– Привлекательным! – с негодованием бросил он. – Я еду домой – вы будете рады услышать это? До Рождества. Я должен встретиться со своими родными, хотя это будет серьезным испытанием.

– Без сомнения. А вы намереваетесь и на них тоже смотреть в профиль?

– Вы не очень-то склонны к сочувствию, да?

– Вы как-то раз потребовали, чтобы я вас не жалела, – сказала она. – Теперь вы думаете иначе?

– Нет. Я бы предпочел тысячу ваших колкостей чьей-либо жалости.

– Комплимент! – заметила она. – Мы делаем успехи. Он устремил взгляд прямо перед собой.

– Всего одно мгновение может изменить весь ход жизни, – проговорил он. – Я всегда мечтал об обычной жизни. Я не просил много. Всего лишь родных и дом. К тридцати годам, быть может, жену. Детей. Спокойную жизнь.

– А теперь вам приходится жить как отшельнику, потому что вы безобразны и покалечены?

Он сверкнул на нее своим глазом.

– Вам доставляет удовольствие смеяться надо мной, – сказал он. – Есть ли женщина, которая не отпрянет с отвращением, услышав от меня предложение? Знаете, почему я не мог рисовать сегодня? Потому что мне хотелось поцеловать вас, вот почему. А теперь попробуйте сказать, что эта мысль не вызывает у вас омерзения.

Она на минутку задумалась.

– Эта мысль не вызывает у меня омерзения, – сказала она.

– Ах да, вы храбрая. Вы полагаетесь на то, что я джентльмен и не попытаюсь это проверить?

Она подняла руку и легко провела пальцем по его шраму.

– Вам больно? – спросила она.

– От такого легкого прикосновения – нет.

– А так больно? – Она наклонилась к нему и прикоснулась к шраму губами. Когда она снова отодвинулась, лицо у нее пылало.

– Нет.

– Тогда поцелуйте меня. – Она смотрела на его подбородок. – Попробуйте проверить.

– Вам ни к чему быть доброй, – сказал он, едва сдерживая ярость. – Именно вам.

– О! – Дженнифер поднялась с подстилки и отошла от него. – О, как вы могли?! Неужели вы не поняли, сколько потребовалось храбрости, чтобы попросить вас поцеловать меня? Я могла бы умереть от стыда. Я вас ненавижу, сэр, и надеюсь, что вы не достанетесь ни одной женщине. Вы заслужили прожить всю жизнь в одиночестве. В жизни меня так не унижали!

– Дженнифер! – Его голос наконец пробился сквозь ее смятение. В нем звучало что-то похожее на смех. – Пожалуйста, подойдите сюда. Видите, я не могу встать и поймать вас. Мне страшно жаль. Я был слишком погружен в собственные выводы и не заметил вашей храбрости. Прошу вас, сядьте.

– Мне не следует этого делать, – проговорила она настороженно, снова опускаясь на краешек подстилки и держась очень прямо. – Мне нужно идти домой.

– Вы позволите мне поцеловать вас? – спросил он. – Я мечтал об этом так давно.

Она почувствовала, что вся вспыхнула, когда придвинулась к нему по подстилке и он обнял ее рукой за плечи. Другую руку он поднес к лицу девушки, приподняв большим пальцем ее подбородок. Ей казалось, что ее щеки вот-вот запылают огнем.

– Вы такая хорошенькая, – сказал он, – и такая живая. Как мне хотелось бы быть целым и невредимым – ради вас, Дженнифер!

Ответить он ей не дал. Его губы коснулись ее губ, легко, испытующе. Они то и дело чутко отрывались от нее, чтобы она могла кончить этот эксперимент, как только ей захочется. Но к этому времени ее рука уже обнимала его за шею и ее губы снова потянулись к нему.

Прошло несколько мгновений, и каким-то образом они переменили положение так, что теперь скорее лежали, чем сидели на подстилке. И каким-то образом за это время Дженнифер потеряла рассудок. Единственное, что она могла произнести, когда Пенворт ее отпустил, было довольно бессмысленное «О!»

Он лежал рядом, подложив руку под голову.

– Спасибо, – сказал он, найдя ее руку. – Вы очень добрая леди, несмотря на вашу – зачастую варварскую – манеру выражаться. Вы будете ждать, когда закончится ваш траур, и искать себе привлекательного мужа?

– У которого будет две ноги, две руки и два глаза, – сказала она. – О да, сэр, в голове у меня просто нет иных вариантов.

– К чему такой язвительный тон?

– Странно, – сказала она, – но когда вы заговорили, я как раз думала об одноногом и одноглазом человеке, не отличающемся особой привлекательностью.

Наступило молчание.

– Мне нечего предложить вам, Дженнифер, – сказал он.

– Ну конечно, нечего, – сказала она. – Стоит только посмотреть на вас – и сразу же станет ясно, что вы – только полчеловека.

– Не может быть, чтобы я был вам нужен.

Дженнифер ничего не сказала. Она села и снова обхватила колени руками.

– Когда моя нога – или то, что от нее осталось, – окончательно заживет, – начал он, – я постараюсь сделать себе протез. Может быть, я никогда не смогу к нему привыкнуть. А может, и смогу. Но я попытаюсь.

Она все еще молчала.

