А вскоре появились землемеры, которые производили на единственной широкой, поросшей травой улице деревни, образовывавшей ее самую старую часть, какие-то очень сложные замеры. Мисс Ладингтон запиралась со строительным подрядчиком и проводила с ним целые дни, углубившись в расчеты и проекты. На следующий год мисс Ладингтон отдала Хилтон на милость тех, кого почитала за вандалов, и никогда более не возвращалась туда.

Но существовал второй Хилтон, куда она направилась.

Доставшееся ей в виде наследства состояние она использовала для осуществления плана, о котором грезила с тех самых пор, как в деревне начались столь неприятные ей преобразования. Среди доставшихся ей владений был большой хутор, располагавшийся на Лонг-Айленде, всего в нескольких милях от города Бруклина. Вот там-то она и отстроила заново Хилтон своей юности. Эта копия деревни была свободна от всех позднейших изменений; каждая памятная ей деталь снова располагалась на положенном месте. А в центре этой молчаливой деревни она построила себе для жилья точную копию дома Ладингтонов. Дом располагался среди остальных построек деревни точно в том месте, где находился его оригинал в настоящем Хилтоне.

Мебель и отдельные предметы интерьера старого фамильного дома полностью использовались при обустройстве его копии на Лонг-Айленде. Когда строительство было закончено и мисс Ладингтон перебралась на новое место со всем своим хозяйством, то оказалась в таком уюте и спокойствии, о каком не могла и мечтать в последние десять лет.

Конечно, выстроенная ею деревня была безлюдна. Но для нее она была не более пустынна, чем старый Хилтон, в котором она жила последние годы. Это и неудивительно, поскольку все ее школьные друзья и подруги давно уже успели превратиться в добропорядочных отцов и матерей. Эти респектабельные господа и дамы более не были для нее соучениками из ее детства. И хотя она и не испытывала по отношению к ним каких-либо недружелюбных чувств, ей все-таки казалось более приятным не сталкиваться с ними. Таким образом она надеялась сохранить в памяти воспоминания о том, какими они были прежде, что соответствовало ее образу жизни.

И все-таки на первом месте при «воскрешении» этого островка прошлого была Ида Ладингтон, и вновь выстроенный Хилтон был в первую очередь чем-то вроде мавзолея ее юности.

В лучшей комнате своего нового жилища, которое располагалось в центре воскрешенной деревни, над старомодным камином висела теперь выполненная маслом картина. Автором ее был лучший портретист, какого только можно было отыскать в этой части страны. Это была увеличенная копия миниатюры на слоновой кости, которую она носила в медальоне и которая в прежние годы оказывала ей такую большую поддержку, являясь единственным ее утешением.

Портрет был написан так удачно, что казалось, будто изображенное на нем лицо живет некоей потаенной жизнью. Мисс Ладингтон была весьма признательна художнику за его работу и искренне считала, что портрет имеет гораздо большее сходство с оригиналом, чем даже сама миниатюра на слоновой кости.

На портрете была запечатлена семнадцати-восемнадцатилетняя девушка, уже блиставшая очарованием совершенной женской красоты. Одета она была в белое, с низким корсажем платье. На красивые плечи ниспадала копна золотистых волос, отличавшихся необычайным блеском и удивительной мягкостью. Лицо поражало чистотой, легким румянцем, без которого красавица могла бы показаться бледной. В глубоких небесно-голубых глазах плясали веселые искорки. На губах играла легкая улыбка.

До чего же солнечным, наполненным движением и весельем было существование этой красавицы! Каким живым казалось это лицо в сравнении с ее собственным — невыразительным и поблекшим! В течение последних долгих лет ее жизнь освещалась лишь этим прекрасным молодым лицом, смотрящим с мастерски написанного портрета. Но все же жизнь красавицы, во всем ее блеске и очаровании, уже прошла, исчезла навсегда…

Портреты покойных родителей мисс Ладингтон окружила бессмертниками, рамку же портрета молодой девушки покрыла черным крепом.

Ее печаль по поводу кончины отца и матери не лишала надежды на встречу в другом мире. Но та смерть-превращение, что уничтожила молодую девушку, не предвещала в дальнейшем никакого воскрешения.

Глава вторая

Постепенно одиночество, в котором проживала мисс Ладингтон, стало ей настолько дорого, что ей страшно было и подумать о возможности лишиться его. Однако по прошествии многих лет после ее переселения в свою деревню-призрак скончался дальний обедневший родственник. Умирая, он оставил на ее попечение своего осиротевшего сына. Известие об этом она встретила не без внутреннего протеста. Она готова была добровольно принять на себя все заботы, связанные с содержанием мальчика. Вот только насколько это было бы для нее приятнее, если бы было возможным не брать его к себе… Но так как другие варианты в этом случае исключались, то маленький ребенок вскоре появился в ее доме.

