Людмила Белякова - Сезон любви

«Понятно, чего эту контору запендюрили аж на самую окраину – чтоб обманутые граждане туда не таскались и не мешали чинушам пить чай и сплетничать», – думала Липа, отчаянно злая, трясясь в метро.

Народу в вагонах было непривычно мало, грохот был как-то особенно надоедлив, а хмурые лица недовольных окончанием рождественских каникул пассажиров казались особенно мрачными. Хотя когда они были слишком уж радостными?

В комиссию по труду, через СМИ нежно и вкрадчиво обещавшую всем страждущим понимание и защиту, Липа отправилась сразу после новогодних праздников. Или почти сразу. В первый рабочий понедельник ехать не хотелось – потому что он понедельник по определению. Во вторник тоже не с руки – тринадцатое число. В среду там был неприемный день. Так что четверг, пятнадцатое число – во, в самый раз!

Снаружи моросил ласковый, теплый январский дождик. Уродливое, с грязными окнами офисное здание напоминало… Да ничего оно не напоминало – ну просто ничего!.. Архитектурный урод, эстетический недоносок и хилый последыш конструктивизма.

В лифте и в коридорах удивительно чистые полы, заметила Липа. Здесь явно не пролегала торная дорога обиженных работодателями россиян. Если бы не заплеванная серой грязью вывеска на фасаде, Липа решила бы, что вообще не туда пришла. А может, это только ей одной на всю Россию не повезло с деловыми партнерами? Или она пришла слишком рано?

В по-хрущобски узеньких коридорчиках было томительно малолюдно. И не просто малолюдно – там вообще никого не было. На одинаковых, в равной степени плотно закрытых дверях, как правило, отсутствовали номера, и надо было пройти каждый коридор от начала до конца, чтобы убедиться, что нужный офис, где поймут, пожалеют и предложат на выбор несколько вариантов мести, один страшней другого, расположен не здесь.

«Не поездка, а бессистемный бред с острой потерей всяческих ориентиров – погодных, архитектурных и нравственных. Да, славно год начинается, ничего не скажешь… А ведь этот високосный переросток уж две недели как закончился!»

Липа решила подняться на самый верхний этаж и брать комиссию хищнически – загоном, спускаясь с этажа на этаж. Поднималась Липа в крошечной, узковатой в бедрах кабинке вместе с какой-то дамой и вкрадчиво, ласково, по-осеннему шуршавшим похоронным венком. Дама держала венок чуть брезгливо, на отлете. На черной ленте виднелась надпись серебристой краской «…ову от сотру…».

«Кто-то не пережил каникул, – подумала Липа. – Как я его понимаю!»

Так хотелось поскорее начать действовать, а тут этот бизнес-ступор…

Комиссия-заступница обнаружилась на восьмом этаже.

– А мы этого не делаем! – радостно сообщила Липе толстая девица за оградкой, напоминавшей барную стойку, только повыше.

Девица, откровенно упиваясь опрокинутым видом посетительницы, даже не пыталась скрыть своего торжества, напротив, явно ожидала следующей просьбы, чтобы тоже лихо ее отклонить. Так и не услышав встречного вопроса, девица добавила:

– А еще мы не ксерим, не распечатываем, не…

– А что вы все-таки делаете? – осведомилась Липа, чуть придя в себя от напора барменши.

– Ну… так, – враз померкла девица, заметно огорченная невозможностью тут же отказать очередной зануде.

– А «нутак» – это что? – оживилась Липа. – И каким образом его можно получить? Чтоб хоть не зря ездить.

– Это вы уже хамите, женщина.

– А вы мое заявление возьмите, я и перестану. Сразу же!

Липа уже поняла, что дискету с заявлением на директора-прохиндея всучить с первого раза не удастся, и решила хотя бы развлечься. Но она нарвалась на профессионала…

– Тут уже приходил один, до вас… С флешкой, представляете?! Ага! – радостно упредила ее удар девица за стойкой.

«Один? Ага, еще кого-то где-то кинули… Не я все-таки одна… Хоть не обидно».

– И вы его тоже благополучно отфутболили, да? Опыт позволяет?

– Женщина, чего вы хотите?

– Подать заявление на своего работодателя – я же вам сказала.

– Так вы садитесь, пишите! – настойчиво, как отпетой дебилке, повторила девица.

– Все уже написано – вот! – Липа опять попыталась впихнуть девице в руки дискету.

– Нет, ну женщина… Вы вот взгляните – у вас там все есть? Адреса, телефоны?

«Явки, пароли, машинки «Энигма»…»

– Все у меня есть! Названия, все фио, тел и имейл на месте… Вы только распечатайте, и дело с концом.

Толстая девица кусала губы, лихорадочно соображая, какую гадость сказать.

«Неужели возьмет?!» – болезненно сжалось сердце у Липы в груди.

– Нет! – взвизгнула барменша так, что парень, игравший в какую-то стрелялку за компьютером в углу комнаты, вздрогнул и испуганно обернулся. – Мы этого не делаем! Не делаем!

Девицу уже откровенно трясло от реальной перспективы получить хоть какую-то работу и ответить за этот вопиющий проступок перед коллегами. И она нашла выход.