– Дженнифер. – Не без труда он сел рядом с ней и снова потер бедро. – Может быть, к следующему лету состояние моего здоровья улучшится. Шрамы станут не так заметны. Я разберусь с делами в своей семье. Ваш траур закончится. Тогда я смогу приехать в Лондон.

Она ничего не ответила.

– Вы хотите, чтобы я приехал? – нерешительно спросил он.

Она пожала плечами.

– А вы?

– Я первый спросил, – возразил Пенворт. – Ну да не важно. Да, я хочу. – Он положил руку ей на затылок. – Вы понравились мне еще в Брюсселе. Только там вы были ослеплены Иденом, а я увлекся Мэдлин. А потом у нас не было никаких возможностей, кроме как действовать друг другу на нервы. Но завтра я смогу легко проститься со всеми, живущими в этом доме, но не с вами. Все остальные мне нравятся, и я буду скучать по ним. Без вас я буду тосковать.

– Мне не хочется, чтобы вы уезжали, – сказала она.

– Мне тоже. – Он тронул пальцами ее шею. – Но мне кажется, так лучше. Мы с вами, Дженнифер, еще не готовы друг для друга. Мне нужно выяснить, какой образ жизни я смогу вести. Мне нужно восстановить силы – я говорю не только о силе физической. И вам тоже нужно приспособиться к переменам в вашей жизни. Лучше нам подождать до следующего лета.

– Наверное, так, – сказал она. – Мне только жаль, что это будет завтра. Хотелось бы, чтобы у нас было еще немного времени.

– У нас оно есть. Я еще не вижу, чтобы коляска приближалась к нам. А вы?

Она посмотрела в сторону дома.

– Нет вроде бы.

– Ну, тогда, – он тяжело опустился на подстилку и протянул к ней руки, – идите и поцелуйте меня еще раз. А я скажу вам, что я вас люблю, маленькая фурия. Хорошо?

– Да, пожалуйста, – ответила она, прилегая к нему на грудь и целуя его в покрытую шрамами щеку. – И я скажу вам то же самое, Аллан. Начинайте первым.

– Ладно. Но поцелуй – прежде всего. Если будет необходимо, я скажу, что люблю вас, по дороге домой, в коляске. Но целовать вас там я не смогу. Иначе грум будет шокирован.

Он положил ладонь на ее затылок и притянул темную головку к себе.

* * *

Эллен опустилась на колени на траву рядом с домом, держа за руки маленькую Кэролайн, а та подпрыгивала на нетвердых ножках. Рядом стояла графиня Эмберли и смотрела, как ее муж катит мяч к орущему что-то Кристоферу.

– Надеюсь, что у меня будет такая же маленькая девочка, – сказала Эллен малышке. – Но впрочем, я буду не меньше рада и сыну.

– Вам кажется, что это имеет значение, – заметила графиня, – пока ребенок еще не родился и вы не услышали его первый крик. Конечно, мне хотелось, чтобы Кристофер был мальчиком и чтобы у Эдмунда появился наследник. Но мне хотелось, чтобы Кэролайн тоже была мальчиком – товарищем своему брату. И все же стоило мне один раз взглянуть на нее, когда врач сказал, что у меня дочка, и я подумала: какая же я дурочка, что хотела мальчика! А следующий уже может быть кем ему заблагорассудится. Я только надеюсь, что он решит появиться в будущем году.

– А вдруг это будут близнецы, – сказала Эллен, – и у вас будут и мальчик, и девочка? Ведь в вашей семье уже есть близнецы.

– Тогда вероятно, что у вас тоже могут быть близнецы, – засмеялась графиня, но тут же сморщилась, прикусила губу и покачала головой.

– Не нужно смущаться. – Эллен встала, держа ребенка на руках. – Мне тоже пришла в голову эта мысль.

– Я думаю, что я не всегда такая бестактная, – сказала леди Эмберли. – Теперь мне будут сниться дурные сны.

– Я вовсе не стыжусь того, что жду дитя от Доминика – или детей. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите мне еще о вашем брате.

– О Джеймсе? – Графиня улыбнулась. – Пока я не встретила Эдмунда, он был самым важным для меня человеком. Детство и отрочество у меня были довольно одинокими и не очень счастливыми. Я не сетую, впрочем. Годы счастья, что я познала здесь, оплатили в тысячекратном размере каждое мгновение одиночества. Джеймс был моим идолом. В моих глазах он не мог сделать совершенно ничего дурного. – Она засмеялась. – Он и сейчас не может, если уж на то пошло. Вы уверены, что вам хочется, чтобы я продолжала разговор в этом духе? Через час вам это страшно надоест.

– Не думаю. – Эллен снова опустилась в траву на колени и поставила извивающуюся малышку. Графиня села рядом.

Там и нашел их лорд Иден спустя полчаса. Он присел на корточки и улыбнулся дамам.

– Добрый день, маленькая красавица, – обратился он к племяннице. – Вряд ли сегодня у нас найдется улыбка для дяди Домми, а?

Темные серьезные глаза рассматривали его не мигая.

– Так я и думал, – сказал он, ласково тронув ее мягкие темные локоны. – Когда мы вырастем, мы будем тысячами разить мужчин наповал. Такие глаза нужно запретить! Ух!

Последнее восклицание было вызвано тем, что его племянник прыгнул ему на спину.

– Неужели это мой старый приятель? – спросил он. – Вы чуть не опрокинули меня навзничь.

– Старый приятель, – повторил мальчуган, нагнувшись над плечом дядюшки.