Маленькому Полу де Римеру было два года, когда мисс Ладингтон взяла его к себе. Это был живой мальчик с темными умными глазами. Когда он в первый раз оказался в гостиной, его взгляд сразу же приковал к себе портрет улыбающейся молодой девушки, что висел над камином. Радостно смеясь, он стал тянуть к портрету свои ручонки. Этим он раз и навсегда завоевал расположение мисс Ладингтон, сердце которой уже при первой встрече с прелестным малышом начало радостно биться.

Когда мальчик несколько подрос, его первые осознанные вопросы были о портрете красивой девушки. И не было для него большего удовольствия, чем выслушивать часами бесконечные истории, которые, держа его на коленях, рассказывала о себе самой мисс Ладингтон. Причем в своих повествованиях она неизменно говорила о себе исключительно в третьем лице. Она боялась, что, узнай ребенок, что между блестящей юной красавицей, которую он привык уже называть просто Идой, и поблекшей пожилой женщиной, бывшей для него просто тетушкой, имеется какая-то связь, это запутает и огорчит его. Да и правда — что было у этих двух женщин общего, кроме одинакового имени?

Во время ежедневных прогулок по деревне мисс Ладингтон имела обыкновение рассказывать маленькому мальчику бесконечные истории о различных событиях, которые происходили в том или ином месте поселения. Она была готова без устали рассказывать эти истории, а он радостно и жадно выслушивал их. Было удивительно, насколько благотворно сказывалась эта искренняя симпатия ребенка на состоянии одинокой женщины.

Когда Полу исполнилось восемь лет и в один прекрасный день он на некоторое время остался без присмотра в гостиной, после долгого рассматривания портрета мальчик подтащил к камину два стула и поставил их один на другой. После этого он вскарабкался на это сооружение, приблизил свои свежие полные губы к рисованным губам красавицы и от всего сердца поцеловал ее. Как раз в этот момент в комнате появилась мисс Ладингтон и увидела, что делает ее воспитанник. Она обхватила его обеими руками, прижала к себе и, рыдая, целовала его до тех пор, пока не почувствовала, что он испугался.

Годом или двумя позже, когда Пол объявил о своем намерении жениться на Иде, мисс Ладингтон пришлось сказать ему, будто Ида умерла. Это известие ввергло его в такую печаль, что в течение длительного времени его ничем не удавалось утешить.

Поскольку мальчик никогда не пересекал границ странной деревни и не знал иного общества, кроме общества мисс Ладингтон, произошло то, чего и следовало ожидать, — он в не меньшей степени, чем его воспитательница, подпал под влияние прекрасной девушки, бывшей добрым гением этого поселения.

Портрет Иды с течением времени отнюдь не терял своей чарующей власти над мальчиком. Скорее, наоборот, он все более подпадал под колдовское влияние этой красоты. Фиолетово-голубые глаза девушки вызывали в нем первые любовные мечтания, как лучи солнца вызывают поутру туман. Игра чувств и свойственная юности мечтательность постепенно пробуждали страсть. Иными словами — он влюбился.

Конечно, теперь ему было известно, кем она была. Ему объяснили это уже давно, когда он достаточно повзрослел, чтобы понять сказанное. И хотя теперь он отдавал себе отчет в том, что ее не существует ни на земле, ни на небе, ни где бы то ни было еще во вселенной, это знание никак не влияло на то обожание, которое он испытывал к этой красавице.

Но в конечном итоге при его характере все должно было разрешиться просто.

— В том случае, если бы я не видел ее портрета, — сказал он однажды мисс Ладингтон, — я бы и не знал, что та, кого я так люблю, уже мертва. И тогда я принялся бы искать ее повсюду и был бы очень удивлен, не найдя.

Мисс Ладингтон было уже за шестьдесят, а Полу исполнилось двадцать два года, когда он завершил свое академическое образование. Она, конечно же, считала, что когда Пол выйдет в свет и начнет общаться с молодыми людьми и дамами, то ему придется расстаться со своими романтическими мечтами об Иде. Но, как ни странно, происходило обратное. Когда он ежегодно возвращался домой на каникулы, мисс Ладингтон была вынуждена признать, что его фантастическая страсть скорее крепла, чем отходила на задний план.

Но сильнее всего мисс Ладингтон удивило то, как Пол начал говорить об Иде во время последних каникул, которые предшествовали защите диссертации. И это было настолько необычно, что после его возвращения в университет, когда мисс Ладингтон попыталась восстановить в памяти все эти разговоры, у нее сложилось впечатление, что она скорее всего ложно истолковывала то, что он говорил дома. А он уверенно говорил, что Ида, вместо того чтобы являться самой мертвой среди всех обитателей царства мертвых, представляет собою мертвое «я» ныне здравствующей личности, а потому вообще может быть и не мертва… Получалось так, что Ида могла существовать в виде этакого духовного образа, какой принимают после смерти души смертных, чьи тела покоятся в могилах.