– Она никогда не пройдет, – отозвалась Мэдлин, чей голос был приглушен подушкой.

– Сойдите вниз, поговорите со мной, – сказала леди Эмберли. – Я послала предупредить Седрика, чтобы он не приходил сегодня. Мы побудем одни. Пойдемте, вы расскажете мне, что произошло. Иногда поговоришь, и станет легче.

– Я его ненавижу, и я оставила его навсегда, – сказала Мэдлин.

– Да, дорогая. – Мать ласково взъерошила ей волосы. – Это вы мне уже сообщили, когда приехали. Но наверное, можно рассказать и побольше. Я не собираюсь тянуть из вас слова насильно. Если хотите, можете спать всю ночь и весь завтрашний день. Но если вам захочется поговорить со мной – сегодня я обедаю одна. Обед будет подан меньше чем через час.

Она встала и вышла.

Как ни странно, но Мэдлин показалось, будто ее бросили. Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Ей было страшно одиноко. Она в Лондоне, мама внизу, Домми тоже в Лондоне. А впереди ее ждут визиты к многочисленным друзьям.

Скоро все изменится. Вокруг люди, с которыми можно разговаривать не замолкая, если ей того захочется. Люди, которые любят ее и станут слушать ее и принимать участие в разговоре. Одиночество кончилось. Больше не будет молчания Джеймса и его угрюмого настроения.

Но ей так одиноко, что у нее болит живот, и горло болит, и ее охватила такая вялость, что она даже пошевелиться не может. Пока она не сняла обручальное кольцо, она не сознавала, до чего привыкла вертеть его на пальце. Палец казался теперь просто голым.

И хотя после того, как он завершал свое дело с ней, они никогда не прикасались друг к яругу в постели, сейчас кровать, в которой она лежала, казалась ей без него огромной, холодной и пустой. Она повернулась на бок и положила руку на несмятую подушку подле себя.

Его здесь нет. Его не было здесь никогда и никогда не будет. Она вернулась домой, где прожила вместе с матерью столько лет. Она снова дома. Где ее любят, где она нужна. И наверное, завтра придет Домми – или она пойдет повидаться с ним. И с Эллен, и с младенцами. Нет, какие там младенцы!

Им уже больше годика.

Она снова дома. Можно забыть о кошмаре этих восьми месяцев. Можно расслабиться и начать выздоравливать.

Но постель такая пустая. Она сделала бы что угодно, подумала Мэдлин, крепко зажмурив глаза и сжав руку, лежащую на пустой подушке, в кулак – что угодно! – лишь бы открыть глаза и увидеть его рядом с собой, с его угрюмым лицом, непроницаемым взглядом и всем остальным. И завитком темных волос, который обязательно упадет ему на лоб, чтобы она могла откинуть его назад.

Боже! О Боже, ей действительно хочется умереть. Ей не для чего больше жить. На соседней подушке лежит ее рука. Левая рука, на которой больше нет кольца.

Джеймс.

– Джеймс, Джеймс, – шептала она снова и снова.

Джеймс и Дора Драммонд. И их сын Джонатан.

Она резко откинула одеяло и села на краю кровати. Господи, что это она делает? Мучиться из-за неверного мужа? Купаться в жалости к самой себе, потому что оказалась настолько глупой, что стала его женой?

Хватит! Она – леди Мэдлин Рейни, а не какая-то плаксивая меланхоличная особа, которая гибнет при первом же ударе судьбы.

Нет. Она принялась снимать ночную сорочку, но остановилась. Она не леди Мэдлин Рейни. Она леди Мэдлин Парнелл, леди Бэкворт. Но как бы ее ни звали, она не принадлежит к тем, кто покоряется судьбе. Если Джеймсу когда-нибудь захочется расспросить кого-то о ней, он не услышит рассказа о бедном покорном создании, которое погибло из-за его неверности.

Ни в коем случае. Она накинула пеньюар и позвонила, вызывая горничную.

Ее матери пришлось провести обед в обществе веселой дочери, без умолку болтающей на всевозможные темы, из которых ни одна не носила даже отдаленно личного характера.

Когда прибыли лорд и леди Идеи, вдовствующая графиня вздохнула с огромным облегчением, потому что монолог дочери на время прервался.

– Эллен! – Мэдлин бросилась через всю комнату, чтобы обнять невестку. – Как я рада снова видеть вас! Вы прекрасно выглядите. А что, Чарльз и Оливия сильно выросли с тех пор, как я видела их? Они уже ходят? Наверное, ходят. Им ведь уже больше года?

И, не дожидаясь ответа ни на один из вопросов, она повернулась к брату.

– Домми, – сказала она, – Домми. – И прижалась к высокому, сильному, надежному телу брата-близнеца, чувствуя при этом, что вся ее решимость тает.

– Мы не были уверены, что вы встанете, – улыбнулся он, целуя сестру в макушку. – Вы что же, проделали всю дорогу в почтовой карете и даже не остановились, чтобы поспать?

Она посмотрела на него несколько ошеломленно.

– Нет, мне кажется, я не останавливалась, – ответила она. – Я не помню никаких постоялых дворов. Кажется, я проделала весь путь без остановки.

– Вы даже не помните наверняка? – спросил он.

Она отодвинулась от него и весело улыбнулась остальным находившимся в комнате.

