Анна Джейн - Северная корона. По звездам

Когда он выглянул в окно вновь, машины с девушками уже не было.

На его лице появилась асимметричная улыбка.

– Ты хорошо справился, – сказал он Жене, застывшему в углу в страхе. – Хвалю тебя.

Евгений только сглотнул. И зачем только она пришла в его дом?!

– Вот так вот я все и узнала, – сказала Ника сестре, оставляя наконец остывшую чашку со смородиновым чаем в покое. – Так просто. Я такая дура, сестренка. Надо было сразу же поговорить с его друзьями и попытаться выяснить, где Саша и что с ним. А я… Я просто обозлилась и выкинула его из головы.

– А ты бы не бросила его, если бы узнала, что Сашу это…. посадили? – осторожно спросила Марта, помня о страхах Дионова. Гордый дурак. Все сам ведь испортил.

– Какого ты обо мне мнения? – резко спросила Ника. – Я его любила, к твоему сведению. Как бы я его бросила? Ну как, скажи мне? Ты бы бросила человека, от которого была без ума? Особенно в такой ситуации?

– Я… Нет. Наверное, нет. Нет! – С каждым словом голос у Марты креп.

– А чем я тебя хуже? – спросила Ника раздраженно. – Он такой идиот! Все сам сломал. – И она закрыла глаза руками, наконец дав волю чувствам, которые ее переполняли.

Марта осторожно пододвинулась к кузине и положила ей голову на плечо. Ей казалось, она понимает, что происходит с ее сестрой. «Пусть поплачет», – решила она.

– Что будешь делать? – спросила Марта прямо, гладя ее по мягким светлым волосам.

– Я не знаю, – так же прямо ответила Ника чуть приглушенно, не отрывая ладоней от лица.

– Ты его сейчас любишь?

– Не знаю.

Марту в сердце кольнул укол удивления и нежной боли, ее рука замерла над головой сестры.

– А что ты хочешь? – вдруг спросила девушка тихонько.

– Этой проклятой любви хочу, – все таким же приглушенным голосом ответила Ника, и ее плечи вздрогнули. – Взаимной. Той самой, что из книг и фильмов.

«Я тоже», – с грустью посмотрела на нее сестра.

– Хочешь, я тебе спою? – вдруг предложила скрипачка, вспомнив, что в детстве все время пела Нике. Кузина рисовала Марте забавные картинки. А она ей пела песенки. И играла на старой скрипке.

– Угу, – отозвалась Ника.

Марта, понимая, что просто обязана успокоить сестру, откашлялась и запела. Ее легкое сопрано взвилось в воздух облачком мятной дымки, которая заполнила собой все углы квартиры, выгоняя прочь на улицу всю серость напряжения и темноту слез.

Через пару минут Ника подняла блестящие от слез глаза и неуверенно улыбнулась. Марта старательно пела одну из песен Александера Ноймана, переведенную на русский.

Вроде бы все было не так плохо, как казалось.

Сестры переглянулись и улыбнулись друг другу.

А еще через неделю другой Александр – Дионов официально предложил Нике выйти за него замуж.

Июль

Перистые легкие облака стремительно проносились на восток, к утреннему солнцу, вопреки всему сияющему не золотом, а платиной, и тянущему свои лучи ко всему живому. Один из них случайно попал в глаз Ника, коварно проникнув на его лицо сквозь толстое стекло иллюминатора. Парень прищурился. Он не оценил игривости солнечного луча и, не долго думая, надел солнцезащитные очки. Никита не изменил себе – эта модель не только подходила к форме его лица, овальной, слегка вытянутой, с четко очерченными скулами, но и была куплена молодым человеком в достаточно дорогом бутике. И, конечно, очки были качественными. Кларский любил качественные вещи.

Глядя лишь на один его внешний облик, в котором присутствовали и элегантность, и аккуратность, и дружелюбность, мало кто мог сказать, что на самом деле представляет собой этот коротко стриженный светловолосый парень с приятной внешностью. Незнакомые люди часто думали, что он этакий самовлюбленный мажористый мальчик, эгоистичный сын богатых родителей, не занимающийся ничем полезным, а прожигающий их деньги и свое время. Никита никогда не был дураком, прекрасно зная, какое впечатление он производит на окружающих, и это его вполне устраивало. А где-то это даже потакало самолюбию: пусть люди хоть иногда воспринимают его таким, каким бы он хотел видеть себя. Так было в университете, так оставалось и сейчас, и, наверное, так будет еще очень долго.

Черные очки не обескуражили теплый солнечный луч, и он беспрепятственно пополз по лицу молодого человека вниз, пощекотал нос, добрался до губ, погладил по идеально выбритому подбородку и уснул где-то в районе шеи.

Никита недовольно провел ладонью по шее, но согнать прилипчивый луч не смог – это было не в его власти. Заснувший отблеск солнца грел ему кожу и не собирался никуда исчезать, решив, видимо, подразнить недовольного Ника. А еще он заставил парня неожиданно вспомнить одну особу с малиновыми губами, которая жутко действовала ему на нервы. Прямо как это дурное светило. И вспомнил он ее уже во второй раз с того самого времени, как решил вернуться в родной город. Да, та девушка раздражала его, и, как в случае с солнечным лучом, Ник не был властен избавиться от нее – так уж вышло, что ему приходилось терпеть ее рядом с собой. И не только терпеть, а обнимать, целовать, мило улыбаться ей на людях, держать за руку и делать вид, что она – его подруга.

