– Так ты мне поможешь?

– Хорошо, – сдалась девушка. – Хорошо! Открой машину, мне пора, правда!

– Позвони Нике, и выпущу. И, конечно же, от меня тебе будет подарок, хороший подарок.

– Я это делаю не из-за подарка, – рассердилась Карлова. – А потому что, во-первых, хочу, чтобы моя сестра действительно во всем разобралась, а не пряталась от тебя, а во-вторых, я опаздываю!

«И, в-третьих, ты мне за свою наглость купишь самую дорогую скрипочку, смерд», – подумала Марта злорадно.

– Звони ей.

– Хорошо. – Скрепя сердце она вытащила из кармана джинсов мобильник и позвонила Нике. По закону подлости та оказалась сильно занята по работе, трубку взяла не сразу, заставив Марту понервничать, а выслушав ее, не без некоторого удивления согласилась прийти.

– Молодец, ты все сделала правильно, – улыбнулся по-братски Саша светловолосой девушке, которая сидела с кислой миной. – Беги на свое занятие.

«Спасибо, Царь», – пронеслось в ее голове, и она вдруг спросила:

– В прошлый раз ты звал Нику в какой-то дорогой ресторан. Почему сейчас обычное кафе?

– Она не дурочка, поймет, что ты не сможешь пригласить ее в «Милсдаря», – отозвался Саша, в душе празднующий очередную маленькую победу – из таких вот крохотных достижений и состоит достижение целей. Любых целей. Главное, не спешить, а просто действовать, пусть и медленно, изредка даже отступая назад, но делать хоть что-нибудь. Бездействие есть провал.

Марта поспешно вышла из разблокированной машины, а Саша еще раз громко, отчетливо выговаривая слова, сказал ей вслед:

– Ты просто прелесть, девочка. И насчет подарка – я перезвоню тебе. Свои обещания я всегда выполняю.

Марта оглянулась, сердито кивнула и пошагала дальше, надеясь, что достаточно милый и очень рассеянный преподаватель по отечественной истории не обратит внимания, когда она тихонечко войдет в аудиторию. Она не знала, поступила ли правильно или совершила ошибку, но действительно очень хотела помочь сестре обрести счастье. А раз Саша немножко ей нравится, значит, и Нике с ним может быть вполне хорошо, не так ли?

– Так это твой парень? – раздался вдруг справа от Марты знакомый спокойный голос. Она обернулась и увидела Юлю, сидящую в одиночестве на одной из многочисленных лавочек во дворе, вытянув вперед длинные ноги в кедах. Вид у нее был расслабленный, однако дерзость из глаз никуда не делась. Юля видела, как Карлова вылезла из «БМВ» Саши, и слышала его слова о подарке.

– А тебе что? – огрызнулась Марта, на которую присутствие этой коротко стриженной девушки с пирсингами действовало как красная тряпка на быка.

– Так, ничего. Интересуюсь. Хороший парень?

– Хороший. Очень хороший.

– Я рада за тебя.

– Очень смешно, – глядя не на Юлю, а на окна консерватории, в которых отражался кусочек неба, произнесла Марта, ноздри которой даже затрепетали от сдерживаемого гнева.

– Почему же смешно? – не поняла пианистка, разглядывая блондинку. Голос ее оставался спокойным, а взгляд – по-взрослому расслабленным и собранным одновременно. Хоть девушки и учились на одном курсе и были одногодками, Марта по сравнению с красноволосой казалась девочкой-подростком.

– Смешно наблюдать за тем, как ты делаешь вид, что заботишься обо мне.

С этими словами Марта вновь зашагала дальше, борясь с собой, чтобы не оглянуться и не прожечь нахалку взглядом. В ее голове появилась радуга неприязни, настоящей и глубокой, как Байкал, – по крайней мере так сама считала Карлова. Она вихрем пронеслась по коридорам, наполненных отзвуками самых разнообразных музыкальных инструментов, на которых репетировали в тех или иных кабинетах студенты, а после оказалась на лекции по отечественной истории, умудрившись незаметно проскользнуть на последнюю парту огромной аудитории, где сидел весь их поток. Марта попыталась сосредоточиться на словах преподавателя, но это у нее плохо получалось. То в голову лез Саша, то грозящая ей самыми разнообразными расправами Ника, то идиотка Юля, которая только своим видом портила настроение. Конца лекции девушка дождалась с большим трудом и одной из первых сорвалась с места – Надя с трудом успела догнать ее.

– Опять он приезжал? – горячо зашептала она на ухо подруге. – Ты уверена, что у вас с этим классным типом ничего нет? А? Что он от тебя хотел?

– Просто помочь с Никой просил, – устало отозвалась Марта и, чтобы отвязаться от надоедливой подружки, рассказала ей о том, что попросил ее сделать неугомонный Александр.

– Мне кажется, я хочу его в личное пользование, – выдохнула Надежда. – По-моему, это невероятно круто – так добиваться благосклонности женщины. Не находишь?

