Мы словно уже занимались любовью, но с помощью ладоней. И это было дико необычно, но каждое его резкое движение рукой, трение о мою, вызывало удовольствие не просто моральное, а физическое. По моему телу бежали не то что волны, словно вихри. Кровь стала ощутимой в венах, и мне показалось, что она гуще, тягучее и слаще… как патока.

Дыхание продолжало вырываться неровными толчками из горла, но я пыталась сдерживаться. Мы же не можем наброситься друг на друга в фургоне? Или можем?

— Если… ты не прекратишь.

Мой голос повис в воздухе, когда мы остановились на светофоре.

— То что? — гортанный хрип, словно он болен, и не может говорить.

— Мы до додзё не доедем, — отвечаю, а сама не желаю чтобы он прекращал.

Я подняла голову, и посмотрела на профиль Шина. Он сдерживался. Только вот почему? Неужели я могла вызывать в мужчине такие эмоции, что он еле баранку крутил?

— Не смотри на меня так… — опять охрипший шепот, — Это обычные прикосновения.

Хотела бы я не смотреть, но он сам виноват. Перед моими глазами до сих пор была картина того, как сладко он ласкал меня, как в его глазах плавился черный цвет.

Черный вообще способен блестеть так, словно разливается, подобно жидкости? Это нереальный попандос. Если мы не сделаем это сейчас же, я рехнусь.

— Шин, — я сдавила его ладонь, и мы поехали дальше.

— Не провоцируй меня, — резкий ответ холодным голосом.

— Шин…

— Мария, мы в машине посреди дороги. Прекрати.

— Ты сам начал? — я разозлилась.

Зачем ехать из гостиницы посреди ночи? И вообще, зачем бросать начатое на полпути? Чтобы мне мозг к херам вскипятить?

— Чего ты добиваешься? — этот вопрос так и "чесал мне язык".

Поэтому я решила не ходить вокруг да около и спросила в лоб.

— Мы могли остаться в гостинице до утра и не ехать в ливень через весь Лондон!

— Не могли, — спокойный ответ, а следом я заметила, как фургон начал набирать скорость.

— Почему?

— Потому что я не собираюсь заниматься любовью со своей женщиной на кровати, где переимели кучу шлюх до этого. Такой ответ тебя устроит, сайрен?

Каждое слово отчеканено, а рука сдавливает всё плавнее, но с такой силой, что мне стонать в голос захотелось. И не от боли.

— Ты мне массаж эрогенной зоны делаешь? — хохотнула, на что получила короткий ответ.

— Еще даже не начинал.

Оставшийся путь к додзё между нами снова повисло молчание, которое прерывал лишь звук капель, с которым они падали на холодный металл фургона.

— Посиди пока, — Шин затормозил у входа и вышел из машины, чтобы спустя минуту взять из багажника что-то и открыть передо мной дверь.

Это был плед, который тут же накинули мне на голову и потянули за руку из машины, как послушную куклу. Но следом…

Мы застыли, потому что стена дождя стала ещё сильнее, а ветер порывался стянуть с меня эту чертову накидку. Шин посмотрел на моё лицо, и отчего-то горько улыбнулся со словами:

— Это карма, — схватил мою руку сильнее и повел в сторону входа.

Мы шли по пустынному и тихому дому, даже не крадучись. Просто прошли через сад, вошли в дом и спокойно начали подниматься наверх. Только на втором этаже, из комнаты показался Бонни и усмехнулся:

— Третий час ночи. Где вас носит, голубки?

— Бон Бон! — строго оборвал его Шин, а мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Да ладно. Мне то что? Это завтра Рина-сан устроит тут бойню, — Бонни подмигнул мне, а потом как-то совсем серьезно посмотрел на Шина.

— Ты был прав. Под отелем были люди Ланкастера. И не только.

Шин кивнул, и уже было потянул меня к своим дверям, как я его остановила:

— С какой стати это я должна…

— Входи! — опять холодный голос, и открытая прямо передо мной дверь.

Бон Бон в этот момент решил ретироваться, и поклонившись мне, чем вызвал шок, вернулся в свои пенаты. Меня же пихнули в двери, не дождавшись моего согласия.

— Что ты вытворяешь? Ты же не думаешь…

Я повернулась в темноте, чтобы захлебнуться собственными словами, которые пропали в горле тут же. Секунды мне хватило, чтобы понять, что меня нагло прижали к двери опять, и закрыли рот, чтобы я не возражала, самым, мать его, идиотским методом.

— Ты обещал… — отрываюсь от его губ, а у самой голова кружиться от ощущения того, что вот тут то этот мужик пойдет до конца.

— Я помню, — горячий шепот в ответ, и над нами загорается свет, — Ты и включатель, были слишком близко, сайрен.

Нежное касание кожи к коже, такое словно мы гладим друг друга, но губами. Линии красивого лица, и несколько маленьких морщинок в уголке глаз. Если присмотреться, то они четко повторяют их разрез. Он красивый, и я видела это с самой нашей первой встречи.

— Что… ты так на меня смотришь? — уголки его губ приподнимаются, а рука медленно опускается над моим плечом, упираясь в дверь.

