- ...смерть или жизнь? - минут через десять закончил Томас, вопрошающе обратившись к собравшимся вокруг людям - а их становилось все больше и больше. Посетители выставки, заходящие время от времени в этот небольшой зал, явно не ожидали встретить в нем того, ради которого они сюда, собственно, и пришли, а, встретив, не преминули подойти и хотя бы одним глазком взглянуть на художника.

- Должны ли мы родиться, чтобы умереть, или умереть, чтобы родиться? В прямом и в переносном смысле, естественно. В течение жизни мы несколько раз умираем и рождаемся заново, - продолжал задумчиво Томас, стоя около Марты и Ники. - И суть всего этого - это наши внутренние изменения, которые ведут к изменениям внешним. К таким о, которых вы даже и не мечтали. Вернее, наоборот, мечтали.

- А что, если не судьба? Что, если то, о чем мы мечтаем и чего страстно хотим, не предусмотрено нашей судьбой? - спросил кто-то умный из небольшой, но крайне заинтересовавшейся происходящим толпы. - Судьба - это ведь то, что нам предуготовлено свыше, и мы не можем изменить ее ход.

- Что значит не судьба? Что значит не предусмотрено? Что значит не можем изменить ее ход? - сердито спросил Томас, выискивая глазами вопрошающего - им оказался один из студентов-интеллектуалов в очках. Теперь он явно ждал ответа от маэстро. - Изменяй себя и будет изменяться твоя судьба. Убей себя - в переносном смысле, естественно, пройди через испытания, и возродись заново, как он, - тут художник ткнул пальцем на собирающегося нагадить на голову смерти феникса - все дружно уставились на птичку, - тогда и твоя жизнь поменяется. А если ты не будешь трансформироваться, то и судьба твоя, соответственно, тоже, застынет. Не знаешь итальянского, тебе не судьба будет общаться с детьми солнечной Италии, но как только выучишь, приложив усилия и волю, то и судьба твоя поменяется - сможешь, например, познакомиться с хорошенькой итальяночкой и жениться на ней. Чемпионом мира по биатлону не стать тому, что впервые видит лыжи в сороковник. Певицей не стать тому, кто рожден мужчиной. Все закономерно, друзья мои, все закономерно и держится в равновесии и равновесием. Вашем внутреннем, естественно. И вообще, живите и дышите свободно, без рамок и ограничений! - вдруг улыбнулся собравшимся художник. - И не путайте судьбу с предназначением или собственным бессилием. И да, - добавил он, - если ты не будешь меняться, то у тебя не будет опыта, чтобы отличить попугая от птицы счастья. - С этими словам знаменитый художник протянул руку к двум другим птичкам, гордо восседающим на голове смерти, которая, похоже, тоже задумалась над словами Томаса Радова, и только тогда Марта разглядела, что на попугае висит крохотная табличка с надписью "Птицень счастья", а на синей птице - "Попугайко".

- Короче, живите свободно, - объявил Томас громко и убедительно. - Мы не зависим от судьбы, мы ее выбираем. От судьбы не убежишь - ее просто-напросто поменяешь своими поступками и мыслями. И тогда поймешь, какую птицу нужно ловить. Хотя, конечно, о синей неуловимой птахе счастья разговор должен быть отдельным. Так что это я так, в общем.

- Вы бесспорный талант! - захлопала ему от избытка эмоций женщина-журналист с пегими волосами, и к ней присоединились и другие люди. - Кстати! Как интересно! Среди ваших поклонников так много молодых людей. Взять хотя бы этих очаровательных девушек, - и она кинула взгляд на обалдевших от эмоций Нику и Марту.

- Это так приятно - видеть, что современное искусство пробуждает интерес у столь юных созданий! - подхватил ее коллега-колобок, а хозяин галереи вновь заухмылялся.

Томас пожал плечами, но по его смеющимся карим глазам видно было, что и он рад сему факту.

- А можно ваш автограф? - попросила Ника с сияющим лицом, подумав, что этот день ею точно прожит не зря! Это ведь так классно - встретить того, кто дарил тебе своими картинами, пусть на первый взгляд непонятными и странными, столько эмоций. Да и к тому же о судьбе Томас говорил правильные вещи.

- Конечно же, оставлю его вам с большим удовольствием, - благосклонно согласился художник, принимая из рук Ники ручку и блоконтик. Молчаливый фотограф вновь усиленно защелкал затвором - видимо, хотел сделать как можно большее количество снимков, лучшие из которых в скором времени должны были пойти в материал, посвященный приезду в их город такой личности, как господин Радов.

Томас Радов с удовольствием расписался для обеих девушек - Марта зря волновалась: подпись он ставил хоть и оригинально, слегка коряво, но привычно, без стеснения и вполне себе по-человечески, а после художник оставил автограф на память и всем остальным желающим, одновременно шутя и рассказывая о своем творчестве, да с таким энтузиазмом, что даже далекая от художественного мира Марта заинтересовалась им. После знаменитый художник современности был вновь забран возревновавшими журналистами и утащен ими в неизвестном направлении.

- Я под впечатлением, - улыбнулась скрипачка, у которой было такое чувство, что она и сестра побывали теплом, чуть-чуть сумасшедшем вихре - так ее впечатлил Томас Радов.

- Видишь, какой он классный, - с гордостью, как будто бы художник был ее собственным сыном, сказала Ника, пряча автограф в сумочку. - А насчет судьбы - это он в точку. Просто кое-кто боится ее менять, - добавила она неожиданно зло, вспомнив Укропа и его дурацкие теории, которые явно не приведут ни чему хорошему. Тесеюшка тоже, наверное, не был счастлив, отказавшись от Ариадны.

- Ты чего? - посмотрела на сестру Марта.

- Нет, ничего. Давай еще походим?

- Давай. Тут забавно! У меня теперь настроение хорошее-прехорошее!

Когда девушки вышли на улицу, вновь оказавшись перед торгово-развлекательным центром "Рай" и совсем неподалеку от ресторана "Милсдарь", то солнце уже начинало садиться - по-тихому, медленно, с ленцой, которое больше было присуще томному изнеженному июню, а не активному броскому маю. Марта только облегченно вздохнула, глядя на то, как лучи цепляются за крыши зданий, как будто бы не хотят покидать эту часть земли. Точь в точь, как маленькие дети, которых строгие мамы зовут домой, а они не хотят прерывать интересную игру и кричат: "Еще пять минут! Пожалуйста! Мы только доиграем!".

- Боже, я думала, из этого филиала ада я не вырвусь! - сказала девушка в шутку, поправляя волосы. Выставка-инсталляция Томаса Радова порядком ее впечатлила.

- Мы культурно просвещались!

- Вот в следующие выходные я возьму тебя на оперу. Там окультуришься не на шутку, - мстительно пообещала Марта сестре, зная ее нелюбовь к данному виду музыкального искусства. - Но этот Радов, он прикольный. Интересно, каким бы он музыкантом был?

- Не знаю. Рокером. Крутым, старой закалки. Как чуваки из "Кисс", - недолго думая, сказала Ника. - Блин, что-то в глаз попало, подожди. - Она полезла в сумочку и, немного в ней покопавшись, достала небольшое круглое зеркальце с украшенным мелкими стразами ангелом на аккуратной крышечке.

Ее кузина послушно остановилась.

- Я имела в виду, на каком бы он инструменте играл. Но мне понравилось твое сравнение, - улыбнулась Марта, отчего-то чувствуя себя немного уставшей, но почти счастливой. Может быть, это было связано с началом мая, который девушка очень любила, может быть, с выходными теплыми дни, а, может быть, с тем, что, как казалось скрипачке, ее чувства к Саше становились менее яркими и болезненными.

- Может быть, он играл бы и на скрипке, - отозвалась Ника, продолжая разглядывать чуть покрасневший глаз. После встречи с Т. Радовым ей тоже было хорошо на душе. Художник, о котором она столько слышала, оказался самой настоящей солнечной батарейкой, нет, даже батареищей, способной положительно заряжать всех тех, с кем Томас общался. Казалось, в этом харизматичном человеке самой природой заложены неограниченные ресурсы чистой светлой энергии.

- Тогда уж, на электроскрипке, - поправила сестру Марта. - Ну что, вытащила из глаза соринку? Кстати, куда сейчас пойдем? В сторону проспекта или к парку на Императорской площади? Или здесь будет стоять?

Ника, моргая и убирая зеркальце обратно в сумку, задумалась.

Она хотела предложить кузине просто пройтись по близлежащим улочкам города, на которых частенько встречались нарядные и недавно отреставрированные особняки прошлого и позапрошлого веков, но как только девушка только открыла рот, то увидела, как к находящемуся справа от них претенциозному ресторану "Милсдарь", в котором Ника несколько раз была стараниями своего молодого человека, подъезжает знакомый ей автомобиль - черный серьезный "Джип Рэнглер". Первым из него вылез Александр, а следом за ним и его накаченный друг Миха со шрамом через всю щеку, принявшийся что-то бурно доказывать Саше. Тот смотрел на Миху, как на огромного рыжего таракана и скептически молчал, как будто бы уже принял какую-то точку зрения и не собирался от нее отказываться, не смотря на все уговоры водителя "Джипа". Если бы Ника точно не знала, что эти двое - партнеры, она бы, наверное, приняла Михаила за Сашиного телохранителя.

- Ты чего замолчала? Опять что-то с глазом? - поинтересовалась Марта, которой не терпелось уже куда-нибудь пойти. Она перехватила взгляд двоюродной сестры и тоже заметила Александра, мгновенно подобравшись. Когда скрипачка видела его, она разрывалась между двумя чувствами: скукой по любимому человеку и нежеланием встречать его вообще. Он же девушек не видел, все свое внимание обратив на подъезжающий к ресторану вальяжный белый "Мерседес", откуда выбрались двое мужчин лет тридцати пяти, или, быть может, старше. Одного из них, с колючим, очень жестким взглядом глубоко посаженных глаз, как запомнила Ника, звали Максом. Она видела его всего лишь дважды: первый раз осенью, когда Сашка притащил ее в ресторан на обеде, а второй - где-то в феврале, и оба раза Карлову посещало странно нервное чувство, что этого мужчину она уже когда-то встречала. Вот только где и при каких обстоятельствах, девушка припомнить так и не могла, и ее это очень мучило.