– Во время такого путешествия видишь столько разных вещей, – сказала она. – И столько разных характеров. Когда едешь в своем экипаже, многое пропускаешь.

И она пустилась в описание своего путешествия, сама удивляясь, сколько всего она запомнила. Единственная подробность, которую она помнила, начиная свой рассказ, было кольцо, выброшенное за окно кареты, а час спустя – попытка преодолеть желание во что бы то ни стало остановить карету и выпрыгнуть из нее.

– Мама, – сказала Эллен, вставая после того, как прошел час и было выпито множество чашек чаю, – вы хотели показать мне ваше новое бальное платье. Вчера, как вы помните, времени на это не было.

– Совершенно верно, – отозвалась вдовствующая графиня, улыбнувшись невестке и также вставая. – Как хорошо, что вы мне напомнили, милочка. Если бы я вспомнила после вашего ухода, это было бы досадно.

И леди отправились наверх посмотреть на несуществующее платье.

– Мне тоже понадобятся новые бальные платья, – сказала Мэдлин брату. – Те, что у меня есть, конечно, совсем уже немодны в этом сезоне. Завтра я поеду за покупками. Интересно, будет ли мама свободна, чтобы поехать сонной? Или, может быть, Эллен захочется поехать? То есть если она не занята. Если у вас с ней нет других планов. У вас ведь много всяких приглашений. Верно?

– Эй! – тихо окликнул ее Доминик, вынуждая посмотреть себе в глаза – впервые за весь вечер. – Я ведь ваш близнец, Мэдлин.

– Не надо, – ответила она, коротко засмеявшись и вытянув руки, словно защищаясь. – Я еще не готова к этому, Домми.

– Это просто ссора? – спросил он. – Вы действовали, как это часто с вами бывает, под влиянием момента?

Она посмотрела на него широко открытыми глазами. И покачала головой.

– Что-то поважнее? – спросил он.

– Я никогда его не любила, – проговорила она почти шепотом. – Я всегда его ненавидела. Это была просто одержимость. Теперь все прошло.

Он откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на нее.

– Вы любили его, – сказал он. – И сейчас любите.

– Не будьте чересчур умным, Домми! – Она взволнованно встала и подошла к окну. – Я замужем с прошлого августа. С тех пор вы не видели ни Джеймса, ни меня. Вы не знаете. Я питаю к нему отвращение, и если мы увидимся через сто лет, этот срок не покажется мне слишком долгим.

Она не услышала, как он подошел к ней. И вздрогнула, когда его руки опустились ей на плечи.

– Расскажите мне, что произошло, – попросил он. Пожав плечами, она устремила невидящий взгляд в темноту.

– Я совершенно его не знаю, – начала она. – Глупо звучит, не правда ли, после восьми месяцев совместной семейной жизни. Он не разговаривает со мной, никогда не улыбается мне. Я никогда не знаю, что выражают его глаза. У него замашки собственника и диктатора. Разговариваем мы только тогда, когда ссоримся.

– Собственника? – переспросил Домми. – Значит, какие-то чувства к вам у него есть.

– Нет, никаких, – возразила она. – Я просто собственность.

– Но всех этих неприятностей еще недостаточно, чтобы броситься стремглав в почтовую карету, – резонно заметил он. – Что случилось, Мэд?

Она опустила голову ему на плечо и закрыла глаза.

– Случился конец света, вот и все.

– Мелодрама? – Он погладил ее по плечам. – Нет, прошу прощения. У вас нет сил, чтобы актерствовать передо мной. Вы говорите серьезно. Что же привело к концу света?

– Эллен увела маму нарочно, да? – спросила Мэдлин. Он тихо засмеялся:

– Вы, наверное, были вне себя, если вам приходится спрашивать об этом. Это было сделано не очень-то тонко.

– Вы выбрали себе чудесную жену, Домми. Я рада за вас.

– Спасибо, Я тоже рад за себя. Что привело к концу света?

– У него есть любовница, – сказала она. – И девятилетний сын от нее. Мальчик даже внешне похож на него. И однако, когда я подружилась с другим мужчиной, это вызвало ярость.

– Что-нибудь особенное?

– Управляющий герцога Питерли, – сказала она. – Приятный человек, который был добр ко мне. Его сестра и есть любовница Джеймса. Ему было больно говорить мне об этом.

– Кому – ему? Джеймсу или управляющему?

– Карлу, – пояснила она. – Карлу Бисли.

– Он рассказал вам?

– Только когда я увидела достаточно для того, чтобы у меня появились серьезные подозрения.

– И этот человек ваш друг? – спросил Доминик. – И ваш муж возражает против этой дружбы?

– Да, – вяло ответила она. – Наверное, он решил, что мы обнимаемся, но Карл просто держал меня за руки после того, как ему пришлось все мне рассказать.

Доминик пробормотал какое-то ругательство, возразить против чего у Мэдлин недостало сил.

– Вы вполне уверены, что рассказанное им, правда?

– Да, вполне. – Голос ее звучал монотонно. – Они были наедине в комнате незадолго до того, как Карл вывел меня из дому.

– Не всегда можно доверять глазам, – наставительно заметил Доминик. – Ведь то, что видел ваш муж, на деле было не тем, что ему показалось.