– Нет, вы это все проверьте еще раз и принесите в распечатанном виде… – девица напряглась, наморщив низенький лобик, – на той неделе! И чтоб оригиналы и копии всех документов!

– Я уже все принесла, – сказала Липа и деловито полезла в сумку, где у нее лежали договоры.

У барменши от отчаяния задрожали губы, из них начали извергаться некие звуки, похожие на предвестники рыданий. Парень за компьютером снова оглянулся – поединок между Липой и девицей становился явно занимательнее «стрелялки».

«Мортал офис комбат» – новейшая разработка ведущих программистов и дизайнеров!»

– У меня все с собой! – пробормотала Липа, роясь в сумке.

– Не надо, не надо! Я все равно смотреть не буду! – попятилась от прилавка барменша. – Не буду!!!

Парень уже развернулся от дисплея, готовясь ринуться на помощь безнадежно терявшей очки коллеге.

– Значит, не возьмете?

– Нет, нет! – глотая слезы, тихо стенала барменша.

– Это почему же?

– Вы от руки напишите… Я же сказала – все нам напишите…

– А может, зубилом на камне выбить? Как?

– Слушайте, женщина, – наконец встал из-за компьютера парень. – У нас обеденный перерыв… И вообще!..

– Что – так и не взяли?! – искренне удивилась дорогая подруга Кузя, наливая Липе чаю.

Ну да – чай с Липой, как однажды они назвали свои встречи у Кузи на кухне.

Кузя давно не работала и сидела дома, оформив себе пособие по уходу за отцом-инвалидом, кроме того, Кузя была потомственной общественницей, очень любила выбивать льготы и привилегии – себе, другим и просто из принципа. Поэтому этот новый вид Липиной деятельности был ей особенно духовно близок.

– Не-а, – помотала головой Липа. – Не взяли, сволочи. Наверное, у этой комиссии по защите работодателей от работников сдельно-премиальная система оплаты труда обратного действия.

– Это как? – не поняла Кузя.

– Чем меньше работы наберешь, тем больше премия. Или они в экономическом заговоре с жуликами и против обманутых трудяг.

– Да, наверное… Похоже. А что ты теперь делать собираешься?

– Ну, распечатаю где-нибудь, запакую в конверт и отошлю заказным. У меня же еще заявление в прокуратуру есть. Не мытьем, так катаньем достану этого придурка.

– Ага. А этот твой директор-редактор – он сколько тебе должен остался?

– Да почти шестьдесят тысяч. За полгода он мне двадцатку аванса отстегнул – так, чтобы я работать не бросила… А сейчас у него и этого нет.

– Ты не боишься, ну, все эти дела против него затевать? Он тебе кислород не перекроет? В какой-нибудь черный список не занесет?

– Руки коротки! То, что он придурок и за него все решает его шмара, общеизвестный факт! Кроме того, я давно и прочно в «белом» списке.

Кузя, тонко переживавшая перипетии журналистской карьеры подруги, с сомнением покачала рыжей головой.

– Не бойся, Кузик. В крайнем случае, возьму псевдоним – например, Кристина Козликовская. Или твоим именем подпишусь. Разрешишь?

– Да я-то что, бери… Лишь бы тебе было хорошо. И пусть бы я тоже писательницей числилась, а?!

Кузя всю жизнь была экономистом-бухгалтером, хорошим, но мало понимавшим в буквах и словах, так что они обе от души посмеялись.

– А это, твой дудактор, – продолжила основную тему Кузя, вставшая, чтобы «подшуметь» задремавший чайник, – он какого возраста?

– Такого, когда волос все меньше, а пуза все больше. МК!

– А это… что? – нахмурилась Кузя, не понявшая тонкого юмора, но подозревавшая, что речь не о возрасте «Московского комсомольца».

– В данной конкретной ситуации МК – это мужской климакс, существование которого наконец, но чрезвычайно неохотно, признали ученые мужи.

– Почем ты так решила? – опять смутилась Кузя, знавшая, что Липа не спит с издателями и редакторами из принципа, из-за чего, собственно, пробуксовывала ее карьера.

– Если мужика круто ведет писать на философские темы, значит, у него с сексом большие проблемы… Во, надо себе пометить – потом рифму поровнее сделаю и вставлю куда-нибудь. Хоть какая-то с этого прохиндея польза! Запишу…

Липа отвлеклась от чая и полезла в сумку за рабочим блокнотиком. В это время в кухню, поставив милицейским жезлом полосатый хвост, вошел Кузин кирпично-рыжий кот Тихон. В молодости он был красавцем, позировавшим для фотокалендаря, а сейчас растолстел, сделался брюзглив и не по делу шипуч, царапуч и кусач. В зубах Тихон держал один из фетишей, которые собственноручно изготовлял ему Кузин папа.

Тишка демонстративно положил на пол нечто похожее на большую крысу из свалявшегося искусственного меха и зачем-то, будто живую, придерживая зубами, принялся ее топтать.

– Тишенька, не надо этого делать, – ласково сказала Кузя. – Липа – большая девочка. Она сама понимает, что у тебя нет МК.