Анна Берсенева - Серьезные отношения

«Расстаться шутя? – подумал он с горечью. – Получается, можно».

Он попытался обидеться на нее, но это у него не получилось. Обида была слишком мелким, слишком детским чувством, чтобы возникнуть в связи с нею.

«Ничего не странное это чувство, – повторил он, как будто бы споря с нею. – Обыкновенная любовь. Ты разве не знаешь?»

Наверное, любовь она знала к своему мужу, который ушел теперь к другой женщине, может быть, к кому-нибудь еще – только не к нему. Конечно, это было так. Но он в это не верил.

– Так и знал, что этим кончится.

Колька глотнул пива и, поморщившись, отставил кружку. Вряд ли он морщился из-за слабенького пивного хмеля – конечно, из-за того, что сразу назвал Глебычевой мальчишеской дуростью.

Они сидели в пивном подвальчике на Нижней Масловке уже второй час, и все это время Колька объяснял Глебу, чем мужик отличается от красной девицы. Для того чтобы объяснить другу, что с ним произошло, самому Глебу понадобилось три минуты. Да и тех не понадобилось: объяснить это все равно было невозможно.

– Почему – кончится? – пожал плечами Глеб. – И что – это?

– Отношение твое к бабам дурацкое, вот что. Вроде ты их трахаешь направо-налево десять лет уже, а все равно они для тебя… Ну, как это называется, когда только в общих чертах что-нибудь представляешь?

– Абстракция, – улыбнулся Глеб.

– Типа того, – кивнул Колька. – Ничего ты про них не понимаешь! Вот и выдумал черт знает что. – И, не дождавшись от друга возражений, хмыкнул: – Сериалы вроде не смотришь, где ж ты такого понабрался? С первого взгляда только коты в кошек влюбляются. И крыша от любви у котов только едет. Ну ничего, переспишь с ней, все пройдет. Хорошо, она хоть замужем, а то с тебя и жениться сталось бы. С первого взгляда.

– Муж от нее ушел.

– А это, я так понял, еще неизвестно. Как ушел, так и обратно придет. Милые бранятся, только тешатся.

– Не знаю, что для нее лучше будет.

– Сдурел ты, Глебыч! – Колька так возмутился его бестолковостью, что поперхнулся пивом и закашлялся. – Твое какое дело, что для нее лучше? Родная она тебе, что ли? Без тебя разберется! – вытирая слезы, проговорил он.

– Да. Без меня.

Ирина сказала ему то же самое, что теперь говорил Колька. Конечно, не про кошек и котов, но по сути…

В тот вечер, когда Глеб смотрел на Иринино окно, светящееся в темном небе, он не сразу сообразил, что даже не спросил у нее номер телефона или «аськи». Вообще-то он был точен во всем, что касалось информации, иначе и невозможно было существовать в пронизанном информацией, основанном на ней мире, в котором он благополучно существовал. Но все, что произошло с ним в тот вечер, слишком из его мира выпадало. Поэтому ему так же не пришло в голову узнавать у Ирины какую-то информацию, как не пришло бы в голову спросить об этом ударившую его молнию.

Но считать первую встречу с нею последней – это было выше его сил. Он не ждал от этой первой встречи того естественного и понятного продолжения, которое вполне могла бы иметь встреча с понравившейся женщиной. Он сам не знал, чего ждет. Чтобы то пронзительное ощущение полного, ненарушимого соединения с женщиной, сквозь которую светился мир, не кончалось никогда – так, наверное.

«Она говорила, что целую неделю из дому не выходила, – вспомнил Глеб. – Может, еще неделю не выйдет».

Но другой возможности увидеть Ирину, как только ждать ее рядом с домом, он не видел. Это было глупо, это было таким мальчишеством, над которым, узнай Ирина об этом, она должна была бы посмеяться. Но лучше было увидеть ее смеющейся над ним, чем не увидеть вовсе.

К счастью, напротив ее дома, в небольшом сквере, обнаружилось кафе, иначе Глеб просто замерз бы, сидя на скамейке. Иринино окно было высоко, но он был дальнозоркий и, как только снял очки, окно словно приблизилось к нему. Даже в утреннем сумраке он различил, как раздвинулась занавеска, открылась форточка. Наверное, Ирина проснулась и проветривала комнату.

Вчерашний вечерний мороз сменился прозрачным утренним туманом. Глеб посидел в кафе еще полчаса и вышел на улицу. Выходить было незачем, но ему не сиделось на месте – так же, как всю эту ночь не спалось.

Ирина вышла из дому через пятнадцать минут после того, как открылась форточка. Глеб смотрел, как она идет от подъезда к чугунной калитке, набрасывает на голову широкий капюшон красного пальто. Туман незаметно перешел в изморось, она висела в воздухе, и Ирина шла в светящемся серебряном облаке.

Глеб подошел к ней, когда она перебежала небольшую дорогу, у обочины которой стоял киоск. Она не удивилась, увидев его; то, что мгновенно сверкнуло в ее глазах, не было удивлением.

– Я даже телефон ваш не спросила, – сказала Ирина. – Чтобы вам сказать… Не надо всего этого, Глеб. Вы что-то такое про меня выдумали, а это неправда. Я самая обыкновенная.

– А вы? – спросил он.

Он опять спросил невпопад и непонятно, но она поняла.

Ирина улыбнулась.

