Мэри Бэлоу - Сети любви

– Что происходит? – спросил, нахмурившись, Эдмунд. – Вы едете в Эмберли, Доминик?

– Вам вовсе не нужно напускать на себя радостный вид, – отвечал лорд Иден с усмешкой.

– Я и не напускаю. Мы пригласили гостей. Полагаю вам известно, что один из них вряд ли будет рад вашему присутствию.

– Вы имеете в виду Эллен?

– Ну что ж, вы сами назвали имя, – согласился граф. – Я точно не знаю, что произошло в Брюсселе и что между вами происходило потом. И не стану допытываться. Но когда вы посетили меня несколько дней назад, она явно не проявила восторга.

– Теперь она знает, что я там буду, и не изменила своего намерения ехать.

На лице лорда Эмберли отразилось сомнение.

– Ну… что я могу сказать? Эмберли – ваш дом, Доминик. Мне бы и в голову не пришло закрыть его двери перед вами. Но я не могу позволить доставить неприятность миссис Симпсон. Вам это понятно?

– Я чувствую себя точно нашкодивший мальчишка, которому устроили выволочку. Я не доставлю ей никаких неприятностей, Эдмунд. Но я должен быть там. Вы понимаете?

– Нет, честно говоря, не понимаю. Но вы взрослый человек, Доминик. Я не имею права говорить вам, как вы должны себя вести, только напомню, что моя гостья находится под моей защитой.

– Разумеется, Эдмунд. – Задержавшись в дверях, он бросил, не поворачивая головы:

– Вы все равно узнаете это от Мэдлин или от Анны. Но я опережу их и сообщу вам сам: она ждет ребенка.

И он вышел.

Оказавшись дома, граф Эмберли испытывал невыразимое блаженство. Он чувствовал, что его дорогая супруга тоже несказанно рада. Вообще ему казалось невероятным, что когда-то он жил без Алекс. Соединила их судьба немногим дольше трех лет.

Гости приехали в Эмберли почти сразу же по их возвращении, и тогда же домой вернулись Кэррингтоны, привезя с собой друга Уолтера лорда Эджертона. Сьюзен с миссис Кортни присоединились к ним.

Начались визиты. Сначала это был добряк мистер Кортни сиявший от радости, что его драгоценные жена и дочь снова дома, затем пастор, сообщивший все местные новости в частности что мисс Петиция Стэнхоуп поправляется от сильной простуды, а его любезная спутница жизни пребывает в ожидании счастливого события. Такие же счастливые события вот уже много лет имели место каждый год.

Нужно было, в свою очередь, нанести визиты – Мортонам и Картрайтам, миссис Стэнхоуп и супруге пастора, миссис Уотсон. И самому близкому другу, сэру Перри Лэмпману с семейством. И разумеется, тем, кто работает в поместье.

При этом еще занимать гостей. Все утро граф Эмберли провел, показывая Эмберли-Корт миссис Симпсон и ее падчерице. Во второй половине дня он больше часа показывал лейтенанту Пенворту музыкальную гостиную и картинную галерею, пока гость не выбился из сил и не сел у окна, устремив взгляд на живописную долину, ведущую к морю и утесам – сам по себе великолепный пейзаж. Мэдлин осталась с ним.

Когда все гости собрались, граф и графиня устроили парадный обед. На обеде, как предполагалось, должны присутствовать двадцать человек.

– Двадцать! – воскликнула графиня, несколько удивленная. – Разве это возможно, Эдмунд? Когда мы начали составлять список, казалось, что их всего лишь малая горсточка. Но вот я записала все имена, и оказалось именно двадцать.

– Это потому, что мы хорошо знакомы со всеми, Алекс, – пояснил граф, – и нам кажется, что их легко развлечь. А вот двадцать незнакомых человек – это была бы ужасающая перспектива.

Эллен, в общем, чувствовала себя неплохо. Конечно, не очень-то удобно жить в одном доме с лордом Иде-ном. Она все время ожидала от него каких-то действий и подвохов, о чем он говорил во время объяснения в доме ее свекра. Но он пока держался от нее в стороне. Большую часть времени его не было дома – он навещал своих друзей. Часами болтал со своей сестрой и лейтенантом. Сопровождал Дженнифер к Кэррингтонам.

И если бы она могла не думать о том, что должно произойти, она была бы вполне довольна жизнью. Сам дом и его окрестности были просто великолепны, хотя Эллен еще не видела моря, не побывала на утесах и в долине; ей сказали, что все это ей предстоит на днях.

Граф и графиня были сама доброта; они обращались с ней скорее как с давним, дорогим сердцу другом, нежели чем с гостьей. Графиня отвела ее в детскую повидаться с детьми и вновь была удивлена, что малышка запросилась к Эллен на руки, хотя при этом ни разу не улыбнулась. Все же это был не отец, которому она расточала свои улыбки.

Вдовствующая графиня была тоже очень добра к ней, как и леди Мэдлин, хотя основной ее заботой оставался жених.

И все они знали, что она в положении, и подозревали, что ребенок не от мужа. Но при этом в их поведении Эллен не чувствовала ни осуждения, ни пренебрежения.

За обедом, сидя между мистером Кэррингтоном и сэром Перегрином Лэмпманом, она наслаждалась их остроумием. Эллен уже не помнила, когда в последний раз столько смеялась.

