– Черт!

– ***!

– Ни фига себе, покойничек!

– Нефоры местные веселятся, – решил кто-то, выругавшись. Остальные покачали головами и спешно пошли дальше, к выходу. А тот, кто почувствовал на миг, что ныне покойная гроза преступного мира по кличке Март смотрит на него со своего памятника, подошел ближе к оградке и зачем-то прочитал имя умершего, чье фото так страшно разукрасили.

«Кузнецов Михаил Геннадьевич», – было написано на плите. Молодой человек еще раз с отвращением взглянул на снимок мужчины, подумав, что, кажется, когда-то видел покойника, а после поспешил догнать своих. Впереди еще его ждала встреча с явно недовольным Максом.

Ветер с непонятной силой подтолкнул его в спину, заставив прошипеть новую порцию брани.

А за пределами кладбища ветра не было.

* * *

Никита и не думал заезжать на кладбище. Его целью был город и только он: нужно было встретиться с кое-какими людьми, да и вообще разведать обстановку, прежде чем начать то, что он задумал. И хотя Ник не был склонен к каким-либо импульсивным действиям, стараясь не делать что-либо, прежде не обдумав, он совершенно неожиданно понял, завидев кладбищенский забор, тянущийся вдоль дороги, что хочет повидать брата.

Никита знал, что Март похоронен неподалеку от могилы отца, а путь к ней он хорошо помнил – не раз ходил по нему вместе с бабушкой и дедом. Ходил не потому что любил отца – уголовника со стажем, а потому что не мог отказать родственникам, которым достался такой ужасный сын. Андрей, насколько Никита помнил, к отцу не ходил ни разу – только к деду и к бабушке.

Нику никогда не верилось, что брата больше нет. Ему казалось, что тот просто вновь попал на зону и скоро – уже вот-вот – выйдет обратно. Таких, как Март, нелегко убить, а раненные они борются до последнего, дико раздражая врагов.

Нет, он не хотел идти на кладбище. Но оно само попалось на пути. Звало…

– Останови тут, – сказал неожиданно для самого себя Кларский водителю, глядя на проплывающее мимо кладбище, и тот послушался.

Молодой человек вылез из такси, расплатился и отправился к расположенным перед входом полупустующим прилавкам с подарками для покойных, где купил венок: самый дорогой, шикарный, из живых цветов, но без каких-либо надписей на черной ленте, и отправился на кладбище, где без особенных проблем нашел могилу отца – порядком уже заброшенную, давно никем не посещаемую. Вместо теплых чувств, скорби и положенных слез она вызывала у Кларского, носящего, кстати говоря, в отличие от Андрея фамилию матери, лишь отвращение и недоумение. Ника хватило только на то, чтобы глянуть на столь знакомую могилу, увенчанную молочно-светлым памятником, пару раз, а после он пошел дальше, не зная, правильно ли поступает или нет. Но ни разу не оглянулся.

Однажды Март «повеселился» и от души разрисовал портрет папочки – хорошо уж, что после смерти бабушки и деда, которых, увидь они такое непотребство, хватил бы удар. Когда и зачем Андрей, явно не дружащий с головой, издевался над фотографией отца, Никита не знал и знать не хотел. Он понимал только, что старший брат, выходки которого невозможно было предугадать, иногда начинает приходить в ярость только от одного лишь упоминания об их общем папочке.

«А я до сих пор думаю о нем в настоящем времени», – сказал сам себе молодой человек, быстро шагая дальше и осматриваясь – он знал, что могила брата украшена памятником ангела, вроде бы из темного качественного камня. Да, ему не верилось, что Марта больше нет. И даже тогда, когда Никита неожиданно наткнулся взглядом на свой печальный «ориентир» – на тот самый памятник однокрылого ангела из черного гранита, подошел к нему и увидел на нем изображение Андрея, все еще не мог поверить, что брата в живых. Даже позволил ухмыльнуться краешком губ, как будто бы говоря – что за бред, но тут же сам себя одернул – в таком месте вести себя нужно подобающе, почтительно, а не как последняя скотина.

Никита глубоко вдохнул тяжелый запыленный воздух и медленным шагом приблизился к последнему месту упокоения Андрея Марта, не отрывая чуть прищуренного, неверящего взгляда от черно-белой фотографии в круглой рамке. Он не помнил этого снимка. Лицо старшего брата на нем было спокойным, но не расслабленным, а сосредоточенным, но довольным, а в глазах светилась вполне живая уверенность в себе.

«Кузнецов Андрей Михайлович», – прочитал почти что по слогам Ник, медленно потирая шею и до сих пор как-то не принимая того факта, что где-то там, под землей, где нет воздуха, но есть голодные черви, лежат останки его брата. На глазах молодого человека все так же не было слез, он не чувствовал себя грустным или раздавленным, ему не хотелось кричать или закрыть лицо руками от боли, которая неизменно постигает всех тех, кто потерял близкого или родного человека – особенно последнего родного человека. Никита просто-напросто не понимал, что Андрей погиб. Он до сих пор не мог поверить в произошедшее. Странно, но это было именно так. Уж три года как Ник знал, что случилось со старшим братом, но впервые оказавшись на его могиле, не мог поверить в произошедшее. Март умер? Абсурд. Он сдохнуть никак не мог. Не-а, никак.

