не станет чьей-нибудь звездой. Обещания не исполнятся. Она не выйдет замуж, и у нее не будет потомства. Ее тело приговорено. Она просто умрет.

Маргарита решила не мыть голову – не хотелось ждать несколько часов, пока высохнут длинные и густые волосы, хотя банщице явно нравилось к ним прикасаться, она восхищалась их красотой. Болтая ногами в воде, Маргарита ждала у бассейна, пока Кэндес освободится, а потом они вернулись в тот зал, где оставили одежду.

Маргарита приложила титанические усилия, чтобы казаться веселой.

– Ну как, понравилось? – спросила она, улыбаясь.

– Очень! – просияла Кэндес. – Я так рада, что мы пошли!

Они пили мятный чай во внутреннем дворике хаммама и ели восхитительный арбузный шербет. Кэндес жизнерадостно болтала о том, как назовет ребенка. Ей нравились имена Натали и Теодор.

– А тебе какие нравятся? – спросила она.

Маргарита словно растворялась изнутри. Кэндес замужем за Дэном, она носит ребенка Дэна. У нее будет настоящая семья. Маргарита буквально физически чувствовала, как Кэндес отдаляется от нее.

– Имена? Даже не знаю. Аделаида? Морис?

Кэндес расхохоталась.

– Морис?

Кэндес сидела напротив и весело смеялась, но для Маргариты она уже начала исчезать.

Вечером следующего дня они сели в самолет. Отыскивая в сумочке книгу, Маргарита наткнулась на наброски своего наполовину французского, наполовину марокканского меню. Задумчиво просмотрела странички и убрала подальше. Ресторана в Африке не будет.

– Полное имя пациента?

Рената с трудом оторвала обгоревшие бедра от виниловой обивки стула в приемном покое и посмотрела на Майлза. Тот, похоже, совсем расклеился. У него так тряслись руки, что Ренате пришлось самой вести машину до больницы, пока он неуклюже придерживал доску для серфинга. Рената на несколько секунд притормозила у белого креста на обочине и наспех помолилась – за Салли, за маму, за себя. Сейчас она заполняла анкету пациента, хотя Салли уже лежала под кислородом и капельницей и ждала, пока решалось, транспортировать ли ее вертолетом в Бостон или нет. Было непонятно, кто должен принять решение, врачи или ее родители. Как ни странно, Ренате почему-то казалось, что она знает родителей Салли. Рената представляла их на пляже в Антигуа перед темнокожим священником, ее маму с цветами в волосах и в просторном белом платье без рукавов, призванном спрятать выступающий живот. Эта картина стояла перед глазами, но где живут родители Салли, Рената не знала, а на ее вопрос Майлз лишь пожал плечами. Он и Рената позвонили Салли домой, однако никто из ее соседок по комнате не ответил, пришлось оставить голосовое сообщение, которое звучало ужасающе неправдоподобно.

Полное имя пациента.

– Салли, – сказал Майлз. – С двумя «л». А фамилия – Майерс, но как она правильно пишется, я не знаю.

Рената написала: Салли Майерс.

Адрес.

Майлз вздохнул.

– Мэри-Энн-драйв. Номер дома не знаю.

– Хоть что-нибудь ты знаешь? – не выдержала Рената.

– А ты? – огрызнулся Майлз.

Рената написала: Мэри-Энн-драйв, Нантакет.

Номер телефона. Майлз продиктовал номер домашнего телефона и номер мобильного. Он помнил их наизусть.

– Она точно не твоя девушка? – пошутила Рената. Майлз даже не улыбнулся.

Он не забрал у нее рубашку, потому что Рената согласилась взять на себя все больничные формальности вроде разговоров с докторами и заполнения анкет. Сам Майлз откопал в завалах на заднем сиденье своей машины куртку от спортивного костюма, всю измятую и в крошках. От куртки разило застоявшимся пивом, однако Майлз надел ее и застегнул молнию доверху. У него стучали зубы. Кондиционер работал на всю мощь. Рената тоже замерзла, хотя все ее тело покраснело и покрылось пятнами от солнца, но держалась. Она-то дрожать не станет!

Майлз молчал, взгляд его голубых глаз будто остекленел. Видно, раньше ничего по-настоящему плохого с ним не происходило. Он не привык к несчастным случаям, неудачам, трагедиям. Не жил с этим, как Рената.

Она пробежала глазами анкету.

– Возраст? Дата рождения?

– Понятия не имею.

Рената и Майлз сказали медсестре в приемном покое больницы, что они друзья девушки, с которой произошел несчастный случай, когда она занималась серфингом. Медсестра вручила им планшет с бланком, и теперь Рената смотрела на него распахнутыми глазами, словно это экзаменационное задание, а она не подготовилась.

– Заполните что знаете, – посоветовала медсестра.

– Род занятий? – спросила Рената. – Место работы?

– Барменша в «Курятнике», – пробормотал Майлз.

– Неужели?

Рената почему-то думала, что у Салли свой небольшой бизнес, например, магазинчик, или что она работает менеджером в отеле, а может, гидом в туристической компании и, вся такая очаровательная и остроумная, разъезжает с автобусными экскурсиями. А еще она представляла Салли – в белоснежной блузке, с жемчужными сережками вместо серебряных колец – сомелье или метрдотелем какого-нибудь роскошного ресторана.

Рената написала: барменша. Потом указала место работы – бар «Курятник», попутно жалея, что нельзя вписать более благозвучное название.

– Телефон «Курятника»?

Майлз продиктовал. Рената искоса взглянула на него, усмехнулась.

– Ну да, я часто там бываю. Собственно, мы там и познакомились.

– У нее есть начальство? – спросила Рената. – Может, позвоним?

– Зачем?

– Мы должны позвонить!

Голос Ренаты прозвучал так громко, что медсестра за столом подняла голову. Чуть поодаль от Ренаты с Майлзом женщина кормила грудью температурящего ребенка. За рядом стульев виднелась автоматическая раздвижная дверь приемного покоя, а за ней – яркий солнечный свет, свежий воздух, реальный мир. Время перевалило за четыре. Рената разрывалась между ответственностью и желанием найти кого-то, кто знает о Салли больше, чем они, и может принимать решения. А пока Салли принадлежит им с Майлзом. Рената пообещала присмотреть за ней и не сдержала обещание, но сейчас она не подведет. Сделает все, как надо.

– Слушай, надо позвонить боссу Салли. Возможно, он знает, как связаться с ее родителями.

– Может, и знает, – кивнул Майлз.

Рената поняла, что толку от него не будет. Господи, неужели он ей настолько понравился, что она решилась с ним переспать? Прошел всего час, а Рената уже недоумевала.

– Знаешь, как зовут ее босса?

– Пьер.

– А фамилия?

– Понятия не имею. Все зовут его просто по имени. Позвони в «Курятник», там только один Пьер.

– Ладно.

У Ренаты не было с собой денег, пришлось уповать на милость медсестры, и та, к великому удивлению, предложила позвонить с телефона больницы и сама набрала номер.