Я стояла на высоком подиуме прямо перед зеркалом в раме из ламп, которое больше напоминало "голливудское трюмо". Вокруг носились консультантки и кучи людей, а я продолжала видеть перед собой совершенно другую картину в зеркале. Синий атласный ханбок с серебристой вышивкой в красном орнаменте. Самая красивая вещь, к которой я когда-либо прикасалась. И самое болезненное воспоминание.

Потом начался другой виток безумия, но радовало одно — до церемонии Заремский оставил меня в полном покое, видимо продолжая прибирать к рукам заводы и бизнес отца.

Мне не хватало Петьки. Я даже не представляла, что можно так соскучиться за братом, но это было правдой. Я очень ждала его, и настолько боялась за него, что услышав в это утро слова отца, буквально слетела по ступеням в гостиную дома.

— Как это пропал? — я схватила отца за руку, и развернула к себе лицом, — Что значит Петю не могут найти?! Вы в своем уме?!

— Успокойся, Мария, и продолжай готовиться! Ты еще не одета, а пресса уже под воротами дома! — отец вырвал свой локоть, а мать всхлипнула и схватилась за голову, но все же повела меня к лестнице обратно.

— Ты в своем уме? Какая свадьба, когда пропал Петя?! Вы рехнулись?

— Его найдут, Мария! Он совершенно точно садился на рейс из Берлина вчера вечером! — отчеканил отец, и поправив свой фрак, начал кому-то звонить.

И только я собралась остановить это всё. Влетела в комнату и разогнала всех к чертям, на мой сотовый пришло сообщение из неизвестного номера.

"Ятеп, ивкрец в удуб я. Анйокопс ьдуб."

— Что "зябра-козябра"? — я нахмурилась и встала посреди комнаты, когда в неё вбежала мать.

— Ты что творишь? У нас через час венчание, Мария! А ты ещё в нижнем белье! — мама завела всю прислугу обратно, и когда я лишь рот раскрыла, посмотрела на отблеск телефона в настенном трюмо.

— Твою мать! Вот же засранец, малый! — прошептала, и пока все начали опять носиться с платьем, обернула дисплей к зеркалу, — Ты явно не с нашей семейки!

"Будь спокойна. Я буду в церкви."

Я улыбнулась во все тридцать два, и что-то внутри с легкостью отпустило, подарив ощущение покоя. Значит, Петька придет в церковь и с ним всё хорошо. Но тогда зачем эта конспирация?

Мы сели в белый тонированный "линкольн" к полудню, и всю дорогу я пыталась смотреть куда угодно, но не мать, которая очевидно начала таки переживать за собственного сына. Я не могла ей ничего сказать, ведь Петя не даром отправил именно такое сообщение. Значит ли это, что брат мог что-то придумать? Но что может семнадцатилетний парень, против такого как Заремский.

Сотни мыслей роились в моей голове, и я теребила браслет на руке всё сильнее.

— Господи! Сними немедленно это! Ты из ума выжила? — мать так взбеленилась, что я подпрыгнула на сидении, и чуть не оторвала себе клок волос на затылке, сев на фату.

— Если это попадет в журналы, нас засмеют, Мариш! — она потянулась к моему запястью, а я одернула руку и процедила:

— Не трогай! Никогда не прикасайтесь к этому, мама! И ко мне тоже!

— Ч-что? — мне было жаль говорить ей подобное, но моя боль была настолько сильной, что я не нашла другого выхода ей.

— Мама… Просто оставь меня в покое, — прошептала и почувствовала, как слезы застилают мне глаза.

— Мария… — мать на миг застыла, а потом отвернулась и приложила руку к кончику носа, пытаясь остановить и свои слезы.

Возможно, когда-то мы снова станем близки. Но не сейчас… В этот момент между нами образовалась пропасть. Я не смогу стать прежней, а ей слишком трудно изменить себя.

Высокие своды храма встретили нас осенними лучами солнца. Толпы журналистов следили за тем, как из машин выходит весь бомонд. Они то и дело пытались прорваться на территорию храма, но плотный кордон охраны, не пропускал никого постороннего.

Зато пропустил нашу машину, и как только я ступила на каменную кладку у костёла, поняла, что вот здесь мы с Шином расстанемся навсегда, и все что мне останется на память о нём — проклятый браслет на моем запястье.

Красная нить упала у моих ног, а я нахмурилась и подняла её, начав оборачиваться. Вся территория сада вокруг костела была обвешана красными нитями так, словно их кто-то здесь разбросал намеренно. Все клумбы и цветы в них, выглядели привязанными и прошитыми алыми линиями.

— Какого хрена здесь твориться? — шикнула Ленка и пихнула мать в плечо, указывая на клумбы и себе под ноги.

"— Что такое "красная нить судьбы"? — я присмотрелась к Шину, который стоял у широких деревянных ставней в этом своем кимоно, или ханбокэ.

— Зачем тебе эти пережитки прошлого, сайрен? — отчетливо расслышала его смешок, а сама спрятала браслет подальше под рукав, и сжала в руке.

— Ну-у-у… Любопытно. Красивая сказка, — ответила опять скорчив из себя круглую дурочку.