— Ты наглый змей искуситель, господин Кенсин. Мало того, этот псевдоним тебе совершенно не подходит. И вообще, я не стану жить с тобой в одной комнате, даже если…

— Даже если что? — Шин поднял вторую руку, и мягко провёл ею по моей щеке.

— Даже если мы продолжим, — отвечаю и смотрю прямо в его глаза, — Это непристойно.

— А предлагать мне переспать с тобой в машине посреди дороги, пристойно?

— Я такого не говорила, — выпалила и вздернула подбородок.

Шин прищуривается, его губы дрожат, и я точно знаю, что он сдерживает смешок.

— Хорошо. Допустим ты такого не говорила, но ведь в этой головке именно такая мысль и мелькнула? — он поднял ладонь от щеки и медленно зарылся ею в мои волосы, нагнувшись еще ближе к моему лицу.

— Так чего ты хочешь сперва, сайрен, — заискивающий и хитрый голос, вынуждает льнуть меня к его хозяину ещё ближе, — Объяснений моей грубости из-за твоего вранья, или близости? — пальцы в волосах мягко сдавили кожу и я невольно расслабилась полностью.

Разговоры? Мы можем поговорить и потом. Когда я наконец не буду ощущать себя так, словно у меня горячка, и любое прикосновение к коже вызывает дрожь и озноб.

— Я хочу тебя, — опускаю взгляд вдоль его лица, а руками уже веду по влажной толстовке вверх.

— Если так, то ты должна мне кое-что… — Шин тут же отошел от меня, а я словно опоры лишилась.

От резкой перемены в его поведении, я испугалась, и мне стало не по себе. Ведь Шин снова вел себя так, словно играется. Но так я думала прежде, чем увидела, как он достал из деревянного шкафа для книг справа, папку и протянул мне.

— Кто такой Руслан Заремский, сайрен? И почему этот мужик неделю назад искал тебя в храме "Кагё-рю"?

Я потеряла дар речи. По телу пробежал страх, и я вся сжалась. Мне было нестерпимо стыдно, а в добавок жутко от того, что этот ублюдок действительно меня ищет.

— Отвечай, Мария, — спокойно продолжил Шин и поднял мою сумку с пола, отодвинув ширму шкафа и закинув мои вещи на нижнюю полку.

Так же спокойно он стянул с себя толстовку и бросив ее на пол, достал два халата — черный и белый. А я зависла. Бронзовая кожа его груди отливала блеском, и была настолько гладкой, что у меня зачесались ладони.

— Раздевайся и говори, — я прямо вздрогнула от этих слов и опомнилась.

— В каком смысле?

— В прямом, — ответил Шин и протянул мне белый атласный халат, — Ты промокла пока мы шли от машины. Мало того, тебе эти тряпки в этой комнате не нужны.

— Как это не… — я уже вообще ничего не понимала.

— Небо, дай мне сил! — я вскинула брови, после этого его возгласа в потолок, и офигела от дальнейших слов, — На часах три часа ночи. Нужно ложиться спать. На тебе мокрая одежда и ты можешь простыть. Поэтому ты должна переодеться.

Он говорил и расстегивал свой ремень на штанах. Я уже и про папку, и про его вопросы забыла. А Заремский так вообще из головы моей вылетел тут же, как Шин разделся полностью.

— Ты… — я застыла взглядом на моменте, когда он совершенно спокойно, натянул на себя свой халат, так словно в этой сцене нет ничего странного.

Но было! Я ж блин тут стою как бы, и смотрю на это всё. Мало того, у меня весь рот пересох, и жутко дрожат колени. Попробуй пойми почему? Наверное потому что этот мужик вообще не подпадает ни под одни стереотипы, о которых я знала до этого.

Первый мой парень во время близости трясся не меньше чем я. И у нас действительно были серьезные отношения. Второй… О нем лучше молчать. Потому что, как оказалось, он хотел взять замуж меня, но при этом иметь ещё несколько глупых дурочек. Короче мои познания в амурных делах и о мужчинах в целом, оказались слишком скудными, если прямо сейчас я не могла пошевелиться.

— От чего ты так покраснела, — ухмылка, проступившая на лице Шина, прямо ударила по нервам, а сам мужчина прошелся по мне взглядом и продолжил, — Помниться массаж в интимных местах мне делать на людях ты не постеснялась, а смотря на меня голого чуть со стыда не сгорела.

Я сжала папку в своих руках, и мыслила, что сейчас рехнусь. Нам нужно срочно что-то с этим делать. Между нами пропасть из его игр и наших тайн.

— Шин, я… — мой голос дрогнул, как и папка в руках, о которой я наконец вспомнила.

— Я все знаю, Мария. И кто ты, и откуда сбежала, и кто этот Заремский. Но я хочу понять, почему он искал тебя в храме, где я вырос, и откуда у тебя браслет моей покойной матери, которую убили, когда она последний раз там побывала?

Во мне словно что-то дрогнуло. Нет, это была не просто дрожь. Напротив, это было похоже на то, как трясется земля под ногами во время землетрясения.

Та женщина… Это была мать Шина?

— Это просто не укладывается в голове, — прошептала от шока на родном, а Шин нахмурился, потому что явно заметил мою дрожь.