Оксана Головина - Сероглазый ангел

— Что я сказал?! — едва Ральф остался среди своего окружения, он не выдержал, обращаясь к старшему из воинов.

— Вы кинули вызов этому нормандцу, милорд. Теперь он должен будет остаться, или признать, что трус.

— А-а-а-а-а!!!! — Ральф в бешенстве принялся крушить все в доме, швыряя в солдат куски трости. Вслед за ними в разбегавшихся людей полетели стулья, подсвечники, он вопил, срывая занавески и ломая все, попадавшееся под руку.

— Хочешь сказать, что я убедил этого мерзавца остаться?!! — Ральф схватил за грудки воина, тряся его со всех сил, затем его взгляд, налившийся яростью и презрением, переместился на жену, сжавшуюся у камина.

— Все женщины в твоём роду гнилы до основания! Твоя дочь сбежала с этими ублюдками, но я велю приволочь её за волосы, если она посмеет считать, что сможет укрыться в стенах Тендервиля!!

Она туго заплела косу, перетягивая тонкой голубой лентой. Проверив надёжность узла, Даниэль одёрнула просторную рубаху, и расправила на бёдрах, широкий тяжёлый пояс. Она сунула небольшой кинжал в узкие, специально предназначенные для него ножны. Два других, поменьше, были отправлены в крепления, на высоких сапожках. Штаны, заправленные в них, не мешали быстрой ходьбе, и позволяли свободно двигаться. То, что нужно! Она бережно хранила свой «запретный» наряд, надёжно пряча в небольшой сундук, всегда задвинутый под её кровать. Прибегать к нему дозволялось лишь тогда, когда леди угрожала опасность, и она всегда дожидалась, пока всевидящий Гай отвлекался, чтобы проскользнуть за крепостную стену. Сколько времени понадобилось бедному телохранителю, чтобы убедить себя — в лесу его госпоже порой безопаснее, чем в замке. Молодой человек смирился, на собственном опыте удостоверившись, что неуловимые «лесные гномы» сохранят его сокровище, любой ценой.

Через выход на задний двор, она побежала к прекрасному саду, шумевшему на свежем ветру. Погода сегодня баловала прохладой. Даниэль накинула капюшон тонкой, короткой накидки, скрывая лицо и, пробралась сквозь густые ветви яблонь. Таис уже ожидала её, охраняя две увесистые сумки.

— Прости, я немного задержалась, — девушка опустилась на колени, и открыла лаз, расположенный у самого основания каменной стены. Мягкая земля испачкала её колени, Даниэль пропустила вперёд кухарку, рассчитывая помочь женщине, и подтолкнуть, если потребуется.

— Ох, надо бы похудеть, а то, того и гляди, застряну… — кряхтя, Таис продвигалась к выходу из узкого лаза.

Даниэль выбралась следом, проворно вставляя поржавевшую решётку на место. Об этом лазе она знала ещё с детства, с тех пор, как обнаружила его случайно, в очередной раз, облазив все окрестности. Возможно, это отверстие в стене и не служило тайным ходом, поскольку пробраться через него, возможным было лишь ребёнку, или женщине, но Даниэль неизменно пользовалась им для своих вылазок. Она обтёрла испачканные руки о штаны, брезгливо снимая паутину с края капюшона. Они пробрались через колючие заросли шиповника к лесу.

— Надо вернуться раньше хозяина, моя хорошая! Иначе нам несдобровать! Ты представляешь, что он заявил, когда покидал дом?.. — женщина поправила широкую лямку тяжёлой сумки, перекидывая её через плечо. Кожаная полоса удобно легла меж её полных грудей, теперь не мешая движению.

— Что же он сказал? — Даниэль пробираясь знакомой тропой, все время поглядывала через плечо, проверяя удобно ли идти кухарке. В её возрасте было не до больших походов, но женщина упрямо и неутомимо путешествовала с ней.

— Велел утешать тебя, и кормить сладостями! Святой Боже, с чего наш хозяин решил, что ты девочка моя, слезами зайдёшься? Разве что, по поводу его отъезда, но так ведь не навсегда уехал! Десять лет прождала, так что уж, два денька подождать-то?

Даниэль немедленно залилась ярким румянцем, радуясь тому, что капюшон надёжно скрывал её лицо от посторонних взглядов.

— Что притихла? Тяжело нести? — Таис заботясь о своей госпоже, и сама остановилась, передыхая, и девушке показалось, что ещё немного и тяжёлая сумка перевесит кухарку и та перевернётся на спину, словно большой, ворчащий жук.

— Мой муж, несомненно, самый заботливый, из всех известных мне мужчин, Таис, — Даниэль прислушалась к лесу. Сегодня он был не таким, как обычно. Она не могла объяснить, в чем было отличие, но тревога вкралась, в её голову, не отпуская.

— И, несомненно, самый наивный… негоже так поступать с супругом, — сопела уставшая Таис, — бедняга боится из дома податься, считая, что ты не способна о себе позаботиться!

— Мы не одни, Таис, — девушка произнесла это медленно, тихо, отступая назад, рука её привычно сжала рукоять кинжала. Шум нарастал впереди, и оставалось только гадать, что двигалось на них из чащи леса.