– И я, конечно, тоже выдумала. Но утро вечера мудренее, вы же сами знаете.

– Не знаю. Ваш муж вернулся?

Это было единственное, что его беспокоило. Все остальное было не из области внешнего, а потому зависело только от них – от него и от нее.

– Нет. Но не надо об этом спрашивать.

– Извините. Я просто хотел вас видеть. Честное слово, больше ничего. И я ведь тоже ваш телефон не спросил, потому и пришел. Проводить вас?

– Да я просто за сигаретами вышла. Вот сюда, в киоск. Мне больше никуда не надо.

Верхние пуговицы ее пальто были не застегнуты. Напрасно она пыталась его уверить, что она обыкновенная – у нее даже пуговицы были необыкновенные, не круглые, а длинные, деревянные палочки в широких накидных петлях. Впервые Глеб обращал внимание на такую мелочь, как странно! Хотя что странного? Ничто, связанное с нею, не казалось ему мелочью.

– Вы не сердитесь, что я про мужа спросил, – сказал он. – Просто я хотел вам сказать… Может, вы его не ждите больше, а? Выходите за меня замуж.

– Господи! – воскликнула Ирина. – Да что же вы такое говорите! Я уже вышла из того возраста, когда нравятся такие красивости. – И неожиданно добавила, глядя ему в глаза своими неспокойными, поблескивающими из-под капюшона, из серебряного тумана глазами: – А вы, мне кажется, никогда в него и не входили.

– Не входил, – кивнул он. – Возраст тут вообще ни при чем. Выходите за меня замуж.

– Я уже замужем… была, – спокойно, как маленькому, объяснила она. – И больше не собираюсь. Знаете, Глеб… Может быть, вам это будет неприятно, но и в те времена, когда я влюбилась в своего мужа, это произошло не с первого взгляда. Видимо, я просто неспособна на такие страсти.

Что на это можно было сказать? Глеб и не стал ничего говорить – он притянул Ирину к себе и поцеловал. Она закрыла глаза и не ответила на его поцелуй. Но и не отстранилась. Она словно прислушивалась к нему. Губы у нее были холодные, как и вчера, и все его тело, тоже как и вчера, пронизывал счастливый холод, когда он целовал ее.

– Я должна разобраться, – тихо сказала Ирина. – Не в вас, не в вас! – торопливо добавила она, подумав, наверное, что он может обидеться на эти слова. Глаза ее снова блеснули из-под низко надвинутого капюшона. – Что со мной происходит, вот в чем. Я живу в каком-то подвешенном состоянии. Раньше даже не понимала, что это такое, а теперь… Иду и земли под собою не чувствую. Мне не хотелось бы вас в это втягивать. Я с собой должна разобраться, и… – Она замолчала.

Глеб понимал, что разобраться с собой означает для нее поговорить с мужем.

– Я буду ждать, – сказал он. – Что мне остается делать?

– Мало ли, – улыбнулась Ирина. – Вчера в это время вы меня вообще не знали и делали же что-то.

Вчера в это время он делал даже не что-то, а как раз придумал одну хитрую штучку для новой программы, тоже им придуманной. «Штучка» позволяла ставить эту сложную и совершенную программу на самые примитивные компьютеры. Защиту для нее Глеб сделал еще раньше, и в совокупности все это означало, что программа будет продаваться влет, потому что конторы с компьютерами имелись уже во всех провинциальных городках, но, сколько ни называй эти конторы офисами, а простенькие агрегаты – оргтехникой, к современному программному обеспечению они были приспособлены слабо. Он придумал, как сочетать несочетаемое, и мог гордиться собой.

Глеб вспомнил, какой восторг ощутил вчера утром, когда, потирая уставшие за ночь глаза, увидел на мониторе то, чего так долго добивался от своего ума, интуиции, вдохновения… Неужели это было с ним, неужели он мог, не зная ее, думать, будто знает о жизни что-то самое главное?

– Я буду ждать, – повторил он.

– Я пойму, что происходит, и мы с вами поговорим, – сказала Ирина. – Не о замужестве, конечно, – улыбнулась она, – но просто… Оставьте мне номер «аськи», я с вами свяжусь. Вы ведь, наверное, постоянно в Сети?

– Нет.

– Странно, – удивилась она. – Я думала, все программисты – сетевые жители.

– Я не хочу говорить с вами по «аське», – уточнил он свой ответ.

Он не то что не хотел – не мог говорить с нею, не видя ее сливающихся с воздухом глаз, не зная, что в любое мгновение может почувствовать в своей руке ее холодную руку и этот холодок счастья.

– А я не хочу втягивать вас в свою жизнь, – твердо сказала Ирина. – Она не то, в чем вам стоит вариться.

– Вы мне лучше позвоните. – Глеб достал из кармана куртки и опустил в широкий клетчатый карман ее пальто свою визитку. – Когда сможете.

Он знал, что если она не позвонит, то он снова будет ждать ее под окнами ее дома.

Ирина не ответила. Вместо ответа она вдруг положила руки ему на плечи и, вглядевшись в его глаза, прижалась щекой к его щеке. Потом торопливо отстранилась, отшатнулась, отвернулась, перебежала дорогу и, все ускоряя шаг, пошла по асфальтовой дорожке к своему подъезду. Как вчера вечером. Пошла разбираться в своей жизни – без него.