Элин Хильдебранд - Сезон любви

До Маргариты дошло, что Рената ждет ответа.

– Понятно.

– Его родители все о вас знают! – сообщила Рената. – Они ходили в ваш ресторан. Говорят, это было лучшее место. Им до сих пор его не хватает.

– Спасибо на добром слове.

Интересно, кто родители этого Кейда? Завсегдатаи или забегали раз в сезон? Вспомнит ли она их имена, лица? Что еще рассказали они Ренате из того, что знают – или думают, что знают?

– Я так хочу вас увидеть! Кейд тоже хочет, но я сказала, что пойду одна.

– Конечно, милая.

Маргарита выпрямила спину; осанка сразу стала идеальной, как в балетном классе почти шестьдесят лет назад. Мадам Верже учила своих подопечных представлять проволоку, которая тянется от макушки к потолку. «Подбородок выше, mes choux!»[4] Маргарите казалось, что она сейчас взлетит от счастья. Сердце радостно колотилось. Рената здесь, на острове! Хочет с ней встретиться!

– Приходи завтра к ужину. Сможешь?

– Само собой! Во сколько?

– В половине восьмого.

В «Зонтиках» бар каждый вечер открывался в половине седьмого, а ужин подавали в половине восьмого. Много лет Маргарита строго придерживалась этого порядка, почти не делая исключений и не ища выгоды.

– Обязательно приду!

– Дом пять на Куинс-стрит. Найдешь?

– Да, – ответила Рената. На заднем фоне раздался взрыв смеха. – Значит, до завтра, тетя Дейзи?

– До завтра. Спокойной ночи, детка.

С этими словами Маргарита положила тяжелую телефонную трубку на место и подумала: «Только для нее».

Маргарита не готовила уже четырнадцать лет.

Маргарита редко покидала дом. Каждые две недели ходила в супермаркет за продуктами, раз в месяц – в банк и на почту за марками. Раз в сезон запасалась книгами. Ежегодно показывалась врачу и отвозила свой джип на техосмотр. И всякий раз сталкивалась со знакомыми, хотя и не с теми, кому была бы рада. Приходилось вежливо улыбаться и здороваться. Ладно, пусть думают что хотят! И Маргарита, довольная и встревоженная собственным безразличием, тихо посмеивалась, совсем как сумасшедшая ведьма.

Но сегодня все изменилось. Собравшись рано, Маргарита почти час топталась у двери, словно скаковая лошадь перед препятствием, пока обезьянка в часах не сообщила, что можно пускаться в путь. Утро сияло. Рената придет в гости! Они вместе поужинают! Вернее, Маргарита устроит ей торжественный прием.

Вооружившись списком покупок и кошельком, Маргарита медленно шла по Куинс-стрит. Дома здесь все сплошь были старинные, с террасами, крошечными садиками и оградами из штакетника. Самая красивая улица на острове, по мнению Маргариты, хотя она нечасто позволяла себе наслаждаться прогулками, а в это время суток вообще не выходила. Правда, иногда она бродила по Куинс-стрит зимними ночами, заглядывала в окна пустых домов, обитатели которых перебрались в места с более благоприятным климатом. Однажды ее остановила полиция, вернее, полицейский, молодой, не старше двадцати. Он включил мигалку и подошел, размахивая в темноте фонарем, когда Маргарита смотрела в окно дома в самом конце улицы. Маргарите всегда нравился этот старый, обшитый белыми досками особняк с узорчатыми витражными окнами, к тому же поговаривали, что его владельцы знают толк во французском антиквариате. Наверное, полицейский принял Маргариту за воровку, хотя и очень нервничал, когда заговорил с ней. Спросил, чем это она занимается, и Маргарита ответила, что просто смотрит. Похоже, ответ не слишком удовлетворил копа. «У вас есть дом?» – поинтересовался он. Маргарита рассмеялась и показала на свое жилище. «Вон там. Номер пять», – сказала она. Полицейский предложил ей «вернуться в помещение», пока не замерзла. Дело было накануне Рождества. Подумать только, в рождественскую ночь Маргарита слонялась по улице как бродяга или неприкаянная душа в поисках пристанища.