— Сказка? — он повернул ко мне голову, а я вздрогнула от настолько холодного, но с тем искреннего взгляда, что мне стало не по себе, — Значит ли, что для такой чудной девушки, без манер, без воспитания… и уж прости, такой неумёхи, любовь это сказка?

— А при чем тут мои умения?

— Ты даже суп сварить не можешь, чтобы кухню нам не поджечь и самой не пораниться, — Шин хохотнул, а я прикусила от досады губу и надулась.

— А что?! Если девушка не поварёшка, не умеет мыть пол или этот ваш татами, то всё! Её любить нельзя?

Он застыл, на лице словно что-то мелькнуло, но мои слова попали точно в цель.

— Можно… — спокойно ответил, — Даже нужно.

Я вскинула в удивлении брови, ведь ждала вообще другого ответа.

— Ты меня запутал! — отмахнулась и хотела подняться, чтобы продолжить эту адову уборку, больше похожую на пытку, но только обернулась, как мне в спину ударился совершенно спокойный ответ:

— Нужно, потому что только любовь заставит всему этому научиться. Позволит перестать воспринимать это как попытки использовать. Научит делать это с улыбкой, даже получая удовольствие от обычной готовки супа из водорослей. Потому что это подарок на День Рождения.

— Суп? — я обернулась и округлила глаза.

В моем понимании подарки были всегда чем-то очень ценным, дорогим и материальным.

— Да, сайрен. Обычный суп."


С горькой улыбкой на моем лице, воспоминание развеялось, и я опустилась откинув фату. Потянула за одну из нитей и вздрогнула от звука, который почти забыла.

"Откуда в католическом храме бамбуковые бубенцы? Наверное, начались галлюцинации…"

Но охрана не дала мне потянуть снова, и посмотреть куда вела нить, потому что из машины за нами вышел Заремский. Мужчина поправил фрак и пройдясь по мне плотоядным взглядом пошел в сторону входа со стороны часовни.

— Нам пора, Мариш! Скоро начнется церемония, — мать потянула меня за руку, и я только сейчас осознала дикость этой ситуации.

У меня даже подруг не было, а их роль исполняли подруги моей матери, одетые в бордовые платья разного кроя.

— Она помнит, что делать-то надо? — Лена поправляла моё платье, а вторая дамочка в бордо, накинула мне на лицо часть фаты, и расправляла ее впереди.

— Мария, ты слышишь нас?

Но я не слышала, потому что до боли, почти до крови закусила губу. Пети в храме не было, и это заставило меня чуть ли не разрыдаться.

Зазвучала органная музыка, а отец встал рядом со мной и подставил мне локоть, ведя под венец к своему другу. Кому нормальному не расскажи, засмеёт тут же и у виска покрутит! Но это была моя реальность, которую я ощущала, как страшный кошмар до этих слов:

— Если у кого-то есть возражения против этого союза — скажите сейчас, или умолкните на веки…

— У меня есть возражения! — я резко обернула голову и нашла глазами Петра, который стоял в дверях храма в синем фраке, и совершенно не был похож на семнадцатилетнего мальчика.

— Что происходит, Пётр?! — отец поднялся с лавки, а гости начали шептаться всё громче.

— Знамо что батенька! У меня уже есть зять, и я даже привёз его с собой.

После этих слов за спиной Пети начали со скрипом открываться двери, а я не верила в то что видела. Свет плавно проникал сквозь щель от открывающегося прохода, впуская фигуру мужчины в бордовом костюме.

Медленно мой взгляд поднимался с его ботинок, полз по брюкам, черной рубашке, которая оттеняла бронзовую кожу шеи и лица… И вот наконец я увидела его глаза. Это был мой Шин.

— Пастор, простите за это невежество и спасибо за службу, но на этом мы должны прекратить этот балаган. Эта женщина не может выйти замуж дважды! — Петя кивнул и учтиво поклонился ксёндзу, на что тот тут же свернул церемонию, опустив рясу.

— Что это значит, Петр?! Какого черта здесь твориться? И кто этот мужчина? — я лишь слышала что говорил папа, но смотрела неотрывно на Шина, который спокойно стоял за спиной моего брата и не сводил с меня глаз.

— Иди… ко… мне… — прошептали его губы, и я не посмела ослушаться, когда его правая рука лишь слегка поднялась в воздух, словно зовя меня, словно вынуждая одну часть красной нити, потянуться к своей другой половине.

Я сорвалась с места, откинув букет в сторону, и побежала по проходу к нему. Петя продолжал говорить с Заремским, а тот уже вызвал братков в храм. В уши ударились звуки гула, но всё что я слышала — это дыхание Шина в моих волосах, когда он прижал меня к себе, и откинув фату, зарылся всей пятерней в волосы.

— Живой… — выдохнула у его губ, но Шин сдержался и поцеловал с силой в волосы, продолжая сжимать в руках, будто в тисках.

— Пётр! Это бесполезный спор!

Я округлила глаза, а Шин нахмурился и завел меня за спину, хватая за руку и переплетая наши пальцы.

— Что происходит? — обратилась к нему, но ответил мне Петя на русском.

— Как это что? Как в том анекдоте сестричка: "Я умер и воскрес, но имя в паспорте сменили…" — брат подмигнул мне и Шину, а потом добавил: