– Уильям! – воскликнула тетя Виола. – Что за мысль! Не обращайте на него внимания, Эдмунд. Он просто шутит. И ваша сестра, Уильям, тоже.

Эдмунд рассмеялся.

– Ну, – сказал он, – я с уверенностью вложу ее руку в руку сэра Седрика. И не могу пожелать для нее ничего лучшего. Тетя Виола подхватила Мэдлин под локоть.

– А что вы собираетесь делать, милочка, когда ваша матушка уедет? – спросила она. – Мы с Уильямом будем очень рады, если вы поживете у нас какое-то время.

– Ах, благодарю вас, – ответила Мэдлин с улыбкой. – Но я скоро займусь устройством своего будущего. Знаете, это такое волнующее занятие – начинать новую жизнь. – И она высвободила руку и пошла дальше.

Дворецкий матери коснулся ее руки и подал карточку.

– Джентльмен не хотел, чтобы я объявлял о его приходе, сударыня, – сказал дворецкий, кланяясь. – Он велел мне спросить у вас, примете ли вы его.

Все вокруг нее закружилось, голоса отступили на задний план. Не существовало больше ничего, кроме карточки в ее руке.

– Нет, – сказала она. – Скажите лорду Бэкворту, что я не желаю его видеть.

Дворецкий поклонился и вышел.

Каким-то чудом рядом с ней оказался Доминик. Он взял ее за локоть, и Мэдлин улыбнулась. В противном случае она упала бы в обморок. Может быть, все присутствующие знали, что произошло. Она не стала оглядываться.

Она не заметила, как Александра выскользнула из комнаты.

– Этот фрак вы шили у Вестона, не так ли? – спросила она. – Я уже давно собираюсь сказать вам, Домми, что вы выглядите в нем превосходно.

– Спасибо, – отозвался он. – Эллен тоже понравилось, когда я в первый раз надел его сегодня вечером.

– Скорее, она пришла в восторг от того, кто надел этот фрак, – сказала Мэдлин.

– Ну что ж, я этого не исключаю, – ответил Доминик. – Хотя я, конечно, не тщеславен.

– Конечно, нет, – сказала она, и они усмехнулись.

– У вас все в порядке? – тихо спросил он.

– Все чудесно, – ответила она. – А почему бы и нет? Доминик повел ее под руку, и они расположились там, где сидели их мать и сэр Седрик.

Он в Лондоне. Только что стоял внизу у лестницы. Он приехал за ней. О Господи, он приехал за ней. Наконец-то.

Прошло уже больше месяца. Что же он делал все это время? Сидел дома? Скучал ли он по ней? Был ли он так же рад, что она уехала, как рада была уехать она?

Скучал ли он по ней?

Не написал ей ни разу.

Зачем он приехал? Намеревается разыграть из себя тирана и насильно отвезти домой? И может ли он так поступить? Мэдлин всерьез опасалась, что такое право у него есть. Но она не поедет. Ему придется связать ее, заткнуть рот и так ехать всю дорогу, а потом держать ее до конца жизни под замком. Она не поедет. Кроме того, Эдмунд не позволит увезти ее насильно. И Домми не позволит.

Но они ведь всего лишь ее братья. А он – муж. Не совершат ли они благородный поступок, не отойдут ли в сторону, отказавшись вмешиваться?

– Я не боюсь, что он приедет, – сказала она с улыбкой, обращаясь к леди, сидевшей рядом. – Он слишком занят, а дорога очень долгая.

Но он здесь, подумала она. Он в Лондоне. Может быть, Джеймс не станет принуждать ее. Может быть, он не станет тащить ее домой силком. Может быть, теперь, когда она отказалась принять его, он уедет. Может быть, Пар-нелл вернется домой один.

Ее охватила паника. Может быть, она никогда больше не увидит его.

Ее мысли сразу же обратились к тому, что постоянно вертелось у нее в голове. Неужели правда? Это прямо насмешка – после всех этих месяцев тревожных ожиданий и мучительных разочарований. Теперь это не может безнадежно не запутать ее жизнь, а ведь похоже, что так оно и есть. Задержка уже на три недели.

Последние полтора месяца она прожила в полном смятении. Из-за этого. Никаких других симптомов не было. Ни тошноты по утрам, Ни необычной утомляемости. Ничего. Только задержка на три недели. А последняя задержка, которая была у нее задолго до того, длилась всего четыре дня.

Теперь ей не хотелось, чтобы это было правдой. Если она понесла от него, он ни за что ее не отпустит. Джеймс заставит ее вернуться. Ей не хотелось, чтобы это было правдой. Ей не хотелось возвращаться.

А он здесь. Он приехал. Он приехал за ней. Он приехал к ней.

Джеймс.

– Я очень, очень переживала, как сказать детям, – говорила ее мать, устремив взгляд на Мэдлин. – Я боялась, что они отнесутся неодобрительно к моему выбору или решат, что я их предала.

– Ах, матушка! – Мэдлин вскочила со стула и подошла к матери. Она села на ручку ее кресла, обняв мать за плечи. – Невозможно больше радоваться за вас, чем это делаю я. Единственный мой упрек состоит в том, что вы не сделали сэра Седрика нашим отчимом много лет тому назад. – Она наморщила носик, глядя на Харвея. – Вы считаете, мы должны будем называть вас папочкой?

Все засмеялись.

«Где он теперь? – думала Мэдлин. – Вернется ли он? Или уедет и никогда больше не подойдет ко мне?»

Она умрет, если он не вернется.

И все же она десять раз отказалась принять его в течение последующих десяти дней.

* * *

– Джеймс!

Дворецкий понес его записку, и Джеймс отвернулся до того, как Александра спустилась до половины лестницы. Она бросилась вниз, а он повернулся и раскрыл ей объятия.

– Джеймс! – И сестра повела его в маленькую гостиную.

– Алекс, – сказал он, снова обняв ее, когда они вошли в комнату. – Как я рад снова вас видеть. Вы уже располнели.

Потом она отодвинулась и посмотрела на него. Вид у брата был совершенно измученный, лицо худое и нездоровое, глаза очень темные и пристальные. Волосы отросли. Она откинула завиток, падавший ему на лоб и глаза.

– Я знала, что вы приедете, – сказала она. – Эдмунд собирался ехать в Йоркшир, но я знала, что вы приедете.

Его улыбка скорее напоминала гримасу.

– Мрачный старший брат? Собрался занести карающий меч? Алекс опустила руку ему на плечо.

– Вы говорите об Эдмунде, – напомнила она. – Он заботливый старший брат, Джеймс. Он хотел узнать, нельзя ли как-то поправить дело.

– Вряд ли. Мэдлин только что отказалась видеть меня.

– Джеймс, – она погладила лацканы его сюртука, – ах, Джеймс, ведь это не правда, да? Дора вам не любовница?

Он скривился:

– Кажется, все в это поверили. Это не правда, Алекс.

– Так я и знала! Хотя Доминик сказал Эдмунду, что все дело в этом. Джеймс, когда вы спали в последний раз? Вид у вас ужасный.

В его глазах мелькнуло что-то веселое.

– Неужели? Значит, к лучшему, что она не увидит меня сегодня. Как она?

Сестра покачала головой:

– Занята, улыбается, наслаждается сезоном. Они посмотрели друг другу в глаза.

– Значит, она несчастна, – проговорил он. – Да.

Джеймс отвернулся и подошел к окну.

– Как я все запутал! – воскликнул он. – Мне не стоило жениться на ней.

– Я думала, вы ее любите, – сказала Алекс; голос у нее был невыразительный и несчастный.

– Люблю, – кивнул он. – В том-то все дело.

Алекс обняла его сзади и прислонилась щекой к его спине.

– Когда вы вернулись прошлым летом, – заговорила она, – мне показалось, что вы изменились, что вы оставили позади все свои трудности и начали новую жизнь. Я была так счастлива, когда вы женились на Мэдлин. Я тоже люблю ее.

– Я действительно изменился, – возразил он. – Я договорился с самим собой и с жизнью. Я даже начал видеть в ней какой-то смысл. Возможно, Бога, хотя и не того Бога, в вере в которого нас воспитали.

– То был не истинный Бог, – быстро проговорила сестра. – Этому меня научил Эдмунд, и моя жизнь с ним показала мне, что он прав.

– Но, наверное, во мне было что-то еще, – продолжал Джеймс, – что сказало мне: я не заслуживаю той жены, которую люблю. Равно как и счастья.

– Дора? – спросила Алекс. – Она очень несчастна? Она страдала так же, как и вы? И до сих пор страдает?

Джеймс горько засмеялся.

– Она выглядит довольной, – ответил он. – И нет никаких признаков, что она особенно страдала в то время, когда это случилось. Хотя, наверное, какие-то разочарования ей пришлось испытать. Она намеревалась выйти замуж за отца своего ребенка.

– Это не ваша вина, – напряженно проговорила Алекс. – Перестаньте обвинять себя, Джеймс. И отца. Он сделал то, что в то время ему казалось наилучшим, хотя совершенно не правильно с его стороны было даже не посоветоваться с вами.

– Это ребенок от Питерли, – сказал Джеймс. Руки, обнимавшие его, опустились.

– Герцога Питерли? – глупо переспросила Алекс.

– Его самого, – ответил он. – Того самого герцога, для которого вы оказались недостаточно подходящей, Алекс, после того как вас похитили и вынудили провести ночь в одиночестве в доме Эдмунда.

– У Доры ребенок от него? – Сестра уставилась на его спину неверящим взглядом.

– Мы оказались простофилями, – сказал Джеймс. – Я имею в виду отца и себя. Очевидно, лучше было запятнать наши имена, чем уронить Питерли в мнении света. Конечно, я вел себя небезупречно. Это мог быть и мой ребенок, а Доре было всего лишь семнадцать лет в то время.

– Но… – начала Александра; казалось, сестра никак не может подыскать нужные слова. – Все то бремя, что вы несли, Джеймс. Что же, оказывается, все было напрасно?

Джеймс сжал кулаки.

– И все это погубило Мэдлин, – сказал он. – Вот что хуже всего. Я погубил ее.

– Нет, Джеймс. – Алекс снова обняла его сзади. – Нет, это не так. Почти не бывает вещей, которые нельзя было бы исправить. Она поймет, если вы ей все объясните. Еще не поздно. Вы любите ее, и я уверена, что она тоже вас любит.

Джеймс засмеялся.

– Если она что-то и чувствовала по отношению ко мне вначале, – сказал он, – от этого скорее всего ничего не осталось, Алекс. И она не хочет меня видеть.

– Захочет, – сказала Алекс. – Если вы будете настойчивы. Вы ведь не отступите, правда?