Шобха Де - Сестры-соперницы

Микки ненавидела белый цвет. Она его терпеть не могла! Но в то утро все вокруг было белым. Взглянув на свои руки, лежащие на коленях, девушка сдержала улыбку: забыла стереть лак. Будто десять капелек запекшейся крови на белоснежном одеянии. Микки пошевелила пальцами ног, рассеянно покрутила колечко на одном из них. Серебро. Старинная работа. Вспомнился день, когда она купила первый набор таких колечек. Тогда ей было пятнадцать.

Микки подняла голову и поискала взглядом Гангу. Та все рыдала, уткнувшись лицом в расшитый край сари. Она всегда рисовала себе на лбу большое бинди, и сейчас оно совсем размазалось. Утирая заплаканные глаза, Гангу жалобно позвякивала стеклянными браслетами на запястьях. Собравшиеся скользили по ней равнодушными взглядами. Микки оглядела толпу в поисках Дхонду. Он скорее всего суетился внизу, на кухне — ведь всем надо подать чай или кофе. Особый чай и особый кофе: много молока и чуть-чуть кардамона. В этом гостеприимном доме всегда великолепно готовили чай и кофе. Гости часто просили налить им еще чашечку, добавляя: «Как можно побывать в доме Сетха Хиралаля и не попробовать знаменитый чай масала, который так чудесно готовит Мальтибен!»

Микки невольно вздохнула. Она так устала. Ей бы тоже выпить кофе — только не такого, что варит Дхонду, а настоящего, американского: черного, без сахара. Это помогло бы сосредоточиться на происходящем.

Но мысли снова вернулись к колечкам, украшавшим пальцы ног. В свое время Микки крепко досталось за них от мамы.

— Где это видано, чтобы девочка из нашей семьи носила на ногах серебряные колечки! Серебро — это для слуг. Снимай сейчас же!

Но Микки и ухом не повела. Она отправилась к Гангу хвастаться — вот уж кто оценит ее украшения. Каково же было ее удивление, когда та сказала:

— О Боже! А мама это видела? Ну-ка, давай снимай быстрее! Сетхани страшно рассердится, когда их увидит. Девочки из хороших семей такое не носят. Это же серебро! А людям знатного рода надо носить украшения из золота.

Микки, скорчив недовольную рожицу, приказала Гангу заткнуться и принести стакан свежевыжатого апельсинового сока. Сама она была просто без ума от новых украшений. С ними ее ноги казались такими изящными. Микки знала, что лодыжки у нее красивые и подъем высокий. Совсем как у мамы. Ей часто говорили, что она очень похожа на мать.

Косые солнечные лучи проникали сквозь жалюзи на окнах просторной веранды. Микки скинула сандалии и прошлась босиком, постукивая по полу колечками. До чего приятный звук!

Она представляла себе, как они будут позвякивать в такт танцу. Все быстрее и быстрее. Вот она ураганом проносится по бесконечному коридору. Дом вращается у нее перед глазами. Звучат голоса, которые поют что-то неуловимо знакомое. Ноздри наполняет пьянящий аромат — скорее всего он доносится из комнаты для молитв, где горят палочки благовоний. Слышится мелодичный перезвон кимвалов, а ноздри наполняет тяжелый приторный запах лотоса и увядших розовых лепестков…

Микки очнулась, почувствовав, как чья-то рука приобняла ее за плечи.

— Все будет хорошо… Мы тебя не оставим, мы будем рядом. Ты поплачь, поплачь немного… Станет легче.

Микки взглянула в маленькие злые глазки тети Анджанабен и отстранилась.

Гангу встала рядом с ней. Поймав на себе взгляд Микки, она тут же опять разрыдалась. Эти причитания уже начинали раздражать девушку.

— Гангубаи, прекрати сейчас же, — сказала она. — Что случилось, то случилось. Ничего уже не изменишь.

Гангу снова утерла слезы расшитым краем сари.

— Детка! Какой тяжелый удар! Ты осиротела… Что может быть страшнее для ребенка? Послушай меня. Я всего лишь неграмотная женщина, но я нянчила тебя с того самого момента, как ты появилась на свет. Твоя мама была слишком слаба, чтобы кормить тебя грудью. Ты мне как родная дочь. Горе-то какое…

И Гангу опять разрыдалась, опустившись на пол. Микки осторожно подняла ее.

— Принеси мне, пожалуйста, кофе, — попросила она, подталкивая старушку к выходу из комнаты.

На первой странице газеты «The Times of India» поместили большую фотографию ее отца — ту, которая обычно сопровождала пресс-релизы о его компаниях. Заголовок гласил: «Промышленный магнат и его жена погибли в авиакатастрофе». В статье не было ничего лишнего: краткая биография покойного, соболезнования от президентов различных бизнес-клубов и ассоциаций и тексты телеграмм от премьер-министра и губернатора штата. «Невосполнимая потеря», «жестокий удар судьбы», «нам его никто не заменит». А вот некролог на последней странице был более подробный, там напечатали и ее, Микки, фотографию. «Могли бы выбрать и получше», — подумала она, скривившись. «Из всей семьи магната выжила только его единственная дочь Маллика, которая в настоящее время учится в США». Но самый большой материал о ее отце был опубликован в рубрике «Бизнес». Там излагалась история успеха Сетха Хиралаля: головокружительный взлет от простого старьевщика до крупного промышленника, магната из магнатов, владельца разветвленной сети предприятий.