«Эй, хватит страдать фигней, выходи», – вот что крутилось у светловолосого парня в голове, когда он смотрел на могилу брата. Он видел не могилу, он видел дверь.

Волосы Кларского ласково трепал юго-западный, кажется, ветерок, а сознание глушила тишина, повисшая на кладбище, – его неизменная спутница. Никита держал в руках венок и не чувствовал этого – казалось, что руки держат пустоту.

«Это бесит. Выходи!»

«Ага. Если я сейчас выйду, ты, мелкий, ляжешь. Наверное, на мое место. С приступом», – пронеслось в голове застывшего Ника вместе с новым порывом неизвестно откуда взявшегося ветра. А после парень услышал легкий шорох шагов – тихий, осторожный, какой-то плавный. Ему почудилось вдруг, что там, позади неспешно идет Андрей – не своей походкой, не своими ногами, но идет именно он! Через секунду Ник понял абсурдность своего неожиданного предположения и, напрягшись, почему-то интуитивно ожидая самого плохого, резко обернулся.

Странное оцепенение, как и страх того, что его нашли, мигом сползли с кожи Кларского на траву и впитались в слегка влажную, редко прогревающуюся солнцем землю. По дорожке перед ним медленно шла рыжеволосая стройная девушка в длинном легком летнем сиреневом платье, ведущая за собой маленькую, очень милую девочку с большими голубыми глазами, в которых не было ни капли печали, а только любопытство. В руках рыжеволосой были живые темно-бордовые розы.

«Зачем тащить на кладбище ребенка?» – подумал Ник раздраженно, но плечи его облегченно опустились. Опять же они напряглись, когда девушка направилась не куда-нибудь, а прямиком к могиле Андрея.

Кажется, рыжеволосая была удивлена не меньше, чем Ник.

– Вы… кто? – удивленно спросила его девушка, крепче сжимая руку дочери. Нику показалось, что она слегка побледнела.

– А вы? – спросил он, хмуря брови.

– Я… Я к Андрею пришла, – так и не назвала себя девушка, пытаясь отвести маленькую дочку в розовом сарафанчике за спину. В ее глазах появился испуг. – Я просто… цветы положить. Мы… я сейчас уйду.

– Подожди! – резко перешел на «ты» Кларский, чувствуя, что ее лицо ему знакомо.

– Что?

Вместо ответа молодой человек склонил голову набок. Да, он точно видел ее раньше, только без ребенка. Давно, три года назад. Сначала в адвокатской конторе. Потом в особняке старшего брата. Тогда он даже представил рыжую Нику.


– Кстати, запомни ее.

– Зачем?

– Повежливее, хамло. Просто запомни. Ее зовут Настя. А это мой брат. Никита. Когда он молчит, он мил. Все, олень, иди. Делай, что я сказал.


Тогда, помнится, Ник даже слегка пожалел девчонку, когда Март представил ее брату. Она явно по доброй воле не стала бы общаться с таким, как Андрей. Какой нормальной женщине нужен властный тип в наколках с несколькими ходками за спиной, в движениях которого живет опасность, а в глазах – искры затаенного, но время от времени прорывающегося наружу сумасшествия? Наверняка она его боялась. А пойти против не могла. Зато сам Март относился к этой Насте очень даже хорошо, что ему в принципе было несвойственно. Никита запомнил, как нежно старший брат глядел на рыжеволосую, которая как-то отрезвляла его, превращая временами в почти нормального. Кажется, когда Андрея и пристанских взяли на том ублюдочном благотворительном вечере, она была рядом с ним.

Надо же, он, Никита, и не думал ее больше увидеть, но нет, встретил на могиле брата. Неужто она помнит того, кто три года назад заставил ее натерпеться страху?

Кларский смерил обладательницу огненно-рыжей копны еще одним внимательным сканирующим взглядом – и почему она спустя столько времени пришла в это место с цветами в руках? Да еще и с ребенком.

– Это ведь ты с Андреем три года назад встречалась? – прямо спросил Никита. Рыжеволосая отвела в сторону глаза, а парень продолжал уже более уверенно, тоном человека, только что разгадавшего сложную загадку: – Тебя ведь Настей зовут?

– Да, – нехотя кивнула девушка, которой, видимо, не очень нравилось общество незнакомого парня с холодными внимательными глазами, в которых от доброты и нежности было только одно воспоминание. А вот светловолосая дочка ее с любопытством разглядывала этого взрослого дядю. Он ей почему-то понравился и казался добрым, только немного сердитым. Правда, говорить с ним малышка стеснялась и пряталась за встревоженную маму.

– А вы кто? – Настя все же осмелилась взглянуть в глаза Кларского.

– Я его брат, – просто сказал Никита, небрежно кивая на могилу Андрея, как будто бы позади него находилось не его последнее скорбное пристанище, а сам Март, сидевший на самодельном троне.

– Младший брат? Так вы – Никита? – удивленно переспросила Настя. Теплый ветерок скользнул ей в огненные волосы и игриво взлохматил прямую челку, достающую до тонких, красиво очерченных и подчеркивающих правильный овал лица бровей.