Маргарита дошла до Центральной улицы, повернула налево, затем направо и зашагала вниз по Брод-стрит, миновав книжный магазин и французское бистро, куда перебрались все ее бывшие клиенты. Она направлялась в рыбную лавку Дасти Тайлера. Бывший Маргаритин ресторан «Зонтики», где кормили только ужином, работал с мая по ноябрь, и почти каждый день (кроме понедельника) Маргарита подавала морепродукты из лавки Дасти. Сам Дасти был ровесником Маргариты, то есть далеко не юнцом. Их связывали тесные деловые отношения, они дружили. В год, когда Дасти бросила жена, он едва ли не все вечера проводил в баре, а иногда приводил на ужин своего десятилетнего сына. Однажды Дасти сильно напился, начав в половине седьмого с коктейлей «Буравчик», которые Ланс, угрюмый бармен, мастерски смешивал из водки и лаймового сока. Потом заказал две бутылки вина «мерсо» и выпил все, кроме одного бокала; его он послал Маргарите на кухню. К концу ужина Дасти развезло, он вел себя ужасно, грубил, и официантки не выдержали. «Марго, да выстави ты его наконец!» – потребовала Франческа, администратор. Маргарита пропустила жалобы персонала мимо ушей, что бывало крайне редко, и позволила приятелю остаться. Дасти не ушел и после того, как все разошлись по домам, а устроился с Маргаритой за оцинкованной барной стойкой, неспешно потягивая из бокала вытребованный «шартрез». Он так напился, что ничего не соображал. Нес какую-то околесицу, потом расплакался. По бороде Дасти текли слюни, но от него самого пахло солено-сладким, как от свежих устриц. Маргарита подумала, что переспит с Дасти. К тому времени она уже лет десять встречалась с Портером, хотя тот девять месяцев в году жил на Манхэттене и, как все знали, спал с другими женщинами. Тем не менее на мысль о сексе с Дасти Маргариту натолкнуло не разочарование в Портере, а некое чувство неизбежности. Каждый день они работали вместе, по утрам Маргарита первой приходила в его лавку, много раз они стояли рядом, соприкасаясь бедрами, вынимая из колотого льда голубого тунца, вскрывая раковины морских гребешков или отрубая головы у креветок. Дасти подкосил уход жены, а Маргарита чувствовала себя одинокой из-за того, что Портер жил без нее где-то в городе. Поздний вечер воскресенья, в ресторане никого, Дасти пьян. Слово «секс» будто витало в воздухе, вроде неоновой надписи, горящей над баром.

Однако ничего не произошло. Дасти уронил голову на стойку, отодвинул бокал с ликером и заснул. Маргарита вызвала такси, и парень в рубашке-поло с эмблемой в виде крокодильчика, джинсах и туфлях-лоферах затащил Дасти на заднее сиденье «Кадиллака Флитвуд» и отвез домой. Сначала Маргарита совершенно по-детски почувствовала себя отвергнутой. Ее трудно было назвать красивой: широколицая, и зад больше, чем хотелось бы. Впрочем, некоторые мужчины, и Портер в их числе, восхищались ее независимостью, кулинарным талантом и роскошными каштановыми волосами, которые, когда она их распускала, доходили до поясницы. На следующий день Дасти прислал букет подсолнухов и карточку с одним-единственным словом «Прости», а уже во вторник, когда они с Дасти вернулись к привычному ритуалу в подсобке рыбной лавки, Маргарита ощутила безграничное облегчение от того, что между ними ничего не произошло. Они друзья, ими и останутся.

Маргарита вновь испытала то же чувство, когда повернула за угол Норт-Бич-стрит, прошла мимо яхт-клуба, где на ветру трепетал флаг, а на теннисных кортах уже играли, и заглянула в лавку Дасти, на дверях которой болталась табличка «Открыто».

Звякнул колокольчик. В магазине никого не было. В последний раз она заходила сюда много лет назад, и с тех пор многое изменилось. Теперь Дасти продавал паштет из копченого тунца и коктейльный соус, лимоны, спаржу, кукурузные початки, песто из вяленых помидоров и свежую пасту. Еще он торговал мороженым «Бен и Джерри», фруктовыми напитками и замороженными буханками французского хлеба. Рыбная лавка превратилась в настоящий гастрономический магазин. Маргарита придирчиво оглядела товар в витрине-холодильнике: даже ассортимент рыбы изменился. Крабы с мягким панцирем, куски рыбы-меч («Идеально для шашлычков!»), а еще мясо лобстера по тридцать пять долларов девяносто девять центов за фунт. В креветках тоже не было недостатка: большие, очень большие и гигантские, в панцирях и очищенные, сырые и уже приготовленные. И наконец, основной товар Дасти: свежайшие белые и мясистые гребешки, темно-красные куски тунца, арктический голец, палтус и неразделанный полосатый лаврак, которого, как предположила Маргарита, Дасти собственноручно поймал сегодня утром.

Вдруг из подсобки вышел сам хозяин в белом фартуке поверх синей футболки. Маргарита едва сдержала радостный возглас. Как же она соскучилась по этому человеку! Впрочем, ее удивление и восторг не шли ни в какое сравнение с чувствами Дасти. Похоже, он решил, что у него галлюцинации – было видно по лицу, слишком выразительному для старого морского волка, коим он считал себя.

– Марго? – еле слышно произнес он.

Она улыбнулась с чувством странной благодарности. Есть люди, которые в основе своей не меняются; когда бы ты их ни встретил, они все те же. Маргарита не видела Дасти много лет, но сейчас ей казалось, что они расстались только вчера. Дасти выглядел настолько самим собой, что Маргарита почти почувствовала давно забытое желание. Те же синие глаза, те же кустистые брови, теперь совсем белые.

– Привет, – поздоровалась она.

Она старалась говорить спокойно и безмятежно, словно провела все эти годы в какой-нибудь буддийской общине. Ха! Если бы.

– Привет? Тебя не было почти пятнадцать лет, и это все, что ты скажешь?

– Прости.

Глупо, но Маргарита чуть не расплакалась. Она не находила нужных слов. Неужели придется ворошить прошлое, объяснять? Рассказывать Дасти, что она с собой сделала и почему? Маргарита так давно не общалась с людьми, что забыла, как это делается. Очевидно, Дасти почувствовал ее неуверенность и отступил.

– Марго, я не буду ничего спрашивать, обещаю, – сказал он и замолчал, качая головой и не сводя с Маргариты глаз. – Разве только: что ты хочешь?