– Еще не пора. Почему тебе не нравится, когда я говорю тебе о том, как ты прекрасна?

– Потому, черт возьми, что это во мне далеко не самое главное!

Сэбин оперся на локоть, пытаясь в сумраке комнаты разглядеть выражение ее лица.

– Какая страстность!

– С самого детства, кто бы меня ни увидел, он непременно считал своим долгом потрепать меня за щечку и сказать: «О, какая красивая девочка!» Не «умная девочка», не «милая девочка», не «талантливая девочка». Они видели лишь то, что на поверхности. Все видят во мне только одно.

– Однако для карьеры киноактрисы такая внешность является огромным подспорьем. Разве не так?

– И да и нет. – Мэлори скорчила недовольную рожицу. – Джеймс говорит, что мое лицо запоминается не хуже, чем лицо Моны Лизы. Лицо, перед которым открываются любые двери. Но скажи на милость, много ли ролей подходят для Моны Лизы? Мы живем в реальном мире, и зрители хотят видеть на экране живых людей, а не портреты. Поэтому мне всегда приходилось работать до седьмого пота, чтобы окружающие забыли о моей внешности и поняли, что я живая, что я человек, а не произведение искусства.

Сэбин усмехнулся:

– Лично у меня твоя внешность никогда не вызывала подобного ощущения.

– Но ты хоть раз подумал обо мне, как о человеке? Я хорошая актриса, я неплохо играю на рояле и обычно жертвую больше, чем могу себе позволить, Обществу гуманного отношения к животным, поскольку фотографии, которые они присылают с просьбами о пожертвованиях, настолько ужасны, что у меня разрывается сердце. Я достаточно образованна и умна, а также преданна своим друзьям. Мой внутренний мир – гораздо важнее, чем внешность, и я ненавижу, когда…

– Я верю тебе.

Мэлори умолкла и с удивлением посмотрела на Сэбина:

– Правда? Он кивнул:

– Честное слово. Но все же, когда ты смотришь на себя в зеркало, ты наверняка не видишь всего того, что вижу в тебе я.

– И что же ты видишь?

– Твердый характер, ум, чувство юмора, душевное тепло, решимость.

– Так много всего?

– Разве ты не знаешь, что именно это делает тебя особенной? Почему люди останавливаются на улицах и смотрят тебе вслед? Не только из-за того, что ты прекрасно сложена, не только из-за твоих глаз и походки. Но из-за того, какая ты есть.

Мэлори моргнула:

– Весьма… лестно.

– Лишний комплимент тебе не повредит. Мне кажется, люди, которые трепали тебя по щечке, здорово тебе навредили.

– В каком смысле?

– Ты пытаешься убедить себя в том, что хорошенькое личико не самое главное в тебе. Но сама не до конца в это веришь.

– Разве?

– Да. – Сэбин нежно проследил пальцем линию ее брови. – А вот я в это верю. Когда ты станешь старой, седой и морщинистой, как породистый бульдог, ты будешь по-прежнему такой же интересной, и люди будут дорожить дружбой с тобой не меньше, чем сейчас.

Сердце Мэлори захлестнула теплая волна.

– Спасибо.

– На здоровье. – Сэбин откинулся на спину и снова привлек ее к себе. – Вот теперь можешь засыпать.

Женщина лежала, думая над его словами и о том, какую неожиданную проницательность и понимание он обнаружил. Внезапно она хихикнула.

– Что смешного?

– Я представила себе Мону Лизу с бульдожьей мордой.

– Не забывай, я сказал «породистый бульдог».

– А они менее безобразны?

– Нет, но они обладают большей целеустремленностью.

– А-а, ну тогда все в порядке.

* * *

Через три дня после этого Мэлори, как обычно, лениво потянулась, медленно приходя в себя после обычного послеобеденного сна. Сев на кровати, она заметила, что в комнате гораздо темнее, нежели обычно.

– Господи! Сколько сейчас времени?

– Девятый час.

– В семь часов я должна была встретиться с Кери в саду. – Она быстро вскочила на ноги. – Не понимаю, почему в последние дни я стала так подолгу спать.

– Может быть, потому, что не спишь по ночам? – Сэбин тоже приподнялся на постели и прислонился к изголовью кровати, наблюдая, как Мэлори торопливо влезает в блузку и джинсы. – Лично мне ни разу не удалось по-человечески выспаться ночью с тех пор, как ты здесь появилась.

– А мне – наоборот.

Однако это было не правдой. Ночами Мэлори по большей части ворочалась с боку на бок. Ей удавалось как следует выспаться только тогда, когда после обеда они с Сэбином уходили в его комнату и она оказывалась в его объятиях.

– Не пытайся меня обмануть, Мэлори. Ты забываешь, что я уже давно досконально изучил твое прекрасное лицо и тело. Я сразу же замечаю небрежно уложенные волосы и тем более круги под глазами.

Женщина почувствовала, что ее щеки заливает краска.

– Я действительно прекрасно высыпаюсь, честное слово.

Она повернулась к Сэбину, но его лицо в сумраке комнаты виделось лишь неясным светлым пятном.

– И тебе это удается даже без снотворного?

Мэлори замялась:

– Иногда удается. Вчера, правда, пришлось выпить таблетку.