– Не нахожу, – буркнула Карлова, спускаясь по ступеням лестницы, чтобы наконец выйти из здания консерватории и оказаться на улице. Если первую половину дня она была возбужденно-радостной и ей казалось, что все просто прекрасно, то теперь являла собой мрачную личность, вокруг которой вилась аура раздражения. И все этот напыщенный Саша виноват! И вообще, может быть, пока не поздно, все же позвонить Нике и рассказать, как обстоят дела на самом деле? Вдруг она все же обидится или разозлится? Сестра не любит вмешательств в свою личную жизнь. Но, с другой стороны, вдруг все же он прав и Нику нужно просто поуламывать?

Марта, пребывая в нерешительности, успела даже засунуть руку в карман, дабы взять мобильник в пальцы, как ее позвали по имени. И сделала это Юля, около лавочки которой девушки в данный момент проходили, дабы попасть на остановку. От неожиданности плечи Марты едва заметно вздрогнули. Девушка, прошептав про себя: «Да что тебе от меня надо?», обернулась.

Юля сидела на лавочке все в той же скучающе-равнодушной позе, вытянув ноги и расслабленно сложив руки на коленях. Наверное, она ждала друзей, которые пока еще не вышли из здания консерватории, и до того как увидела Марту, видимо, что-то делала на планшете, лежащем на сумке с длинным ремнем, которая покоилась рядом со своей хозяйкой.

– Что? – тихо, как бы нехотя спросила Карлова, сверкнув глазами. Это не укрылось от явно проницательной Юли, и она понимающе усмехнулась. Причину огромной нелюбви Марты к собственной персоне она, конечно же, знала и старалась не слишком-то часто контактировать с ней, хотя, честно признаться, Юле было сложно сделать это, но вот в свете последних событий девушка не могла остаться в стороне.

– На пару слов подойди, – поманила она Карлову. Жест вышел в меру властным, но скорее дружелюбным, нежели каким-то обидным.

– Зачем же? Что ты опять хочешь?

Надя изумилась, услышав, как обычно по-детски восторженный и воздушный голос подруги сменился на голос сухой и не слишком приятный, механический.

– Поговорить. Пара минут, не больше. – Юля чуть-чуть пододвинулась и похлопала широкой длинной ладонью по лавочке около себя. Марта одарила красноволосую пианистку нелестным взглядом, но все же подошла к ней, встав напротив так, что носки ее черных и безмерно любимых изящных туфель на танкетке почти касались носков кед Юлиных удобных «Конверсов». Надежда пожала плечами и, чтобы не мешать этим двоим, тактично отошла в сторону, однако взгляда с девушек не сводила. Она, конечно же, с первого курса знала, что Карлова знакома с местной музыкальной знаменитостью, чье фото постоянно висело на своеобразной Доске почета консерватории, находящейся на первом этаже, прямо напротив главного входа. Там постоянно размещались фотографии тех удачливых и упорно занимающихся студентов, что получали те или иные премии или побеждали в очередном конкурсе мира классической музыки. Неулыбчивый снимок Юлии Крестовой висел на Доске почета слишком часто, хотя нельзя было сказать, что внешне девушка походила на профессионального музыканта – скорее на самодостаточную и ни от кого не зависящую неформалку, которой было бы неплохо играть в какой-нибудь рок-группе.

Но Марта никогда не говорила Наде, откуда она знает Юлю, хотя та несколько раз спрашивала ее об этом, и причин своей антипатии тоже не раскрывала. Иногда Надежде даже казалось, что, возможно, Марта в чем-то даже завидует Юле. И ничего удивительного – у той действительно самый настоящий музыкальный дар, который, как слышала девушка от сокурсников, открыл в ней ее отец-музыкант еще в раннем детстве. Талант к музыке, если он есть, конечно, вообще просыпается очень рано.

Бетховен дал свой первый концерт в восемь лет, Моцарт – в шесть. Рахманинов поступил на фортепианное отделение Санкт-Петербургской консерватории в девять, а Шуберт в тринадцать начал писать оперы.

«И почему Крестова все-таки не уехала в Московскую консерваторию? – лениво подумала про себя Надя, крутя в руках пожелтевший и начавший скручиваться листик с ближайшего, некогда пышного кустарника. – У нее бы могли быть такие перспективы… Вот я на ее месте вообще бы училась где-нибудь за границей. А потом выступала бы в Венской консерватории, э-эх».

– Что ты хочешь от меня? – спросила тем временем Марта, сердито глядя на землю с пожухшей, но все еще бодрящейся травой, как будто бы она была виновата во всех ее мелких неприятностях.

– Ничего особенного. Просто кое-что уточнить. – Юля в отличие от светловолосой смотрела ей прямо в глаза, как будто изучая. Свой вопрос она задала без промедления: – Это ведь и правда твой парень?

– Саша? – чуть помедлив, спросила Марта, не понимая, чего от нее хочет эта подозрительно спокойная девица. Завидует, что ли? Сама-то небось без пары. И с представителями мужского пола общается только дружески. Кажется, все ее друзья – это парни, вот Юлечка и бесится. – Ну, мой он, и что?

– Нет, ничего. Интересуюсь. Ты хорошо его знаешь? – очень осторожно спросила Юлия, и вопрос ее показался Марте настолько неуместным, даже нелепым, что из ушей Карловой едва не повалил дым. Ну чего она пристала с такими глупостями?! Пусть живет своей жизнью, а не лезет в ее. На это она права никакого не имеет. И никогда не будет иметь. Или… Или Крестова поняла, что Марта сказала неправду? И никакой Саша ей не парень.