Какое детство, черт возьми, какое детство. Тогда он решил играть в Господина Паладина и оградить ангела с чудесным именем Ольга от жесткого мира его брата, потому и заставил ту девушку, что раздражала его, играть роль его возлюбленной.

Март был в восторге, большом восторге, и даже называл его лжедевушку невесткой. Правда, был – ключевое слово. Больше его нет.

Да и никого больше нет. А думать об этом запрещено. Это слабость, которую нужно в себе подавлять, – так Никита решил сам для себя и наложил на воспоминания ветхое вето, которое все же иногда прорывалось под потоком образов прошлого.

Ник окинул небесные дали усталым взглядом человека, каким-то образом прожившего уже лет пятьдесят, но оказавшегося в сильном тренированном теле двадцатипятилетнего парня. Естественно, этот взгляд остался незаметным для окружающих. За что Никита любил солнцезащитные очки, так это за то, что они позволяли любым эмоциям отражаться в его глазах. И если кто-то сейчас смотрел ему в лицо, он видел лишь отражение неба в темно-коричневых линзах очков.

На светло-васильковом небосводе спешило к солнцу множество облаков. Но ни на одном из них Андрея нет и не появится, будь они медленные или быстрые, кучевые или слоистые, белоснежные или серые. Нет и не будет. А под землей облаков нет. Они как-то не очень хорошо уживаются рядом с гееной огненной.

…А ее звали – нет, зовут до сих пор – Ника. Их имена созвучны, а что еще более глупо, созвучны и фамилии: Карлова и Кларский. Карл и Клара… Вот тупой мент, сморозил же тогда, в отделении. А забавно тогда было.

Никита все же позволил воспоминаниям взять верх и подсунуть его аналитическому в большей степени сознанию новые картинки из прошлого, не черно-белые, как его незапоминающиеся сны, а, напротив, достаточно яркие, хоть где-то и размытые, как размазанная детскими пальцами акварель по тонкой бумаге.

Душный обезьянник, засохшая кровь на лице и на костяшках, самодовольный волосатый рокер, с которым они тогда нехило помахались, рвущая его нервы, один за другим, Ника, сидящая рядом на стуле и потом неожиданно вцепившаяся в его ноющую после драки руку, адвокаты брата.

Кларский редко предавался воспоминаниям, не позволяя себе полностью погрузиться в прошлое, но все же когда это происходило, отдавал себе отчет, что девушка по имени Ника Карлова – один из самых частых персонажей обрывков его памяти. Даже сейчас, спустя три года, избавиться от нее было не во власти волевого Никиты.

Это не могло не бесить. Но этого и нельзя было отрицать.

Если говорить откровенно, поначалу Ник несколько раз находил ее в социальных сетях, благо доступ в Интернет был фактически везде, где бы он ни оказывался. Видел ее фото, статусы, комментарии, списки друзей. И каждый раз искал информацию о том, появился ли у нее мужчина или же еще нет. Вроде бы нет. Но года два назад Ника удалила свои аккаунты, и с тех пор он не знал, что с ней.

Писать ей Никита, естественно, не мог. Он вообще не мог подавать никаких признаков жизни – ведь он находился в уголовном розыске, да и оставшиеся на воле Пристанские искали его. А тем, кто скрывается, нет хода назад, в их прошлое. Они лишь могут иногда кое-что вспоминать, но не более.

Если честно, тогда, когда Ник вышел из квартиры, где прятался той ночью после захвата банды Пристанских, то что-то внутри него, что-то еще по-мальчишески восторженное, жаждущее справедливости, ожидало, что девчонка побежит за ним, и протестовало против такого поспешного отъезда. Оно просило подождать несколько минут или даже вернуться назад. Но взрослое и жесткое, превалирующее в его характере, не разрешило ни возвращаться, ни ждать, а заставило Ника оседлать мотоцикл и мчаться вдаль. Оно же помогало ему выживать все эти годы, заставляя притворяться и играть новые и новые роли, помогало не сломаться, когда Ник узнал от оставшегося в городе верного человека-«информатора» о том, кто виноват в смерти Андрея – вернее, кто подставил его перед ментами и кто теперь занял его место в банде. От него же Никита знал, что Макс рвет и мечет, ища его. И у правой руки Андрея имелись весьма веские причины для того, чтобы найти младшего брата своего бывшего босса. Это были не деньги, а королева двадцать первого века по имени Информация.

Никита владел ценнейшей информацией – целым архивом, некогда составленным Мартом, который мог быть очень опасным для многих, в том числе и для самого Макса. Андрей был хитрым и расчетливым человеком – он при непосредственном участии своего «штатного» киллера, которого убили перед арестом Пристанских, собрал целый архив компроматов как на конкурентов, так и на собственных соратников, которых он жестко контролировал. После его смерти Макс усиленно искал архив, однако его попытки кончились неудачей. Мужчина не верил, что компромат пропал, и был убежден, что Март отдал его скрывшемуся Никки. Потому и усиленно искал парня.