– Здравствуйте, Липонька, – милостиво произнесла Полуэктова. – Вы не понянчите Дивусика до вечера? У меня собрание партячейки.

«Конспиративная сходка заговорщиков, ага».

– Ой, наверное, нет, Лидьиванна… Мне уходить сразу после часу и до вечера. К Марьпетровне обратитесь, ладно?

– Ох, ну вы же знаете…

– Знаю. Но вот… к сожалению. – Липа огорченно развела руками.

– Ну ладно, спасибо.

Насчет «до вечера» Липа, конечно, соврала, но брать кота Дивуара на все многочасовое ячеистое заседание Полуэктовой ей совсем не хотелось. Кот этот был пакостный, еще пакостнее Кузиного Тишки, тоже некастрированный, и после него в квартире оставались вонючие метки. А другой соседке Полуэктова кота Дивуара сдавать не слишком любила, поскольку Марьпетровна требовала кота приносить с приданым – «а то ж оборется весь, шалый!», и Лидьиванне казалось, что соседка сама кушает принесенные для пропитания кота Дивуара звериные консервы. Дома же кота оставлять было нельзя по определению – забалованный до умопомрачения, пробыв в томительном одиночестве дольше часа, от скуки и вредности он прицельно, обильно и тщательно обписывал стоявшую в прихожей полуэктовскую обувь…


К двум часам тусклого сырого дня Липа оказалась в некоем странном месте. Вообще, Москва полна странных мест – абсолютно пустынных, безлюдной тоскливостью своей сходных с Луной или даже Марсом. Странно, что застройщики ссорятся из-за земли и даже дают за нее многомиллионные взятки – пустошей в Москве как грязи – надо только, не ленясь, искать получше.

Свернув за угол, на котором худо-бедно было написано название вроде «Тракторостроительная, 13Б», Липа очутилась на какой-то площадке, обнесенной траченным дурной экологией бетонным забором, покрытой шишаками грязной наледи и абсолютно безлюдной.

«Так, сталкер в образе храброго РДГ мне не помешал бы», – подумала Липа, нащупывая в кармане пальто мобильник.

– Я сейчас стою на каком-то жутком пустыре, – объясняла Липа гундосой девице в трубке.

«И мне страшно и горько!»

– Так вы вперед, вперед идите! Это же совсем рядом с нами! – настойчиво повторяла та.

– Что-то я не очень понимаю, где у вас здесь вперед, – сказала Липа уже самой себе, но двинулась в глубь Зоны.

Тропинки, по которой сюда ходили бы толпы соискателей элитных вакансий, среди скользких напластований не прослеживалось, но в сумраке сырого промозглого тумана забрезжило нечто похожее на строение, и Липа, осторожно ступая, двинулась к нему.

Бетонно-серое, под стать ограде, здание было облеплено стандартным набором рекламных плакатов – окна и двери, риелторская контора, деньги в кредит за час и пожизненно.

«Ага, – быстро сообразил внутри Липы безработный копирайтер, – сюжет для рекламного ролика: взял деньги, купил квартиру и… выбросился в новое окно, потому что не мог вернуть долги. Кривотив прет – чистый улет!»

Скромный, лаконичный постер «Кадровое агентство «Эллина-М» здесь тоже был.

«Что там советовал календарик-то? Смотреть на месторасположение офиса, персонал… Ща посмотрим! Ух мы и посмотрим!»

Пустой второй этаж настороженно разглядывал Липу голубоватыми бельмами стеклянных перегородок, деливших его на офисные закутки. В одном скучала парикмахерша, в другой происходил вялотекущий ремонт. Отсек с наклеечкой

«Эллина-М» обнаружился в конце слепой кишки коридора.

«Ну почему, почему все нужные помещения мне оказываются на самой корме?!» – внутренне взорвалась Липа, но усилием воли сбросила раздражение вниз экрана, выкинула на дисплей заставку «А вот и я!» и открыла дверь.

– Здравствуйте! Это я вам звонила.

В офисе обретались три джинсовые девицы, с некоторой натяжкой годившиеся Липе в дочки. Одна была носатой и черноволосой – наверняка это та, с вязкими южными интонациями в голосе. Две другие были типичными, фальшиво-блондинистыми офисными инфузориями. Как ни странно, все три девицы Липе искренне обрадовались. Одна подставила ей стул, черноволосая поспешно вынула и положила перед ней компьютерную распечатку какой-то анкеты.

– Вот, заполняйте пожалуйста!

Наверху листка флуоресцентным фломастером было аккуратно выведено «100 руб.».

– У вас что – для соискателей услуги платные? – брезгливо отдернув руки от анкеты, спросила Липа.

– Да… анкетирование у нас платное.

Что-то упругое, помимо ее воли, подбросило Липу со стула.

– Не договорились, – буркнула она какое-то не свое, чужое слово и поспешно вышла из офиса, успев, однако, заметить, недоуменные и раздосадованные личики юных «эйчарок».

«Ну, спасибо календарику – все как там прописано. Офис в глубокой попе, телефона толкового нет, «специалистки» только что восьмилетку в высокогорном ауле закончили и в Москву на горячем коне прискакали – город большой, денежный… Безработица уж который месяц растет… Думают, сейчас им каждый безработный по сотняжке принесет – и они весной к себе, в горы, в Альпы родные с мешком денег поедут, ага… Дожидайтесь!»