День обещал быть свежим. Солнце светило по-прежнему ярко, высушивая росу в окрестных полях, но пряталось временами за высокими, серебристо-белыми облаками. Подъёмный мост был опущен и, группа охотников покинула замок, пересекая ворота. Люди были верхом, в окружении полных радостного ожидания собак. Старый Голлагэр сегодня, как и обещал, решил поохотиться. Беспокойный гость совсем одолел его, и он надеялся таким образом отвлечь горячего барона. Ещё вчера, ему доложили его охотники, что в одном из окрестных лесов они открыли кабана. Теперь все в сборе ждали только Хьюберта, чтобы пуститься в путь. В ожидании своего гостя, всадники коротали время весёлой болтовнёй и шутками. Их хохот разносился по пустынной округе.

Барон присоединился к мужчинам, всем своим видом показывая, что эта затея ему как собаке кость в горле. Он нервно поправил перевязь, перекинутую у него через плечо, удерживающую рог, искусно изготовленный из кости. У его чёрного седла был заткнут нож и кривой кинжал, предназначенный для снимания шкуры с убитого животного и потрошения.

Охота началась совершенно неожиданно для него, увлёкшегося своими мрачными мыслями. Они открыли след кабана, и пустили собак по следу, вскоре добравшись до убежища животного. Кабан понёсся вперёд, охотники и собаки за ним. Всадники грянули в свои рога так громко и пронзительно, что весь лес всполошился от звонких звуков. Зверь, слыша тревогу, бежал изо всей мочи.

Пара самых сильных, больших собак, нагнала кабана, который продолжал бежать, разрывая влажную землю копытами. Одна из борзых, наконец, настигла зверя, вцепившись в него зубами, но кабан со страшной силой ударил собаку своими клыками, да так сильно, что животное, взвизгнув, упало бездыханное с распоротым боком. Голлагэр пришёл в ярость, от потери своей любимицы, а на кабана уже неслись другие собаки, желая поймать его, но зверь не дожидался своей смерти, а бежал так быстро, как только были способны его ноги. Охотники, ускоряясь, скакали следом, намереваясь настигнуть его в лесу. Животное поняло, что ему несдобровать и вырвалось из лесу. Кабан побежал к ручью, впадавшему своим звонким потоком в реку, тёкшую уже по чужой земле. Хьюберт последовал за ним, насколько мог быстро, опережая своих товарищей. Его порядком разозлило то, что кабан выбежал из лесу. Барон летел до тех пор, пока зверь не достиг берега глубокого ручья. В отчаянии, загнанное животное метнулось в бурлящую воду, наивно полагая, что таким образом ушло от погони. Но собаки не останавливаясь на берегу, и не прекращая своей погони, продолжили загонять его, плывя за кабаном.

— Проклятье!! — Хьюберт не слушая окрика Дьюэйна, подъехавшего первым к берегу, бросился следом за животными в воду.

В то время как он плыл, стремясь достигнуть противоположного берега, кабан отбежал уже далеко. Хьюберт вскинул свой лук, и выпустил стрелу. Она зацепила бок животного, застряв в нем, но он все бежал вперёд, и мокрые, довольные погоней собаки летели за ним. Охотники, пересекая ручей следом за бароном, торопили своих коней, чтобы вовремя успеть на помощь собакам. Кабан, раненный, теряя силы, бежал рысью.

Одна из собак, с последних сил прыгнула вперёд и вцепилась кабану в ногу. Кабан заревел, ему пришлось остановиться. В бешенстве, он схватил собаку длинными, острыми клыками и подкинул её высоко вверх. От падения на землю, бедняга получила такой удар, что просто погибла. Хьюберт в гневе поклялся, что не прекратит охоты, пока не загонит зверя. Кабан теперь снова кинулся в лес, и всадники шпорили уже замученных погоней лошадей.

Барон снова поднял лук, когда услышал окрик Голлагэра:

— Мы давно не на своей земле, Хьюберт! Остановись! — старый барон попытался догнать нормандского гостя, но его никто не собирался слушать.

— Я не остановлюсь!! — медные волосы липли к его мокрому лицу, Хьюберт смахнул их нервным движением, глаза его горели недобро.

— На земле леди Даниэль строго запрещено охотиться уже два года! Остановись, Хью!

— Это животное ранено, барон! На своей земле, или на чужой, оно смертельно опасно для любого, кто встанет у него на пути, я остановлю его!.. — его речь стала неразборчивой, когда он скрылся в полосе леса.

Голлагэр, поднял руку, поворачивая людей вслед за Хьюбертом. Он уже сожалел, что затеял эту охоту. Портить отношения с соседями вовсе не хотелось, ведь он даже не успел нанести визит новому хозяину!

Хьюберт выкрикивая гневные проклятия, глядел на ещё одну растерзанную собаку. Обойдя окольной тропой кабана, он обогнал и заехал вперёд него на расстояние выстрела из лука. С раскрытой пастью зверь понёсся на него, а Хьюберт, опершись о высокое дерево, выставил вперёд рогатину. Кабан после продолжительного бега и нанесённых ран, был совершенно ослеплён от усталости, и ярости. Он бежал прямо на барона, и тот держал оружие так, что оно угодило кабану в плечо. Кабан с таким неистовством наскочил на рогатину, что вогнал её в своё тело, словно бритву. Рукоятка разломалась надвое, и железный наконечник застрял в теле поверженного зверя. Кабан был мёртв.