«Да, мой отец был большим человеком, влиятельной фигурой, — подумала Микки, — но и порядочной сволочью».

***

А тем временем всего в нескольких километрах от дома Микки в тихом пригороде Бомбея ту же газету внимательно читала другая девушка.

— Видишь, видишь? — пихнула мать локтем Алиша. — Нет, ну ты только посмотри на это! О нас не написали ни полсловечка.

Лилабен, которая лежала на большой двуспальной кровати, недовольно пошевелилась и оттолкнула руку дочери.

— Глупенькая, неужели ты надеялась, что про нас станут писать в газетах? Да кто мы такие для этой семьи? Никто! Ты это прекрасно знаешь. И всегда знала. Дай поспать! Мне и так плохо, а ты еще газеты в лицо суешь.

Алиша продолжила читать, злобно прищуриваясь каждый раз, когда натыкалась на упоминание о Микки.

— Нет, ну ты глянь. Ухохотаться можно: «Из всей семьи магната выжила только его единственная дочь». Мама, да проснись же ты! Ты просто обязана взглянуть на эту чушь. Надо же: «единственная дочь»! — рассмеялась она. — А как же я? Я им что, щенок? Котенок? Зверушка ручная?

Лилабен встала и уставилась на дочь мутными со сна глазами.

— Да замолчишь ты или нет? Мой Баччху погиб. Твой папа умер. Все кончено. Нам надо думать о том, как жить дальше. У меня голова пухнет от забот, а ты мелешь всякую ерунду. Лучше принеси мне чаю.

С этими словами она столкнула дочь с кровати и поплелась в ванную.

Алиша отправилась в небольшую опрятную кухоньку и растолкала спящую служанку.

— Савита! Давай, пошевеливайся! Госпожа хочет чаю. Живо! И не забудь подогреть мне молоко. Вот ленивая девчонка, совсем от рук отбилась! Только и знаешь, что спать тут целыми днями! Вставай немедленно!

Савита вскочила и бросилась ставить молоко на огонь.

Алиша выглянула на улицу из окна кухни. М-да, народу в их районе все прибывает. Когда она была маленькой, по соседству стояло всего домов пять, не больше. В те времена Виле Парле считался тихим пригородом. А сейчас здесь сплошные трущобы. Грязные трущобы.

Мысли Алиши снова и снова возвращались к отцу. Итак, он умер. И его гибель многое меняла. Сможет ли она теперь поехать в Америку? Где взять на это деньги? Отец обещал отправить ее за границу и все оплатить… Она вспомнила, как он заходил к ним на прошлой неделе. Она ему тогда нагрубила. Теперь Алиша горько жалела о своих словах, об обвинениях, сорвавшихся у нее с языка. Но кто же знал, что отец так скоро, так внезапно умрет?

Она вернулась к себе в комнату и начала расчесывать длинные волосы. Отец часто гладил ее по голове. Как же было здорово, когда он приезжал к ним сразу после работы и оставался на весь вечер! А иногда и на всю ночь, но такое случалось довольно редко.

Алиша бросила взгляд на фотографии, которые мать без всякой системы наклеила на картон и повесила у нее в комнате. За последние пару лет папа сильно располнел. Да и мама тоже. Она с улыбкой посмотрела на фото, где они втроем были засняты на празднике в городе Ути. Это было на Рождество, четыре года назад. Тут Алише всего пятнадцать, она очаровательный подросток, но, конечно же, ей нипочем не сравниться с драгоценной Малликой. У Алиши сводило скулы от одной только мысли о сводной сестре. Вечно эта Маллика стояла у нее на пути. Мама рассказывала, что когда обе девочки были маленькими, папа их часто путал, называя Алишу именем другой своей дочери. Но девушка не сомневалась, что у него хватало благоразумия всегда называть Маллику правильно, по крайней мере на людях. И конечно же, в присутствии ее заносчивой мамаши.

Девушка пошла в комнату к матери посмотреть, допила ли та чай. Лилабен стояла возле окна, отрешенно уставившись на улицу.

— Мама! Ты что, опять пила те таблетки перед сном? Ты только взгляни на себя, на что стали похожи твои глаза!

Не в силах больше смотреть на мать, Алиша отвернулась.

— Пожалуйста, дочка, не начинай. Мне так плохо, а без таблеток было бы совсем худо. Мама всегда говорила: «Лила, у тебя в жизни будет все, кроме семейного счастья. Это написано у тебя здесь», — она постучала себе по лбу. — Видно, такая уж у меня судьба. Это даже в моем гороскопе написано.

Алиша поняла, что сейчас последует очередной длинный монолог из серии: «Ах, какая я несчастная!» — и попыталась перевести разговор в другое русло:

— Мам, а тебе не кажется, что нам надо показаться на похоронах?