– Это нехорошо. – Сэбин помолчал, а затем предложил:

– Лучше приходи ко мне.

– Что?

– Когда тебе не спится, приходи ко мне. – Голос, звучавший в темноте, глубокий и низкий, чуть дрожал. – И мы вместе прекрасно выспимся.

– Ты уверен? – напряженно спросила женщина.

– Да. Мы привыкли друг к другу за последние две недели. И, мне кажется, стали друг другу нужны.

– Тем больше оснований для того, чтобы отучиться от этой вредной привычки.

– Ты никогда не задумывалась над тем, что некоторые привычки могут пойти тебе только на пользу? Я намного лучше, чем любые твои пилюли, уж поверь.

– Тебе можно доверять только в такие моменты, как сейчас.

– Тогда распространи свое доверие чуть шире. Обещаю: если ты придешь ко мне сегодня ночью, я стану обращаться с тобой в точности так же, как каждый день после обеда. Мое слово нерушимо.

– Какая мне разница, от чего засыпать – от тебя или от своих таблеток!

– Кстати, как случилось, что у тебя возникла необходимость в снотворном?

Она мгновенно вспомнила, как посреди ночи раздается зловещее дребезжание телефона.

– Я переживала довольно тяжелый период.

– Но ты сильная женщина. Никогда бы не подумал, что тебя так просто выбить из колеи. Интересно… В последнее время меня тревожило то, что ты – всегда такая спокойная и дисциплинированная.

– С какой стати это должно тебя тревожить? Такова моя натура.

– Так ли?

– Да, и это не имеет ничего общего с тем, что я принимаю снотворное.

Губы мужчины скептически скривились.

– Однако эти таблетки, судя по всему, помогают тебе оставаться невозмутимой и хладнокровно идти по жизни? Тебе это нужно?

– Ты пытаешься выступать в роли моего психоаналитика?

– Я лишь пытаюсь понять тебя. От кого ты унаследовала такой безмятежный характер? Мэлори весело рассмеялась.

– Мои родители были самые беспечные, самые импульсивные люди, каких только можно себе представить. Совсем не такие, как я. Они все время либо спорили, либо занимались любовью, либо…

– Ты говоришь так, будто жила все время сама по себе. Тебе, наверное, было одиноко?

– Они никогда не хотели, чтобы я испытывала одиночество… Ты не правильно истолковал мои слова. Я их очень любила, а они любили меня. Но кому-то нужно было их уравновешивать.

– И этим «кем-то» стала ты – единственный член семьи, который никогда не теряет над собой контроль, присматривает за всеми остальными и неизменно сохраняет спокойствие. Могу поспорить, что ты ни разу в жизни не действовала под влиянием момента. Не считая, конечно, того случая, когда вышла за Бена, – более тихим голосом добавил Сэбин.

Мэлори не нравилось это копание в ее душе. Сейчас она чувствовала себя даже более беззащитной, чем в ту ночь, когда, обнаженная, лежала перед Сэбином на широком диване.

– Это лишний раз говорит в пользу того, что не поддаваться на мимолетные порывы суть проявление мудрости, – сказала она. – Поверь мне, брак с Беном не прошел для меня бесследно. Мне преподнесли достаточно много неприятных уроков.

– Значит, ты всегда сдерживаешь свой гнев, действуешь рассудительно и никогда не теряешь над собой контроль?

– А почему бы и нет? Вполне цивилизованный подход к жизни.

– Но твой ли это подход, вот что мне хотелось бы выяснить.

– Такова моя натура, таков мой характер, – повторила Мэлори и направилась к двери. – Увидимся за ужином.

Уже вслед уходящей женщине Сэбин проговорил:

– Хочу верить в то, что ты права по поводу своих таблеток, но я боюсь, что ты принимаешь их уже слишком долго и отказаться от них тебе будет не так просто. Выброси их лучше в сортир и приходи ко мне.

* * *

Мэлори с отвращением смотрела на темно-коричневый пузырек, стоявший на тумбочке возле ее постели. Она ненавидела всяческие таблетки не меньше, чем Сэбин, и понимала, что ей не надо принимать их ни сегодня вечером, ни когда-либо еще.

Три часа спустя она все также смотрела в никуда. Сна не было ни в одном глазу.

Приходи ко мне, звал ее из темноты низкий, не слышимый никем голос Сэбина, обещая отдых, покой и силу.

Она перевернулась на другой бок и постаралась прогнать воспоминание, которое представляло для нее еще большее искушение, нежели темно-коричневый пузырек со снотворным.

Приходи ко мне.

* * *

– Ты приняла таблетки?

– Нет.

– Но ты и не спала. – Указательный палец Сэбина пробежал по темным кругам под глазами женщины. – Тебе следует…

– Ненавижу тех, кто указывает, что мне нужно делать, – прервала она Сэбина, ложась на постель и оказываясь в его объятиях. Затем она устало закрыла глаза. Наконец-то дома. В безопасности. Теперь можно и поспать. Сэбин будет оберегать ее сон.

– Ты правильно сделала, что пришла ко мне, – доносился до нее из темноты его прекрасный сильный голос. Его руки, как два надежных крыла, защищали ее от любых реальных или воображаемых опасностей.