А после обеда, когда кое-кто из молодежи поднялся наверх в музыкальную гостиную, а Сьюзен Дженнингс устроила своеобразный малый прием, рассказывая мистеру Уотсону, лорду Эджертону и сэру Перегрину об ужасах, пережитых ею в Испании, Эллен села рядом с леди Эмберли и леди Лэмпман, беседовавшими о своих детях.

– Мы ведем себя просто отвратительно, – сказала графиня через несколько минут. – Боюсь, миссис Симпсон, что мы, матери маленьких детей, становимся ужасно скучны для окружающих. У Грейс дочурка немного старше Кристофера и сын чуть постарше Кэролайн. И я должна убедиться, что у моих малышей режутся зубки и они улыбаются, ползают, спят по ночам и все такое прочее так же, как и ее малыши в том же возрасте. Мне было бы не по себе, если бы оказалось, что у моих все это произошло позднее.

Все это она говорила, блестя веселыми глазами. И тут же все трое весело рассмеялись. А за обедом Эллен заметила, как супруги Эмберли обменялись взглядами. Ничего особенного, она даже не улыбнулась ему, хотя в серых глазах Алекс вдруг промелькнули какие-то глубины. И он в ответ просветлел лицом. То был глубоко интимный и очень короткий обмен взглядами, и сердце у Эллен перевернулось от тоски и воспоминаний.

– Вы должны, миссис Симпсон, рассказать мне кое-что о себе, – говорила в это время леди Лэмпман. – Насколько мне известно, вы потеряли мужа под Ватерлоо. Я вам так сочувствую! Вам трудно говорить о нем?

– Нет, – улыбнулась Эллен. – Несколько месяцев я думала о нем постоянно и против собственной воли – и это причиняло мне ужасную боль. Но теперь я начинаю вспоминать о нем с удовольствием. Он был, по-моему, самым добрым человеком из всех, кого я знала. – И она принялась рассказывать о привычке Чарли покупать ей подарки без всякого повода – просто его вдруг охватывало желание сделать что-то приятное.

И тут час пробил. Как раз когда она полностью расслабилась, сидя в обществе двух дам, которые, как ей казалось, могут стать ее настоящими друзьями.

– Не хотите ли пройтись по французскому парку, Эллен? – Перед ними стоял лорд Иден. – Сьюзен, Эджертон, Анна и Ховард решили, что нужно подышать свежим воздухом.

Эллен посмотрела на него и кивнула. Первым ее желанием было придумать какой-то предлог и отказаться, но она сдержала себя. Нужно когда-то встретиться с этим лицом к лицу. И ни к чему откладывать. Она должна найти слова и сказать ему то, что он хочет узнать и на что имеет право.

– Возьмите плащ, – сказал он. – Ветра нет и вечер прекрасный, но осень есть осень.

– Я схожу за ним, – ровным голосом сказала она, поднимаясь и извинившись перед дамами.

Дженнифер спустилась в музыкальную гостиную с Анной, Мэдлин, миссис Кэррингтон и вдовствующей графиней. Она заслушалась игрой своих подруг на фортепьяно и осталась стоять у инструмента.

Музицирование никогда не увлекало ее. В школе преподавательница музыки отчаялась разбудить в ней дремлющий интерес к музыке. Не поверила она и ее словам, что когда-нибудь Дженнифер пожалеет, поскольку другие молодые леди будут вызывать восхищение у красивых юношей своей игрой.

Дженнифер казалось, что это довольно нелепое запугивание. Неужели игра на фортепьяно – единственный путь к сердцу мужчины? И неужели красивые мужчины непременно ценят хорошую музыку?

Она села на скамью и тихонько заиграла для себя на свободном инструменте, читая с листа альбома, стоявшего на пюпитре. Для игры ради собственного удовольствия она была вполне подготовлена. Но играть для публики у нее не было никакого желания.

– А вы будете еще играть? – спросил чей-то голос у нее за спиной, когда она закончила; вскочив, она в смущении обернулась и увидела, что на нее смотрит лейтенант Пенворт; он стоял рядом, опираясь на костыли.

– Ах, – сказала она, – я не знала, что меня слушают. Боюсь, что я играю неважно.

– Отнюдь нет, – возразил он, – хотя, признаюсь, я заметил, что вам чего-то не хватает – экспрессии, возможно, глубины.

Дженнифер почему-то обиделась.

– Это довольно трудная пьеса, – сказала она. – Может быть, в этой куче найдется что-нибудь полегче. – Но, протянув руку к нотной стопке, она обернулась и снова посмотрела на него. – На вас совсем маленькая повязка. Я заметила это, едва мы приехали, но у меня еще не было возможности сказать вам это.

Он оперся костылем о фортепьяно и уселся на конце скамьи подле девушки.

– Все заметили, – сказал он. – Да и как можно было не заметить? Лицо мое представляет собой отталкивающее зрелище. Я уже жалею, что приехал.

– Отталкивающее? – удивленно спросила она. – В этой повязке вы выглядите гораздо лучше.

Он засмеялся – коротко и горько.

– Разрешите взглянуть. – Она наклонилась, чтобы видеть правую сторону его лица, которую он старательно прятал, от нее. – Действительно, большой шрам. С синеватым оттенком. Он совсем свежий – это потому, что вы очень долго держали его покрытым. А со временем он станет бледнее.