О том, что девицы не сами эту контору замутили, а нанял их какой-то хитрый дядя-мо сквич, да и к тому же по дешевке, Липа думать не стала – не хотелось… Главное, она не дала втянуть себя в авантюру. А то, что девчонки даже на обед сегодня не заработали, – это уж их проблемы.

«И откуда бы у этих «охотниц за головами» «множество вакансий» хотела бы я знать?! Дурочку нашли, а?!»


Торжество по мере продвижения к дому померкло, и настроение, когда Липа, вместе с холодным подъездным воздухом, вползла к себе в квартиру, оказалось, как говаривала подруга Кузя, «ниже плюньтуса».

«Ну ничего, – утешала себя Липа, яростно выскребая из банки остатки засохшей сгущенки – почему-то ужасно захотелось сладкого. – Главное, я не дала себя облапошить. А то б потом еще стольник, да еще стольник… Тесты на безмозглость пришлось бы решать… Знамо дело!»

…Липа вдруг вспомнила, как в лихие девяностые, едва закончив университет, искала работу и просидела в холодной редакции какого-то ежеквартального архитектурного журнальчика битый день, решая тупые, мутные задачки – сначала на общий интеллект, потом на эрудицию, потом на секвенцию и элоквенцию. Затем она, уже дико голодная, ждала результатов и, в конце концов, получила приглашение работать – полную рабочую неделю за древесный эквивалент ста двадцати амдолларов. Приличный заработок тогда исчислялся от трехсот баксов, и Липа довольно-таки по-хамски – в смысле «ищите дурочку в другом месте» – отказалась.

– Чёй-то я не представляю себе, кто к вам на такие деньги пойдет, – пробурчала она, собирая со стола косметический боеприпас, вынутый из сумки за долгое сидение над архитектурными пустографками. – Требование у вас – и то, и пятое, и десятое – а денежки-то больно хилые. Какой человек с ай-кью в двести двадцать пунктов целый день здесь за сотню баксов париться будет? Сам подумайте!

– Ну, я вот парь… работаю, – сумрачно, поджав бесцветные губы, ответствовала дама в свалявшейся мохеровой кофте и с непокорной седой прядью, прихваченной на виске веселенькой, блестящей заколкой.

«У внучки, поди, украла, коза постсоветская».

– Ну так и работайте дальше! А я пойду, – прошипела Липа, очень сердитая на всю эту контору, продержавшую ее у себя в душной, сырой утробе целый весенний день и ничего не давшую взамен.

«Да нет, почему, давшую – опыт, – подумала Липа теперешняя. – Или тебя берут сразу, или не берут вообще. Хорошую работу можно найти элементарно дуриком. Но сначала надо элементарно найти тот самый дурик».

Дурик представился ей в виде прута в руках лозоходца, и этот образ Липе понравился, поэтому она незамедлительно внесла его в блокнот. Потом она пошла искать свой замечательный антикризисный календарь – а ну как там что-то интересное есть? Вопрос-то об источнике дохода остался открытым, и происки, то есть поиски, хочешь не хочешь, а надо продолжать.

Но календарь почему-то решил поведать Липе о еде.

«С развитием кризиса россияне не стали меньше есть, отнюдь. Мяса мы стали потреблять на 12 % больше, молока на 22 %, рыбы на все 39 %. Для психиатра в этом нет ничего удивительного – мы стремимся «заесть стресс».

«Ага – иначе он заест нас», – подумала Липа и перевернула листок.

«Реакция это бессознательная, запрограммированная опытом внутриутробной жизни. Первоначальное условие безопасности – сытость. Если ты сыт, то, значит, в безопасности».

«Вот мы и жамкаем, создавая себе иллюзию защищенности. Хорошо тем, кто верит в свое космическое происхождение, – они не ощущают своей скотской природы, как я», – рассудила Липа, с удовольствием ощущая, как распределяется по утробе распарившаяся и ожившая сгущенка.

«На отношение к еде как средству создания видимой безопасности влияет не столько материальное положение, сколько пол. Женщины более склонны «заедать» стресс, мужчины скорее его «запивают».

– Да, новое дело, нечего сказать, – разочарованно произнесла Липа, отрывая листок. – Утешил ты, братан.

Запетюкал мобильник, Липа просмотрела Кузино сообщение, что папа после ее визита чудесно выздоровел, вздохнула над милой наивностью подружки, верившей в экстрасенсорные Липины способности, вытерла с мобильника телефон «Эллины-М» и пошла в гостиную отлавливать вечерние новости с Мужчиной Ее Мечты. И – о чудо! – встреча состоялась. Мужественный горбоносый репортер взвился орлом высоко в Кавказские горы, нашел там залежи художественной глины и с пристрастием допросил аборигенов, по старинке лепивших из этой глины кухонную утварь и хрипловатые свистульки. В заключение своего сюжета РДГ, сравнив себя с гигантским образцово-показательным горшком, зачем-то сообщил, что в нем метр девяносто роста. Липе это не понравилось, и она обиделась на РДГ.

– Если б меня кто-нибудь с горшком сравнил – я б ему тем горшком да по темечку, – сказала она вслух, спесиво, через губу – будто Мужчина Ее Мечты мог ее слышать. – Хотя… Если бы это была бело-синяя керамика династии Цинь… Сколько бы во мне оказалось? Пять-шесть раз по полмиллиона евро… Неплохой гешефт был бы, да.